Сигню долгое время молчит. Потом отвечает:
— Это, должно быть, племя Язло, горцы.
— А-а-а… Ваша прежняя семья, да?
— Это не моя семья.
Голос у нее ледяной. Не такой, каким она отвечала на вопрос Мулагеш о Сигруде, но очень похожий.
— Они следуют традициям, которые мне теперь чужды. Но они дали нам убежище.
Мулагеш внимательно оглядывает Сигню.
— Что такое? — злится та.
— Вы сказали, что они уважают тех, кто убивает, — говорит Мулагеш. — А теперь я вижу, что они безмерно уважают вас, главный инженер Харквальдссон.
У Сигню дергается щека:
— Счастливо оставаться, генерал.
Мулагеш дожидается момента, пока все племенные вожди выйдут из зала, а потом заходит.
Бисвал с Радой о чем-то тихо переговариваются, перебирая протоколы.
— Знаешь, Лалит, — говорит Мулагеш, подходя, — если ты хотел, чтобы я шуганула этих людей, ты мог бы просто попросить об этом.
Бисвал смотрит на нее поверх очков:
— Шуганула?
— Ты ведь меня за этим позвал. Чтобы отвлечь их, разозлить и встревожить. Овец легче гонять, когда они испуганы.
Он едва заметно подмигивает ей:
— Да уж, когда они поняли, кто ты, с ними стало легче управляться. Но если бы я сразу сказал тебе, что хочу тебя видеть на заседании в качестве почетного гостя, ты бы мне отказала.
— Такое возможно.
— Ты хотела быть полезной, — говорит Бисвал. — И ты мне помогла. Надеюсь, ты не будешь на меня за это сердиться. Иногда… цель оправдывает средства.
Мулагеш пробирает холодом. Она уже слышала от него такие слова. Затем до нее доходит, что Рада Смолиск смотрит на нее расширенными от страха глазами.
Бисвал оглядывается на нее и говорит:
— Прошу прощения, я вас еще не представил друг другу. Губернатор Рада Смолиск, это генерал Мулагеш. Турин, это…
Рада поднимается. Сейчас она кажется еще меньше ростом.
— Г-губернатор п-полиса Р-рада Смолиск, — говорит она.
Голос у нее тихий, словно далекое эхо, словно ей приходится с трудом выпускать каждый слог из каких-то потаенных глубин души.
Мулагеш делано улыбается. Не нравится ей, что губернатором полиса стала континентка. Это как гадюку впустить в курятник. Вот только съежившееся существо перед ней никак не тянет на гадюку.
Они с Бисвалом смотрят на Раду. Сейчас она рассыплется в комплиментах. Но ничего подобного не происходит. Рада глядит в пустоту, словно припоминая ночной кошмар.
— Рада? — переспрашивает Бисвал.
Рада моментально фокусируется.
— Г-генерал Мулагеш. П-прошу прощения, н-но… я хотела бы с-сказать это, п-пока есть возможность.
— Да?
Рада сглатывает слюну и упирается взглядом в пол, напряженно думая.
— Я… я на с-самом д-деле уроженка Мирграда. И я… я б-была там во время Мирградской битвы. Если бы не в-вы и не в-ваши солдаты… в общем, я бы, с-скорее всего, п-погибла.
— Эм… спасибо, — говорит донельзя изумленная Мулагеш. Она ждала совсем другого. — Я благодарна вам за теплые слова, но мы просто выполняли свой…
— Н-наш д-дом обрушился, — говорит Рада. — В-вся м-моя семья п-погибла. А я ок-казалась под завалами рядом с н-ними. Четыре д-дня просидела там.
— Во имя всех морей, детка, я…
— М-меня нашли ваши с-солдаты. В-вытащили оттуда. Они не об-бязаны были это делать. Т-тысячи людей оказались без к-крова. Но они вытащили меня. С-сказали, что у них установка такая — никого не б-бросать. — Рада поднимает глаза. — Я д-давно хотела поб-благодарить вас и ваших с-солдат.
— Мне очень приятно, — искренне говорит Мулагеш. — Я рада, что мы оказались полезны. Но как, если мне дозволено спросить, вы попали в Вуртьястан?
— В М-мирграде я училась на в-врача. После б-битвы я поехала в Галадеш на стажировку по линии м-министерства. П-поняла, что хочу оказывать г-гуманитарную помощь. В-вы меня н-наверняка понимаете.
— Естественно.
— П-потом п-пришли известия, что м-министерство хочет расширить с-сферу своих интересов здесь, в В-в-в-вуртья… — Тут Рада окончательно запинается и ярко краснеет. Потом вздыхает, сдаваясь: — Здесь. Им б-был нужен новый г-губернатор, готовый оказывать гуманитарную помощь. Я п-подала документы. — Она задумывается на мгновение и начинает загибать пальцы: — З-за время, к-которое я занимаю эту должность, м-мы сократили детскую смертность на двадцать девять процентов, смертность при родоразрешении — на двадцать четыре процента, смертность от инфекционных заболеваний — на четырнадцать процентов, на тридцать три процента снизили количество пострадавших от голода детей, а я лично провела семьдесят три успешные операции.
Она смотрит на свои пальцы, обводит вокруг потерянным взглядом, словно пытается понять, где она и как тут оказалась.
— Похоже, у вас отличный послужной список, — говорит Мулагеш.
Кстати, выпаливая эту статистику, Рада ни разу не заикнулась.
