— Нет! Нет! — вскрикивает он. — Вот тот камень! Он завалил ход! Да нет, не этот, а другой, с ортоклазными вкраплениями, он слева от вас!
Один из солдат, управляющий механизмом, оборачивается к Пратде с выражением тотального непонимания на лице.
— Гранит, рядовой! — верещит тот. — Гранитная плита! Сдвиньте ее!
Мулагеш отирает струи дождя с лица.
— Что тут, проклятие, случилось?
Выглядит место так, словно кто-то взял и выкопал гигантскую траншею. Даже не верится, что еще вчера на этом месте была вполне рабочая шахта.
Пратда не сразу ее замечает. Потом кричит:
— Откуда вы пришли? Шахта обрушилась, демонова шахта просто взяла и провалилась! Среди ночи! Все было нормально — и вдруг взяла и провалилась!
— Она обрушилась?
— Да! Да! И, проклятье, я не могу понять как! Мы много раз ее осматривали на предмет опасности обрушения, привозили хренову тучу экспертов, чтобы они проанализировали почву, и вдруг это! Прямо сейчас, когда нам только этого не хватало! Да ее зальет, если дождь продолжится!
— Кто-нибудь там был внизу?
— Конечно! Мы же не дураки, не можем оставить рудник без охраны! Но…
Тут он оглядывается на обрушенную шахту.
Мулагеш понимает, что он имеет в виду.
— Мало надежды на то, что кто-то остался в живых…
Она отступает от края, пропуская команду спасателей, и внимательно осматривается, стараясь не обращать внимания на головокружение. Надо запомнить каждую деталь. В небе вспыхивает молния, заливая светом место катастрофы. Этот свет ей на руку — лучше получится осмотреться. Как же это могло произойти? Только артиллерийский снаряд оставляет такие воронки…
— А вот и разгадка, — говорит кто-то за ее спиной.
Она оглядывается и видит, что на камне сидит Бисвал. Сидит и смотрит на то, как в воронке с криками мельтешат люди.
— Разгадка чего? — спрашивает Мулагеш.
— Шахта обрушилась. Теперь я знаю, что плохое предчувствие меня не зря посетило.
Бисвал по-прежнему не смотрит на нее: он просто сидит и наблюдает, как команды спасателей разбирают завалы. Какое-то неподходящее выражение у него на лице — словно он давно ждал такой катастрофы или вообще катастрофы и теперь предчувствия его подтвердились, что наполняет его странной энергией.
— Где же еще мятежники могли применить украденную взрывчатку…
— Вы думаете, что это диверсия?
— Вы слышали Пратду. Он прав. Мы провели огромное число экспертиз, пока обустраивали рудник, приняли все меры предосторожности. Единственная возможная причина обрушения — подрыв. И смотрите, судя по воронке, это был направленный взрыв. Никакое не совпадение. Шахта не могла просто взять и обрушиться.
— Зачем же им совершать диверсию именно в шахте?
— А зачем бешеная собака нападает на быка? Ты слишком хорошо думаешь об этих людях, Турин. У них нет цели. Нет стратегии. Вот потому-то они каждый раз побеждают.
Один из лейтенантов машет ему рукой. Бисвал мгновение смотрит на него с бесстрастным лицом. Глаза его полуприкрыты от усталости. Затем он встает.
— Это только начало.
Он отряхивает брюки и уходит туда, где беспорядочно бегают люди.
Мулагеш смотрит ему вслед, затем оборачивается к обрушенной шахте. А потом отходит от нее, забирается на ближайший холм и глядит вниз.
А ведь Бисвал прав — все обвалилось как по линейке. Но ей почему-то кажется, что взрыв случился не в глубине: удар пришелся по поверхности, словно бы нечто огромное обрушилось на шахту и вдавило ее вниз на глубину нескольких ярусов.
Она припоминает, как Вуртья выглядела в ее видении. Она была с мечом, сверкавшим у нее в руке.
А что, если Божество выбралось из моря по утесам, занесло меч и ударило по шахте?
Мулагеш спрыгивает с камня и пускается на поиски среди скал — вдруг Божество оставило какие-то следы? А может, кто-то еще здесь наследил? Но ничего такого она не обнаруживает. Кроме того, эту местность постоянно прочесывают патрули, и они вряд ли не заметили бы металлическую женщину высотой с десятиэтажный дом и с большим мечом в руке. И уж точно упомянули бы о ней в рапорте…
Мулагеш снова оборачивается к шахте. Неужели это сама Вуртья стояла здесь и смотрела на Вуртьястан? И как понять, что за мысли бродили в ее гигантской стальной голове?
Зачем бы ей обрушивать шахты? Какая ей разница, в конце-то концов? Форт Тинадеши — гораздо более подходящий объект для ее гнева: вот он стоит на высоком холме, такой здоровенный, залитый огнями и ощетинившийся пушками…
А может, Вуртья вышла из вод, чтобы прекратить добычу тинадескита? Но почему внимание Божества привлек обыкновенный металл, пусть и обладающий повышенной проводимостью? А может, они нарушили какой-то сакральный запрет, когда стали вгрызаться в эту землю?
