— Пассивный воин? Такое бывает?
— Да. Он п-проповедовал, что тот, кто ж-желает жить п-полной жизнью, должен считать с-себя м-мертвым. К-каждое утро, п-просыпаясь, нужно примиряться со с-смертью, п-принимать то, что она неизбежна. — Голос ее постепенно набирает силу. — Он сказал: «Время — это река, а мы лишь травинки, плывущие по ее волнам. Бояться конца реки — все равно что бояться плыть по ее волнам. И хотя мы можем обратить наш взгляд в будущее и увидеть бессчетное количество развилок, — оборачиваясь назад, мы видим, что наша жизнь сложилась единственным возможным для нас образом. Другого нам дано не было. Спорить с судьбой — все равно что спорить с рекой».
— Почему вы сейчас об этом заговорили?
Рада резко захлопывает шкаф.
— Прошлой ночью и этим утром у меня на операционном столе умерло несколько человек. И сегодня тоже умрет. Среди них также будут дети. Другого не дано. Я проснулась с этим знанием. И я примирилась с ним. Так же как я примирилась с сознанием того, что скоро начнется война.
— Война?
— Да. — Рада поднимается и смотрит Мулагеш в глаза. Куда девалась ее прежняя боязливость… — Я чую ее. И в п-прошлый раз я ее чуяла. М-мне знаком ее запах. Это лишь н-начало. Поэтому я, генерал, собираюсь… — она открывает дверь, — с-сидеть и ждать, когда с-случится неизбежное. Х-хорошего вам дня.
Снаружи Сигню и Сигруд стоят и смотрят на разоренный Вуртьястан. Развалины подсвечены рубиново-красным светом заходящего солнца. Над обрушенными лачугами поднимаются столбы дыма. Вдалеке слышится треск выстрелов — мародеры, наверное, ищут чем поживиться. Три огромные, изглоданные непогодой статуи разрублены пополам: одна в поясе, другая в коленях, третья у ступней.
Но, несмотря на все это, Сигруд и Сигню беседуют вполне мирно. Мулагеш никогда еще не видела их такими: они стоят рядом, плечи их практически соприкасаются, Сигню уже не напряжена, как раньше, в присутствии отца — напротив, она оживлена, воодушевлена, движения ее естественны, и в них нет и следа прежней застенчивости. Значит, теперь ей комфортно с ним.
Сигню наконец вспоминает, что рядом с ними, опираясь на костыль, стоит Мулагеш.
— Генерал, вид у вас по-прежнему неважный, но… по крайней мере, все жизненно важные органы на месте?
— Более или менее, хотя бедро вот порядком пострадало. Рада говорит, в течение двух недель никаких танцев и плясок. — Опираясь по-прежнему на костыль, Турин пытается зажечь сигариллу. — Но ей придется смириться с двумя днями.
— Двумя днями? Ты собираешься отдыхать всего два дня?
— Да, — говорит Мулагеш. — Потому что потом ты повезешь меня на этот остров. На Клык.
Сигню бледнеет при одном его упоминании:
— Даже после Жургута… Ты все еще хочешь продолжить поиски Чудри?
— Кто-то здесь нашел клад. В смысле вуртьястанские мечи, — говорит Мулагеш и поворачивает на длинную дорогу, ведущую к штаб-квартире ЮДК. — Даже один такой меч, будучи активирован, способен нанести чудовищный вред. Это практически оружие массового поражения. И кто-то с ним экспериментировал, пробовал его на ни в чем не повинных жителях дальних деревень. И я так думаю, что этот кто-то готовится к приходу Ночи Моря Клинков. Теперь они знают, что делать, чтобы она наступила.
— И как они планируют этого добиться? — спрашивает Сигню.
— Не знаю. Но Чудри думала, что обнаружит что-то важное на Клыке. Возможно, это что-то помогло бы ей понять, как запускается процесс. — Мулагеш трет глаза. — Во имя всех морей… я устала. Не помню, когда я последний раз спала. Который час?
Сигню смотрит на часы:
— Шестнадцать часов.
