Улицы и пляжи заполнены людьми… Вот только какими-то не похожими на обычных людей. Одного взгляда на сотни торчащих из плеч и спин игл достаточно, чтобы понять, кто они.
Тысячи и тысячи адептов Вуртьи неподвижно стоят в лунном свете, плечом к плечу на улицах и на площадях и на дальних пляжах. Мулагеш с трудом подавляет возглас ужаса: эти монстры увидят ее и растерзают! Но они не смотрят на нее, их взгляды обращены к горизонту, шипастые длани отдыхают на рукоятях тяжелых мечей. И они смотрят на что-то вверху, над ними.
«Пожалуйста, матерь наша, пожалуйста, — шепчут они. — Пожалуйста, поговори с нами».
Мулагеш просачивается между этими уродливыми фигурами, глядит на их похожие на черепа маски и на их отвратительные доспехи, усаженные наполовину рогами, а наполовину морскими раковинами. А потом она поворачивается к тому, на что они смотрят.
Их взгляды прикованы к высокой белой башне в центре города. На самой вершине есть балкон, и хотя Мулагеш понимает, что в яви она бы ничего там не разглядела, сейчас она видит — там кто-то есть, и этот кто-то ходит туда и сюда.
«Матерь наша, — говорят они. — Приди к нам».
И вдруг одна из гигантских статуй… шевелится. Движение едва заметное, буквально чуть-чуть сдвигается изваяние, но Мулагеш уже поняла — она видела ее. Лицо статуи обращено не к ней, но Мулагеш узнает фигуру, поблескивающую в лунном свете, — уж не в нее ли она всадила всю обойму своей «карусели» две ночи назад?
Вуртья.
Прекрасная и ужасная, великолепная, воплощенная жестокость, Вуртья расправляет плечи в густом тумане. Чудовищных размеров фигура движется совершенно бесшумно, и это наполняет сердце Мулагеш паническим ужасом.
И тут богиня медленно оборачивается, поворачивает голову, словно кто-то окликнул ее по имени.
«Нет, нет… Пожалуйста, только не это…»
Темные пустые глаза обращаются к ней.
«Матерь наша, — шепчут адепты, — Матерь наша…»
И тут она слышит, как за ее плечом спрашивают:
— А ты разве должна быть здесь?
Она оборачивается и видит, что над ней нависает кто-то очень высокий в доспехе из хрома и металла. Мулагеш хочет закричать, закричать во весь голос, но вдруг снова падает в темную воду океана.
Вверх, вверх, вверх. Она поднимается через кружащиеся темные волны, летит навстречу желтой луне.
А потом с брызгами выныривает на поверхность, и мир кружится вокруг нее.
— Турин! — слышит она голос Сигруда. — Турин!
Она чувствует холодную грязь на шее и понимает, что затылку больно. Она втягивает в грудь побольше воздуха и вдруг разражается кашлем.
— Генерал Мулагеш? — Это Сигню. — С вами… с вами все в порядке?
Она открывает глаза и, к ужасу своему, видит бледные белые статуи, что стоят и смотрят на нее… но нет, это обычные изваяния из гавани, а не гигантские жуткие статуи, которые она видела в том нездешнем месте.
И кстати, что за место такое?..
И тут она понимает: а ведь она знает, что это. И мысль наполняет ее сердце страхом. Она знает, куда только что попала.
Над ней появляется лицо Сигруда. Он встает на колени, чтобы помочь ей подняться.
— Турин? Скажи что-нибудь.
— Оно все еще здесь, — задыхаясь, произносит она. — Оно реально…
— Что? Что это?
Силы покидают ее, словно она ударилась самым своим мозгом. И прежде чем провалиться в обморок, она пытается выкрикнуть: «Город Клинков! Он все еще там! Город Клинков — там!»
Но крикнуть не получается, и она погружается во тьму.
9. Оглушающая тишина
Жизнь — лишь прелюдия к смерти. Другие миры ждут нас.
Живи и избирай свой путь, зная эту тайну. Мы все встретимся, когда падет темное покрывало этого мира. Мы обнимемся на далеких белых берегах и отпразднуем нашу окончательную победу.
Писания святого Жургута, 721 г.
Она резко приходит в себя и понимает, что кричит во весь голос. Она садится, рука тут же тянется за «каруселью» — но ее нет у бедра. И тут она осознает, что лежит на постели в своей комнате в ЮДК.
— Во имя… — слышит она голос Сигню. — Что с вами случилось?
Голова Мулагеш сама поворачивается, и Турин видит Сигню. Та сидит в кресле в уголке. Рядом с креслом стоит пепельница, и она полна черных окурков. Похоже, дрейлингка давно здесь сидит.
— Какого демона вы тут делаете? — удивляется Мулагеш, шмыгает носом и трет глаза. — Сторожите меня?
— Присматриваю за вами. Вы упали в обморок. У вас приступ какой-то случился? Я решила посидеть с вами, пока мой отец занимается своими делами.
— Проклятье. — Мулагеш наклоняется и трет лоб.
Такое впечатление, что у нее полна голова каких-то насекомых и те пытаются прогрызть череп.
— Голова болит? — интересуется Сигню.
— Заткнись на время, ладно?
— Ах-ах. Вы всегда по утрам так любезны? Впрочем, время уже к полудню.
Мулагеш пытается проиграть в голове последнее, что видела. Точнее, то, что она, по ее мнению, видела. Тот момент, то видение, оно не воспринималось глазами, словно у нее пробились дополнительные чувства, помимо пяти обычных.
