— Сигруд, Сигню! — кричит она перед воротами в гавань. — Вы там? Это я!
Ворота открываются, и она входит внутрь. Сигню стоит, прижавшись к стене, с пистолетом на изготовку. Потом из-за ворот высовывается голова Сигруда. Он нетерпеливо морщится — мол, давай, давай быстрей заходи.
— Отлично, — выдыхает Мулагеш. — Вы живы.
— Он сейчас домами занят, — говорит Сигруд. — А про гавань забыл. Так что мы в безопасности — пока.
— Мы-то да, но он же уничтожает город! — восклицает Сигню. — Он убивает всех подряд! Проклятое чудище! Откуда он такой вылез?
— Из меча, как я полагаю, — невозмутимо отзывается Мулагеш. — Ты сама говорила: давно почившие адепты могли захватывать тела живых. Я так понимаю, тот парень взялся за меч — и все, его тело попалось.
— Но как, демон побери, как вуртьястанский меч может быть до сих пор… активен? — удивляется Сигню.
— Понятия не имею, — говорит Мулагеш. — Но кто-то принес его мне. Чтобы я до него дотронулась. Если бы у них выгорело, это я бы стояла вон на той печной трубе, пытаясь прикончить все живое в радиусе одной мили.
— Мы можем его остановить? — спрашивает Сигруд.
— У меня есть несколько предложений, — говорит Мулагеш. — И да, мы можем остановить его. Это будет просто — при условии, что мы захотим так сделать и нам хватит здоровья. — Она оборачивается к Сигню: — Этот ваш ПК-пятьсот двенадцать — он в рабочем состоянии? Исправен?
— Что-что?
— Многоствольный пулемет. Та хреновина, что вы поставили над цехом со статуями?
— Да. Во всяком случае, я думаю, что да… Его установил там мой предшественник, но… в общем, мы не знаем, как с ним управляться.
— Я знаю. — Мулагеш присаживается на корточки и начинает вычерчивать в грязи план гавани. — Слушайте теперь. Есть немалый шанс, что Понжа сможет пробить его броню. Так что у нас есть вероятность покончить с ним с одного выстрела.
— Тогда почему вы раньше его не пристрелили? — спрашивает Сигню.
— Потому что он поймет, где мы сидим, и разделает нас как мелкий рогатый скот. Нам нужен запасной вариант, вот что.
— А именно? — спрашивает Сигруд.
Мулагеш смотрит на Сигню:
— Ты знаешь, как управляться с этим вашим поездом?
— Который стройматериалы подвозит? Конечно.
— Отлично.
Она оборачивается к Сигруду:
— Теперь о тебе. У тебя с конечностями все в порядке? На здоровье не жалуешься?
— Да все более или менее…
— Сможешь выстрелить из такой штуки? — И она поднимает Понжу — тяжелую, как настоящая пушка.
Сигруд пожимает плечами:
— Меня учили стрелять из его прототипа.
— Это «да» или «нет»?
— Это «может быть».
— «Может быть» тоже годится. Здесь не Мирград, Сигруд. Ты не сможешь залезть к нему в брюхо и проковыряться наружу. Не в этот раз.
Она делает глубокий, очень глубокий вдох. Остается надеяться, что они не сочтут ее план чепухой. Потому что она-то как раз думает, что это самая настоящая чепуха и есть. Дурь на дури и дурью погоняет.
А потом она начинает говорить, вычерчивая свой план на грязной земле у них под ногами.
Мулагеш и Сигню со всех ног бегут на северо-запад, к погрузочным цехам ЮДК, туда, куда приходит поезд со стройматериалами. Сигню тащит рацию капитана Сакти, а Мулагеш сгибается под тяжестью перекинутой через плечо Понжи. Двигаются они не так быстро, как Мулагеш хотелось бы, — это все Сигню, она зачем-то волочит с собой чемоданчик-дипломат, который был при ней сегодня вечером.
Руки, ноги и спина жутко болят, но Мулагеш пытается игнорировать сигналы своего тела. Да уж, немолода ты, дорогая, куда тебе лезть в такую передрягу…
— Это… — задыхаясь, выговаривает Сигню, — худший из планов… которые мне когда-нибудь… излагали!
— Ты делай свое дело, — отвечает Мулагеш, — а там будь что будет.
— Но… но расчет времени!.. Линии визирования! Да вообще все!
— Твое выступление мы уже заслушали, — строго отвечает Мулагеш, перелезая через низкую стену. — Нечего сейчас языком трепать — береги силы, они тебе еще понадобятся.
В конце концов перед ними возникает поезд. И сторожевая вышка. Прожектор на ней не горит, здоровенный ПК-512 дремлет рядом. Вдоль рельс светят, тихо жужжа, электрические фонари. В их белом сиянии все кажется призрачным и стерильным, как в больнице. Мулагеш и Сигню останавливаются перед рельсами, с присвистом дыша. В груди у нее теперь тоже побаливает.
Сигню со стуком опускает рацию на землю.
— Поезд стоит там, дальше, — говорит она, показывая вверх по склону холма.
Мулагеш присматривается к вышке, которая возвышается над рельсами.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы раскочегарить поезд?
— Я справлюсь, — отвечает Сигню.
— Это не ответ!
— Я справлюсь!
— Надеюсь, что да, справишься. Потому что если не справишься — все пропало.
Мулагеш оглядывается. Святой Жургут так и стоит на крыше, продолжая в одиночку атаковать город. А где-то капитан Сакти со своими солдатами эвакуирует гражданских, направляя их в крепость.
