В конце концов Мулагеш все-таки догоняет Сигню. За той бежит толпа обеспокоенных дрейлингов — ни дать ни взять, утята, семенящие за мамой-уткой. Сигню выдает указания, и очередной человек отваливается от ее свиты и быстро несется в нужном направлении.
— …Док Г7 сейчас на ремонте, поэтому мы должны перенаправить все грузы в Ж3 до 12:00 следующего вторника. Повторяю — следующего вторника. Башня номер 5 сейчас в сборке, когда ее доделают, она должна удержать на грунте Башню номер 34, у той сейчас проблемы с этим. Башню 34 необходимо стабилизировать к 10:00 субботы, чтобы мы могли начать подъемные работы — нам нужно расчистить тот участок, если мы хотим добраться наконец до западной дельты. Как у нас с дизелем?
— Танкер придет завтра.
— В котором часу?
— В девять утра.
— Слишком поздно. Поторопите их.
— Есть, мэм.
И так далее. Сигню отсеивает человека за человеком, и вот около нее уже только трое сопровождающих. Один из них — телохранитель, хотя, судя по униформе, явно не последнего разбора. Он замечает Мулагеш, быстро взглядывает на «карусель» у ее бедра и слегка меняет позу — видимо, расстегивает кнопку на спрятанной под одеждой кобуре.
Сигню тоже замечает ее:
— А! Здравствуйте, генерал. Как крепость? Познавательный вышел визит, не правда ли?
— Что-то вроде этого, — кивает Мулагеш.
И внимательно наблюдает за ее телохранителем — сухощавым, с волчьими повадками дрейлингом. Волосы его пострижены настолько коротко, что непонятно, где кончаются они и начинается щетина.
— Позвольте мне представить вас друг другу, — говорит Сигню. — Это глава моей службы безопасности, Лем.
Мулагеш делает вид, что улыбается:
— Добрый вечер, Лем.
Тот лишь кивает в ответ. И продолжает недобро таращиться.
— Мне нужно кое-что с вами обсудить, — говорит Мулагеш.
— Конечно, — отвечает Сигню и с преувеличенным вниманием изучает свой планшет. — Я с огромным удовольствием с вами поболтаю. Вот только на данный момент я курирую сборку новой башни, с помощью которой мы совершим прорыв в работах в гавани.
— Понятно. Ну так и что?
— А вот что… — И Сигню показывает на высящуюся впереди железную клепаную стену футов в двадцать высотой.
В сооружении видна лишь одна дверь со множеством замков. Они здесь собрались от вооруженного нападения защищаться? Впрочем, крыши как таковой нет — только брезентовые навесы, укрывающие от дождя.
— Вы не сможете пойти со мной, увы. Перед нами сборочный цех. За этими стенами скрываются промышленные секреты на несколько очень, очень ценных патентов, так что мы стараемся широко дверь не открывать. Надеюсь на ваше понимание.
— Вы что, считаете, я тут промышленным шпионажем подрабатываю?
— В обычных обстоятельствах я бы не волновалась, но… сами посудите: сайпурский генерал, желающий как можно скорее выйти на пенсию да и прикопить кое-что на будущее… Может, я и параноик, но мой опыт подсказывает, что паранойя в наших делах — штука скорее полезная, чем вредная.
— Благодарю за откровенность. Тогда когда, проклятье, мы сможем с вами поговорить?
— Ммм… После этого я иду в док Ж7, так что… завтра?
— Вы что, не можете говорить до завтрашнего дня?
— У меня много дел сегодня вечером, — подтверждает Сигню. Один из ее помощников протягивает ей планшет, и она смотрит в него. — Думаю, что я смогу завтра уделить вам час времени. Скажем, в семь вечера в клубе.
— В том пафосном месте, где мы ели? Ладно. Только один вопрос: когда вы спите?
— Лем? — интересуется Сигню.
— Да, мэм?
— Когда у меня по плану следующий сон?
Тот заглядывает в блокнот размером с гроссбух:
— В одиннадцать, завтра вечером, мэм.
Сигню улыбается Мулагеш:
— Вот видите. Впрочем, генерал, у меня есть для вас кое-какая информация, и я ее сообщу вам сейчас же. Я оповестила служащих, как вы просили, и наказала любому, кто был знаком или контактировал с Сумитрой Чудри, сообщить об этом. Оказалось, она действительно разговаривала с одним нашим медиком, спрашивала, есть в Вуртьястане аплитека — место, где покупают всякие разные…
— Я знаю, что такое аплитека, — отвечает Мулагеш. И делает пометку у себя в бумагах. — Она сказала, зачем ей это?
— Увы, нет. Но наш медик говорил, что ей очень хотелось что-то такое купить. Но что — она не сказала. Вам нужна лавочка с зеленой дверью на улице Андрус.
— Подождите, а что, у улиц здесь есть названия? Я и не знала.
— Их пишут на углах домов на перекрестках, — говорит Сигню. Они приближаются еще к одному посту охраны — на этот раз на входе в сборочный цех. Мулагеш отступает перед здоровяком-дрейлингом, у которого на плече висит винташ. — Они их процарапывают рыбьими костями. Так или иначе, еще есть надежда, что кто-нибудь еще что-нибудь знает о мисс Чудри. Может, кто-то из служащих или рабочих сумеет сообщить что-то более полезное.