Тут у нее начинает колотиться сердце. Город Клинков — он где-то есть, он никуда не делся. Но… как, как это могло случиться?
Идея сама по себе абсурдна, однако она не сомневается в его подлинности. Это как прогуляться под ливнем, а потом отрицать, что ты промок насквозь.
Этот другой мир, он существует. Под нашим миром есть другой мир, он плавает в океане под слоем этой реальности.
Она думает об адептах, вспоминает изуродованные тела и то, как Гожа прошептала: «…человек из шипов». Все это, похоже, говорит о… Какой ужас.
Да, граница между нашим и тем миром начинает размываться.
— С вами все в порядке? — обеспокоенно спрашивает Сигню. — Это… как сказать… у вас травматические воспоминания?
— Чего? — рявкает Мулагеш.
— Травматические воспоминания. Вы же солдат. Я знаю… они еще называют это… эхо войны? Эхо сражений?
— А где ваш папа? Общается с Бисвалом?
— Нет, — качает головой Сигню. — Встречу отменили. И есть еще одна причина тому, что я сижу здесь. Тут случилось… В общем, история получила… продолжение.
— То есть?
— Они нашли… нашли еще одно тело. Или части тела. Похожие на те, что вы видели на ферме, во всяком случае, по описанию. Только их обнаружили на утесах к западу от форта.
Сигню затягивается сигаретой с такой силой, что Мулагеш слышит, как та потрескивает с другой стороны комнаты.
— Это сайпурка. В смысле, была сайпурка.
Только что она слышала в ушах стук сердца, и тут все смолкло.
— Чудри? — тихо спрашивает она.
— Увы, точно не могу сказать. Голову так и не нашли. Все обнаружил патруль к западу от крепости, на утесах, где она часто бродила. Похоже, это… она.
— Где лежит тело?
— Оно… — Сигню пытается подобрать слово. — Части тела у Рады. Я посоветовала это Бисвалу — она же медицинский эксперт, а я думаю, что вы бы захотели произвести… препарацию.
— Вскрытие.
— Да. Что-то вроде этого. Он согласился. В крепости сейчас все заняты раскапыванием завала в шахте. Или мне так кажется. Но он сказал, что с удовольствием отдаст это дело вам. И что у него и так хватает трупов, с которыми нужно разобраться.
Мулагеш пытается спрыгнуть с кровати, но ноги не держат ее, и она грохается на пол.
— Во имя всех морей… — Сигню помогает ей подняться на ноги. Какая она сильная, а по ней и не скажешь… — Вам явно плохо.
— Естественно, мне плохо! Где мое оружие?
Сигню вынимает из ящика стола «карусель» и передает пистолет ей.
— Собираетесь вызвать кого-нибудь на дуэль, генерал?
— Увидите отца, сообщите ему, что я хочу с ним поговорить, — просит Мулагеш, засовывая «карусель» в кобуру.
— А о чем, можно поинтересоваться?
Как бы это ловчее выразить, чтобы за психическую не приняли…
— Скажите ему, что это дело по линии министерства. Вот так и скажите.
Два часа спустя Мулагеш стучит в дверь дома Рады Смолиск. Дождь льет как из ведра — с материка налетела гроза. К счастью, на Турин шапка с козырьком. Дом Рады угнездился в небольшом лесу прямо под скалами в северо-западной части города. Отсюда одинаково недалеко до Галерей и до крепости — прекрасная метафора для той позиции, в которой оказалась Рада. Из дома так же хорошо видна стройка — она протянулась вдоль берега в пятистах футах ниже скал. Мулагеш видит цех со статуями и даже проделанную в брезенте дырку различает.
Рада открывает дверь, одетая в какое-то смешное и уродливое меховое платье, из которого она чуть не выпрыгивает, увидев, кто перед ней.
— Г-генерал! Вы на ногах! А мне с-сказали, вы…
— Еще одно тело? — резко спрашивает Мулагеш. — Еще одно?
Рада мрачно кивает.
— Боюсь, что да. На этот раз женщина. С-сайпурка. Бисвал и Надар д-д-дали мне разрешение на вскрытие, но с-сказали, чтобы я подождала…
— Показывайте.
— Конечно. З-заходите.
Мулагеш стряхивает капли дождя с рукавов и переступает через порог. Внутри темно, и, похоже, здесь не собирались принимать гостей — все свободные поверхности в комнате занимают не слишком устойчивые стопки книг и чашки чая. Внутри царит страшный холод — так всегда бывает с одинокими домами. Но что любопытно, все стены жилища Рады увешаны чучелами животных: воробьи, застывшие в прыжке рыбы, головы оленей, кабанов и нескольких диких котов. Выглядит это так, будто вся фауна с окрестных холмов забралась в дом и застыла в ледяной неподвижности.
— Ух ты. Вы охотитесь?
— Н-нет. А почему вы с-спрашиваете? А, животные… Н-нет. Я их сама делаю.
— В смысле? Сами изготавливаете из них чучела?
— О да. Это мое х-хобби. У н-нас многие охотятся, причем в-выбрасывают части тушек за н-ненадобностью. А я нашла им п-применение. Я з-занимаюсь этим там, п-прошу за мной, — говорит она, ведя Мулагеш через комнату.
А вот это помещение уже похоже на обычное — белый голый, медицинского вида кабинет. В таких часто принимают доктора.