— Благодарю, — жалобно говорит она. Затем нагибается и собирает свои бумаги. — М-мне н-нужно сделать копии протоколов. Р-рада была познакомиться.
Она кланяется.
— Мне тоже приятно было познакомиться, — говорит Мулагеш, кланяясь в ответ.
И Рада быстро убегает. Мулагеш смотрит ей вслед: да уж, не такой плохой из этой континентки вышел губернатор. Кому еще способствовать восстановительным работам на Континенте, как не уроженке Мирграда? Она лично видела, как континентский бог крушил ее город и убивал его жителей.
— Странная она девушка. — Бисвал тоже смотрит ей вслед. — Впрочем, она так много пережила, что это неудивительно. Но она отличный врач. Поумнее многих докторов в нашей крепости. — Тут он запинается и оглядывается. — Итак. Чем, демон побери, я занимаюсь?
— Собираешься выписать мне пропуск в шахты.
— Точно. Вы с Панду ладите, поэтому я дал ему все сопровождающие бумаги. Теперь можешь все там осмотреть. Он ждет тебя в машине на улице, можешь ехать. А я вернусь обратно в крепость… — Тут он вздыхает. — М-да. Вернусь туда сильно попозже.
— Что-то нужно здесь доделать?
Бисвал подписывает донесение, яростно царапая бумагу ручкой — того и гляди, порвет лист пополам.
— Здесь всегда полно дел. Меня учили, что мир — это отсутствие войны. Но сдается мне, мы просто заменили обычную войну на бумажную. Я не знаю, какая из них тяжелее…
Панду везет ее к «месторождению», как они это называют. Мулагеш смотрит из окна на вытянувшиеся по обе стороны дороги ограды с угрожающе-колючей проволокой наверху.
— Семь миль в длину, — замечает Панду, когда они выезжают. — Сто тонн алюминия вбухано в это ограждение. Хотя сейчас ограда в не слишком хорошем состоянии — дорогу надо чинить.
— Выходит, когда ты впервые меня сюда вез, ты знал, что тут вовсе не собираются строить новые укрепления, правда?
Панду смущенно откашливается.
— Э-э… да, мэм. Это у нас просто легенда такая для секретного объекта.
— Ну ладно. Я рада, что ты сумел меня так здорово обмануть, Панду.
— Всегда к вашим услугам, генерал.
Впереди она различает какие-то сооружения: прожекторы на башнях, еще одно проволочное заграждение. Проволока за стенами, стены за проволокой. Очень напоминает Мирград.
— Мы на месте, мэм, — говорит Панду.
Они выбираются из машины и идут к блокпосту. Еще одна будка охраны, еще один ряд желтых и красных запрещающих знаков. Панду показывает пропуск, и их проводят внутрь.
— Мы называем это шлюзом, — говорит Панду.
Перед ними какое-то сооружение из бетона с втяжной дверью.
Дверь открыта. Они входят и оказываются под тоненькой крышей. Вокруг бетонные стены, освещенные голыми лампочками. Пол из железа, Мулагеш различает наложенные квадратом сварочные швы.
Панду идет к рубильнику в середине забранного решеткой участка пола и говорит:
— Подойдите, пожалуйста, поближе, мэм.
Мулагеш повинуется. А Панду-то весь бледный, аж пепельного цвета.
— Все в порядке, Панду?
— Э-э-э… ну… Я не очень-то люблю спускаться в шахты, мэм.
— А почему? Тебе трудно находиться в закрытом и темном помещении?
— Нет, такого за мной не водится, мэм. Просто… — тут он замолкает на мгновение. — Ну… вы сами увидите.
— Увижу что?
— Боюсь испортить вам впечатление. Если вы готовы, мэм…
Он нажимает на рубильник, и пол под ней проваливается. То есть так ей кажется: она пошатнулась, но устояла на ногах. Видимо, середина пола — что-то вроде лифта, на котором можно поднимать большие грузы этого металла.
Интересно, сколько тинадескита они планируют здесь добыть?
Поначалу они опускаются в шахту лифта с гладкими бетонными стенами. Потом проезжают грубо обработанный участок, а затем бетон вовсе исчезает и начинается собственно скальное ложе — темный гранит с поблескивающими вкраплениями силикатов. Что-то такое Сигню говорила насчет бомбы… Надо приглядеться к стенам — нет ли на них каких следов человеческой деятельности? Но нет, это не руины какого-то сооружения, кругом только наросты камня и тени.
И вот они спускаются к входу в туннель, освещенный под потолком масляными лампами. Лифт резко останавливается. В десяти футах от них на стуле сидит охранник. Солдат кивает им.
— А это, мэм, — говорит Панду, — тинадескитовые шахты Вуртьястана.
Они выходят из лифта, но Мулагеш тут же останавливается, чтобы рассмотреть стены туннеля. Все тот же темный гранит, только повсюду высверлены дырки, словно здесь поработали гигантские термиты.
— Так. Ну и как он добывается? — спрашивает Мулагеш.
— Давайте тогда начнем осмотр с рабочей шахты, мэм, — отвечает Панду. — Это будет более информативно.
Они долго идут по темным туннелям, то и дело пригибаясь, чтобы не задеть свисающие с потолка масляные лампы. Воздух здесь прохладный и застойный, но Мулагеш почему-то кажется, что она ощущает ветерок. Она словно продвигается через бронхи и альвеолы гигантских легких, через подземную плевру, которая то опускается, то поднимается, проталкивая по бесконечным коридорам воздух…