олее развита способность выходить за рамки собственных интересов и концепций и воспринимать точки зрения других людей. Города – это распределенные в пространстве скопления мест с общественными институтами, с их обстановками действия и паттернами человеческих взаимодействий.
Как каждый из нас распознает некоторое место как обстановку для тех или иных действий, а не каких-то других? Как строительная среда помещает людей в определенный социальный контекст? Чтобы ответить на эти вопросы, имеет смысл начать с одного рукотворного места – дома, – где каждый из нас без труда находит связь между четырьмя вещами: личным опытом, социальным группированием, материальным сооружением и набором стереотипных действий. Если мы воспринимаем строительную среду изнутри наших воплощенных «я», а наши воплощенные «я» находятся в физических условиях и экосистемах, тогда люди – по определению – находятся также в социальном мире. В этом человеческом социальном мире дом скрепляет мельчайший, основополагающий институт – семью. Дом защищает нас от непогоды и незваных гостей, как одушевленных (людей, животных), так и неодушевленных (шумов, избыточного света). И если человек или семья не сталкивается с непоправимой бедой – в которой в настоящее время находятся более 550 000 бездомных жителей Соединенных Штатов, – они живут, по крайней мере большую часть времени, дома. А это 320 миллионов американцев.
Дом – нечто гораздо большее, чем кров. Это центральная ось для нас и членов нашей семьи, буквально и психологически: после долгого дня или длинного путешествия именно домой мы в конце концов возвращаемся. Ребекка Солнит пишет, что дом – это место, где вы «точка пересечения всех линий, проведенных через все звезды». И если наше эволюционное наследие побуждает нас «искать перспективы» где возможно, оно также побуждает нас искать надежное убежище – если не реальное, то во всяком случае в нашем воображении – дома. Как обстановка действий, дом предоставляет нам обширный, но ограниченный набор действий и состояний души: отдых от поиска, упорядоченность, свободу, открытость и приватность. Мы наслаждаемся бóльшей автономией, бóльшим контролем над нашим окружением дома, чем в любом другом месте. Мы вольны формировать и украшать это окружение, устанавливать порядки и нарушать их, быть самими собой в одиночестве или с другими. Как мы уже видели, это чувство автономии крайне важно для нашего здоровья и хорошего самочувствия. Когда дом лишен любого или всех из этих качеств, его обитатели, особенно дети, страдают. Это имеет острые и продолжительные когнитивные и психологические последствия, отрицательно сказывается на развитии.
Таким образом, дом – понятие многозначное: это и место на земле, и здание, и психологическая концепция, и вместилище маленькой социальной группы. Дом способствует некоторым переживаниям и препятствует другим. Из-за накопления со временем этих смешанных переживаний у людей вырабатывается глубокая привязанность (обычно позитивная, но иногда и негативная) к этим особым местам, которые служат им домом, и вообще к другим связанным с ним местам, в которых они часто бывают и которые воспринимают как знакомые. Скорее всего, этот феномен, который психологи описывают как эмоциональные связи, складывающиеся с местами и пространствами физического мира. Это естественная потребность, аналогичная той, которая заставляет животных отстаивать права на свою территорию. Плотность наших контактов с местом и интенсивность эмоций, которые мы с ним ассоциируем, определяют качество нашей привязанности.
Привязанность к местности лежит в основе самоидентификации. Детьми мы проводим большую часть времени дома, и достигнув всего лишь десятимесячного возраста, мы легко различаем знакомые и незнакомые места. Истории и нарративы, которые складываются на протяжении этих лет дома, мы пишем и переписываем всю свою жизнь; это истории о том, что мы видели и делали, кем были, когда находились в местах, и пространствах, и зданиях этого мира.
Обзор истории жилой архитектуры показывает, что широкий диапазон стилей, материалов и организации пространств может воплощать физические, социальные и психологические качества дома. Несмотря на это дом – это классический пример одного из видов обстановки действия. Как и во всех обстановках, некоторые из его базовых черт – постоянные. Четыре стены и крыша, которые рисуют дети, предполагают, что во всяком случае человеческая схема дома как обстановки действия включает минимальную гарантию укрытия: дом вмещает и защищает нас. Современные архитекторы обыгрывают эту схему разнообразными способами: Су Фудзимото составляет из таких объемов миниатюрный токийский многоквартирный дом в Японии, а бюро Herzog & de Meuron используют аналогичный мотив в своем элитном складе мебели и товаров для дома, здании магазина компании Vitra в Германии. Схемы домашних интерьеров варьируются, конечно, более широко, но очень часто содержат просторную открытую зону для общения и совместных действий и меньшего размера закрытые зоны для сна.