Допустим, ее действительно посетило видение. Но, опять же, это не могла быть сама Вуртья. Во-первых, у Божества Вуртьи четыре руки. Мулагеш не слишком разбирается в таких штуках, но это знает наверняка. Всякий раз, когда Божество войны представало перед смертными, у нее было четыре гигантских, мускулистых руки, по две с каждой стороны. А у того существа, которое она видела с утеса, — всего две руки. А еще оно почувствовало боль, когда Мулагеш всадила в него всю обойму. И хотя Сайпур совершил буквальный прорыв в индустрии вооружений, не слишком похоже, чтобы обычным пистолетом можно было отбиться от Божества. Проклятье, по Колкану и Жугову во время боя за Мирград палили из шестидюймовых пушек, но это лишь на мгновение задержало их. И никак не ранило.
И последнее по счету, но не по важности: это не могла быть Вуртья, потому что Вуртья давно уже, мать ее, покойница. Несколько сот сайпурцев стали свидетелями тому, как кадж отстрелил ей голову с плеч во время Ночи Красных Песков.
Сколько вопросов и ни одного ответа.
Мулагеш подходит к краю утеса, с которого ночью кинула бутылку. И тут ничего: ни отпечатков гигантского пальца на камне, ни следов ног, ни обгоревшей земли. Никаких признаков того, что здесь кто-то был, — исключая, конечно, еще горячую «карусель» с пустой обоймой. Значит, все это ей во сне привиделось?
Неужели она сходит с ума?
Чайки по-прежнему кричат, кружа над морем, и то и дело бросаются вниз за добычей. Они испуганно перекликиваются, предупреждая о какой-то жуткой угрозе, о том, что неподалеку некий страшный хищник. Но Мулагеш, сколько ни всматривается, не видит того, что их так встревожило.
Три часа спустя Мулагеш, чихая и задыхаясь, плетется обратно к воротам форта Тинадеши. Ей совсем не по вкусу, что ее отозвали с места катастрофы: она здесь проездом, да, но она активно участвовала в спасательных работах, пытаясь отыскать тела трех сайпурских солдат, оставшихся под завалом. Но тут подошел боязливый сайпурский вестовой, постучал ей по плечу и передал просьбу.
В главной переговорной царит самый настоящий хаос. Вестовые — в основном сайпурцы и дрейлинги, а также несколько континентцев — сбиваются с ног, разнося депеши. Стол весь завален и заставлен чашками, бумагами, карандашами и скомканными салфетками. Сразу видно, что за ним давно работают.
Бисвал, капитан Надар и Сигню то и дело перекрикиваются. Рада Смолиск тихонечко сидит в уголке, пытаясь вести протокол заседания. Надар, как и следовало ожидать, выглядит как демон знает что: глаза у нее красные от недосыпа, с нее едва ли не течет вода, такая капитан мокрая, на правой руке повязка. Лицо красное, и оттого белый шрам на лбу становится еще виднее. Бисвал сидит, вцепившись в края стола, словно готовится разломить его пополам о колено. Упершись взглядом в столешницу, он беспрерывно отдает приказы. Сигню бегает вдоль длинной части стола, не выпуская сигареты, и стряхивает пепел куда попало, отчаянно жестикулируя, тыча в стену с картами и описывая пути, какими можно пробраться в шахту.
Несколько мгновений Мулагеш просто стоит и смотрит. С нее тоже течет вода. Похоже, речь идет о том, чтобы перекрыть дороги, поставить блокпосты и в некоторых местах прекратить движение — все для того, чтобы поймать преступников, ответственных за обрушение.
— …в гавани очень мало уязвимых мест, — негодующе говорит Сигню. — Наш производственный цикл замкнут сам на себя!
— Мы это знаем с ваших слов, — невозмутимо отвечает Бисвал. — Вы не допускаете сайпурских офицеров на стройку вот уже больше четырех месяцев. Потому мы сами не можем в этом убедиться.
— Это потому, что у нас в разгаре работы по очистке дна! — отвечает Сигню. — Мы не можем остановить их даже ради детального осмотра со стороны ваших безопасников.
— Что же, возможно, вам придется это сделать, главный инженер Харквальдссон! — рычит Бисвал. — У меня тут трое погибших и обрушенный объект! Надеюсь на ваше понимание и сотрудничество!
— А я бы надеялась на то же самое с вашей стороны, — парирует Сигню. — Вы все повторяете — «объект», «дополнительные сооружения», но всем давно ясно, что речь идет о какой-то шахте! И вы не говорите, что там добываете.
— Я не могу сказать, — отвечает Бисвал. — Это секретная информация, а у вас нет допуска. И это не имеет никакого отношения к полному досмотру цехов в гавани.
Надар встряхивает головой:
— Мы можем сколько угодно прочесывать местность, генерал, но я убеждена, что преступников уже и след простыл. Смотрите: в тот же день, когда мы собираем в городе вождей племен, подрывают шахту. Совпадение? Не думаю. Тот, кто это сделал, уже покинул город сегодня утром вместе с сопровождающими вождей лицами.
— Ваши подозрения справедливы, капитан, — говорит Бисвал. — Но мы можем хотя бы попытаться задержать преступников.
Мулагеш чувствует себя невидимкой — на нее никто не обращает внимания. Она ждет, потом пододвигает себе кресло и садится. На скрежет ножек по полу все четверо вскидываются и смотрят на нее, словно она только что соткалась перед ними из воздуха.
— Не обращайте на меня внимания, — говорит она, вытаскивая сигариллу. — Не хотелось бы прерывать вашу беседу.