Мулагеш продолжает делать пометки. Гигантская железная дверь раскрывается. Сигню проходит в нее, уткнувшись в свой планшет и что-то бормоча себе под нос. И даже не оглядывается, когда дверь за ней захлопывается с лязгом и грохотом.
Лавочка на улице Андрус оказывается обычной халупкой со стенами из кож, крепко прошитых сухожилиями. Дощатая дверь — выкрашенная когда-то в зеленый цвет и облупленная — болтается на одной петле. От холодного ветра это сооружение абсолютно не защищает.
Мулагеш подходит и трижды стучит. Кто-то изнутри отвечает:
— Входите!
Она открывает дверь и обнаруживает, что внутри — целый лабиринт из заставленных всякой дребеденью полок и все это закручивается вокруг нее словно водоворот. На полках — бутылки и банки, а в них почерневшие и ссохшиеся остатки каких-то штук явно органического происхождения. В остальных — семена, порошки, косточки каких-то странных фруктов. Мулагеш не сразу находит взглядом стол — тот притулился у дальней стены хижины, а за ним сидит человечек, такой же высохший, как его товары. И этот человечек ей улыбается.
— Здравствуйте, мэм, — говорит он. — Глаза его расширяются, потом сужаются — заметил, какая на ней форма. Сайпурская. — Прекрасный вечер, не правда ли?
— Думаю, да.
— Чем могу быть полезен? — спрашивает человечек. И кивает на ее руку: — Вам нужна болеутоляющая припарка? Ко мне приходят моряки из гавани — у них тоже не всегда руки-ноги на месте. Вы не подумайте, я знаю, как обходиться с культями, столько их перевидал…
Мулагеш замирает, переваривая: вот обижаться ей или нет? Обидно, конечно, но до какой степени?..
— Нет, я…
— У вас что-то по женской части не в порядке? — Тут он расплывается в улыбке. Зубы у него как желтые камушки, покрытые черным лишаем. — Вы дама в возрасте — приливы беспокоят? Это вовсе не проблема. У меня есть…
— У вас есть припарки для подбитого глаза? — спрашивает она. — Потому что вам такая понадобится, если продолжите в том же духе.
Он смигивает:
— Ох. Хорошо.
— Я не за покупками к вам. Сюда некоторое время назад приходила женщина. Вот она меня и интересует.
Человечек присвистывает:
— О, тут надо будет подумать. Сложный вопросик-то, сложный. К сожаленьицу.
— Это почему же?
— А не в интересах моих клиентов, если я буду каждому встречному-поперечному болтать о том, что они у меня покупают. — А потом добавляет: — Да и нечестно это будет по отношению к ним, вот.
— Эта женщина — сайпурка, — говорит Мулагеш. — Такая, как я. Как, это не меняет дела?
— Вы прямо обижаете меня! Неужели вы думаете, что я, честный человек, имею какие-то предрассудки в отношении сайпурцев? Прямо даже обидные вещи вы говорите.
Вздохнув, Мулагеш выкладывает на стол банкноту в двадцать дрекелей.
Человечек смахивает ее со стола в мгновение ока.
— Ну что ж, — просияв, говорит он. — Та сайпурская женщина, значит.
— Она приходила сюда несколько месяцев тому назад.
— Так я и думал. Вам повезло. К нам сюда редко-редко заглядывают сайпурские женщины, так что я, пожалуй, помню ту, о которой вы толкуете. Невысокая? С повязкой вот здесь? — и он показывает на лоб. — И вела себя так, словно провела весь день взаперти?
— Похоже, да, она.
— Мммм. Ну да, я ее помню. Странная она была, честно вам скажу.
— Почему вы так решили?
— Ну потому что она вела себя странно, — говорит он так, что понятно: что за глупый вопрос? — Смотрела на все странным таким взглядом. Я каждое утро, чтобы вы знали, принимаю пилюлю дранглы — она мне очень помогает, я сразу такой наблюдательный становлюсь. — И он постукивает под правым глазом весьма грязным пальцем. — Подмечаю все тайные стороны. Пилюли эти, знаете ли, нелегко приготовлять, но у меня на них хорошая це…
Мулагеш с хрустом разминает пальцы — один за другим.
— Хорошо-хорошо. Ладно. Эта девушка, она выглядела так, словно вышла из потайного места и считала секунды до возвращения в свое укрытие. Она купила очень странные вещи — я такие почитай что и не продаю. — Он закидывает голову назад, прикрывает глаза и принимается перечислять: — Розмарин. Сосновые иголки. Сушеных червей. Могильную землю. Сушеные лягушачьи яйца. И костяной порошок.
— У вас прекрасная память.
— А это все настоечка, которую я делаю. — И он фыркает: — Вам не предлагаю, вы же не хотите ничего покупать.
— Умный ход.
— Конечно, дело еще в том, что она приходила и раз за разом все это покупала. И каждый раз в больших, знаете ли, количествах.
Мулагеш делает пометку в бумагах.
— Вы, конечно, не в курсе, — говорит она, — зачем бы ей все это понадобилось.
Человечек с преувеличенной растерянностью чешет за ухом:
— Ну… я когда-то знал, конечно, но что-то подзабыл…
Мулагеш кладет на стол еще одну банкноту в двадцать дрекелей.
Человечек мгновенно хватает ее.
— Я вот почему все это больше не продаю? А потому, что незачем теперь все это держать в лавке. Такие вещи в божественных целях использовали.