Прочность нашей связи с местом и институтом, который оно вмещает и представляет, – независимо от того, насколько правильно мы понимаем его характер, – может стимулировать и поощрять дизайн – и он же может ослаблять и даже подрывать ее. Для примера возьмем опыт дипломата Роба Макдауэлла, описанный Чарлзом Монтгомери в книге «Счастливый город». Макдауэлл, живущий в Ванкувере, покупает кондоминиум на двадцать девятом этаже роскошного жилого комплекса, в котором также есть более крупные владения – таунхаусы на первом этаже. Квартира привлекла Макдауэлла потрясающими видами на океан и горы, окружающие этот город. Но, прожив в ней девять месяцев, он счел свою светскую жизнь неудовлетворительной. Когда, выходя из своей квартиры, он попадал в общее пространство коридора и лифта, ему представлялось мало возможностей познакомиться со своими соседями. Поэтому Макдауэлл переселился в один из таунхаусов в том же комплексе. Там парадная дверь каждого дома открывалась на крыльцо, выходившее в общий сад.
В башне пространства были либо сугубо приватными (квартиры), либо общественными (коридоры и холл). Такая организация пространств означала, что, общаясь с соседями, Макдауэлл рисковал вторгнуться в частную жизнь человека, когда он или она стремится к одному – укрыться в своем личном убежище, – тем самым нарушая общественные нормы. Наоборот, дизайн и окружение таунхаусов образовывали пространство достаточно неопределенное для того, чтобы подвигнуть Макдауэлла вступать в разговор с незнакомцами, поскольку и он, и они знали, что в любой момент легко могут пойти на попятную без необходимости что-либо объяснять. Жизнь в том же жилом комплексе, но в квартире с немного иным экстерьером буквально изменила существование Макдауэлла. Через десять лет он уже считал половину из двадцати двух владельцев соседних таунхаусов своими ближайшими друзьями.
Обстановки действия в социальном мире
Как дети, рисующие дом с окошком и трубой, мы ассоциируем особую разновидность местности, которой является дом, с тремя категориями факторов. Это, во-первых, рутинный набор действий, к которым дом побуждает и которым способствует, такие как сон, еда, общение с членами семьи, отдых. Во-вторых, набор социальных норм, регламентирующих поведение в этой особой разновидности места. И третье – это наш индивидуальный опыт. Это сочетание ассоциаций формирует парадигму обстановки действия, на основе которой мы определяем другие обстановки действий – другие места. Наша схема дома подсказывает нам, что жизнь дома, в семье, отличается от обучения в школе – обстановке действия, которая способствует социальному общению, дисциплине и сосредоточению. А последняя в свою очередь отличается от рабочего места с присущими ему напряжением, сопутствующим исполнению задачи, или чувством удовлетворения от ее разрешения, и все это вместе отличается от пружинящей энергии модного пешеходного Инсадона или нашего спокойного благоговения в неземном Пантеоне. У нас сформировалась глубокая психологическая связь с домом нашего детства, по мере того как мы росли, исследовали и познавали мир, и также у каждого из нас накапливался индивидуальный багаж привязанностей к местам в зависимости от обстановок действия, которые рассыпала жизнь у нас на пути.
То, что справедливо для привязанности к дому, в равной мере относится и ко многим другим институтам общества, городским районам и ландшафтам. Три фактора влияют на решение, взаимодействовать или нет с данным местом, а если взаимодействовать, то каким образом. Итак, насколько дизайн места способствует действиям человека и согласованности этих действий, обуславливает положение объектов в пространстве и ассоциации, которые они вызывают. Обстановки действия, таким образом, содержат психические и физические концептуальные схемы, которые мы используем, чтобы понимать и принимать решения о том, как взаимодействовать с нашими средами и другими людьми в них. И все это имеет глубокое влияние на здоровье и структуру общества. Посещение Пантеона вызывает у нас мысли об общности человечества. Побег из соука Старого города как протест против громогласного торжества материализма отделяет нас также от его торговцев. Посредством дизайна наши связи с социальной группой, которую подразумевает обстановка действия, укрепляются или ослабляются. Заимствуя определение из бихевиоральной экономики, можно было бы сказать, что обстановки действия «подталкивают» людей к определенным действиям и поведению, а не навязывают их. Они способствуют тому, что Баркер называл «нормированным ситуацией» поведением.
Большинство обстановок действия предоставляют разнообразные возможности и способы взаимодействия с ними. Самые удачные содержат аффордансы, которые явно подкрепляют узнаваемые паттерны действия, а также демонстрируют различимые границы и визуально логичную структуру, которая указывает на характер места. Ничего из этого не должно бросаться в глаза или иметь резкие очертания, как демонстрирует архитектурное бюро