— Есть еще кое-что, — говорит Сигню, ставя дипломат на землю и открывая его.
— Что такое? — сердится Мулагеш. — Чего еще тебе надо?
— Я так думаю, что сейчас — самое время, чтобы вручить тебе это… Потому что я не уверена, что у меня будет еще возможность.
И она разворачивает чемоданчик к Мулагеш.
Внутри лежит поражающий своей сложностью механизм: блестящая стальная рука с суставчатыми пальцами и подвижным запястьем, а в центре ладони — какой-то замочек. Это протез, но ее нынешнему протезу до этой чудо-техники как до луны пешком.
— Г-где ты это достала? — спрашивает Мулагеш.
— Сама сделала. Я присматривалась к тебе, к тому, как ты справляешься без руки. Эта штука, которую ты носишь, — реальное, настоящее дерьмо. — Сигню вынимает протез из чемоданчика. — Смотри. Ты сможешь сжимать и разжимать пальцы. Запястье тоже подвижное. А в центре ладони — замок. Вот к нему ключ. — И она вынимает из дипломата стальное колечко. Наверху у него защелка, а внизу — тот самый ключ, который вставляется в замок. — Ты можешь просунуть туда дуло и закрепить его. А потом зафиксировать оружие на протезе. Конечно, с настоящей рукой не сравнится, но все лучше того, чем ты сейчас пользуешься.
Мулагеш в совершеннейшем изумлении смотрит на это чудо механики.
— Я… м-да.
— Я так думаю, что слово, которое ты хочешь, но не можешь выговорить, — усмехается Сигню, — «спасибо». С этой штукой ты сможешь стрелять метко — а меткость тебе понадобится в ближайшие пять минут. Снимай рубашку.
— Чего?
— Рубашку, говорю, снимай. Та жуткая штука наверняка крепится к спине какой-нибудь чудовищной сбруей. Снимай, говорю.
Мулагеш с неохотой повинуется. Сигню вынимает кинжальчик, перерезает многочисленные ремни и стаскивает сбрую с ее туловища. Затем цокает языком:
— Как ты это носила-то? Оно ж тебе везде натирало. А теперь…
Она приставляет протез к руке Мулагеш, пять раз щелкает замочками и отходит, чтобы полюбоваться на свою работу.
— Вот так. Надевать проще. Крепится лучше. И никаких больше синяков на теле.
Мулагеш смотрит на протез, затем тыкает его пальцем. Он легкий, но твердый. Она пробует пошевелить пальцами.
— П-проклятье. Да ты, мать твою, гений!
Сигню сдувает с лица прядь волос.
— Я знаю. И надеюсь, переживу эту ночь. Чтобы дальше людей радовать.
— Слушай меня внимательно. Как только поезд сдвинется с места, ты убегаешь оттуда, понятно?
— А что будет с тобой?
— За меня не беспокойся, — говорит она. — Ты просто как можно скорее выметаешься из города. Убегаешь быстро и не оглядываясь. А теперь иди. Пора заняться этой штукой. Ты знаешь, что делать.
Сигню колеблется, а потом отходит, пятясь.
— Приятно было познакомиться, генерал.
— Мне тоже.
Она смотрит Сигню вслед. А потом подходит к сторожевой вышке и вынимает подзорную трубу. Она не сразу находит святого Жургута, но нет, он все там же, сидит верхом на крыше — ни дать ни взять чудовищный петух, кукарекающий на закате. Она переводит трубу вправо и видит, как сержант Бурдар занимает позицию у окна крохотной развалюхи в паре сотен ярдов от монстра.
Мулагеш кивает, передергивая затвор Понжи. Оружие готово к бою. Она подтаскивает рацию к вышке. А потом вынимает «карусель», нацеливается на фонарь и нажимает на спусковой крючок.
С громким хлопком фонарь гаснет. Мулагеш отстреливает один за другим все фонари, и округа погружается во тьму. Она пробегает по рельсам ярдов пятьдесят и устанавливает Понжу на его двуноге. С этого места открывается отличный вид на идущую вдоль волнолома дорогу, но вот с другими видами тут не очень. Святой Жургут сидит на крыше в двухстах ярдах к северу от дороги, и она наблюдает за ним, но может разглядеть, что под ним.
Мулагеш бежит обратно к вышке. Там темно. Она разворачивается лицом к городу, вытаскивает зажигалку, поднимает ее и три раза щелкает, высекая и гася огонек.
Потом снова подносит к глазам подзорную трубу. Сержант Бурдар смотрит на нее в свою подзорную трубу. Он вынимает зажигалку, высекает огонек и гасит его.
У Мулагеш сбито дыхание, и бег тут ни при чем. Ее подгоняет страшное знание: если она через полчаса не свяжется с крепостью и не сообщит, что Жургут мертв, пушки форта откроют огонь и расстреляют город вместе с его жителями, живыми и мертвыми.
Мулагеш шепчет:
— Представление начинается!
Она наблюдает за тем, как Бурдар прицеливается. Мулагеш не видит этого, но воображение подсказывает: вот по виску у него течет пот, рука крепко держит оружие, а палец лежит на прикладе над спусковым крючком.
Ветер то поднимается, то стихает.
В воздухе слышится знакомое гудение, и меч с низким, страшным ревом возвращается из очередного смертоносного полета по городу.
Святой Жургут выхватывает меч из воздуха и клонится туда и сюда, выглядывая новую цель для клинка. Затем он отклоняется назад, расправляя массивные плечи, и снова забрасывает меч.