Мулагеш невесело смеется:
— Опять дело к вечеру…
Сигню оглядывается на нее через плечо, морщится и ворчит:
— Хорошая мысль тебе в голову пришла! Все, заканчиваю одно дело и иду обниматься с громадной периной. Хорошего вечера.
Она поворачивается и быстро уходит.
Мулагеш, хмурясь, смотрит ей вслед:
— Это было как-то неожи…
— Я тоже, пожалуй, пойду, — говорит Сигруд. — Мне нужно сильно напиться и прилечь, где очень темно.
— Традиционное дрейлингское лекарство?
— Что-то вроде того.
Он встает и плетется прочь, прихрамывая на ступеньках.
Мулагеш остается на склоне холма совершенно одна. Что день грядущий ей готовит? А еще ее что-то тревожит… Что?
Сигню что-то такое увидела. Прямо сейчас. Разве нет? Что-то такое она увидела — и тут же решила уйти.
Мулагеш приглядывается к вуртьястанским улицам. А это кто у нас такой стоит в тени обрушенного дома? Невысокий, в сером плаще и фуражке, которую можно едва различить в вечернем тумане.
— Панду, — тихо говорит Мулагеш.
Она сидит, долго, не двигаясь. Надо, чтобы он куда-то пошел. А когда он идет, она очень осторожно следует за ним.
Панду идет на север, покидает город и направляется к утесам. Мулагеш отстает, когда он выходит на пересеченную местность, перебегая от камня к камню и от дерева к дереву. Бедро кричит ей, что только полная идиотка и больная на голову могла устроить такую погоню.
Мулагеш проклинает себя: почему раньше об этом не подумала? Сигню как-то раз обвинила ее в промышленном шпионаже, и что же? Теперь она сама завела шпиона в крепости! Она пригибается, прячась за булыжником. Панду быстро идет по тропе вдоль утесов. Ох, Панду, ну и дурачок же ты… Во что же ты ввязался, а?
Они проходят мимо обрушенных шахт, мимо рощи, в которой Мулагеш обнаружила тайный подземный ход. Они заходят все дальше и дальше на север. Она внимательно приглядывается к отпечаткам его сапог, и вскоре ей становится очень просто отыскивать этот рубчатый шрамик на поверхности земли. Теперь она уже не потеряет его след.
Но вот Турин подходит к утесам и обнаруживает, что след все-таки пропал. Она смотрит направо, налево — никого. Куда же он подевался — в море, что ли, с утеса сиганул? Мулагеш заглядывает за край — нет, не похоже, там сплошные острые камни. И никого на сером галечном берегу.
Она присматривается и видит — лодочка. Маленькая лодка с двумя веслами лежит на берегу. Турин еще раз заглядывает за край утеса — а вот и лесенка, хитро упрятанная в складках камня, наверняка вырубленная еще много десятков лет тому назад.
Мулагеш встает на четвереньки и наблюдает, как Панду спускается по узкой лестнице и идет к лодке. Смотрит по сторонам, потом вверх.
Она отползает от края утеса, потом снова заглядывает вниз.
Панду раздевается, аккуратно складывая свои вещи на гальке. И хотя уже вечер и холодает с каждой минутой, он остается в одних темно-серых бриджах. Панду спихивает лодку в волны и заходит по грудь, а потом ловко забирается в посудину. Гребет он, кстати, отлично и умело выбирается между оскаленных камней на открытую воду. А там навстречу ему спешит еще одна лодка.
Мулагеш прикладывает ладонь козырьком к глазам и всматривается. Вторая лодка не такая узкая и маневренная и больше похожа на спущенную на воду ванну. Мулагеш вынимает подзорную трубу и подносит ее к глазу. Ну что ж, ничего удивительного: во второй лодке сидит и работает двумя веслами Сигню. Только почему-то главный инженер тоже раздета. Правда, вокруг шеи намотан ее неизменный шарф. Ну хорошо, у нее тайная встреча со шпионом, но зачем одежду скидывать?
— Какого демона… — бормочет Мулагеш.
Приблизившись вплотную к лодке Сигню, Панду втягивает весла и прыгает в воду. На него даже смотреть холодно. И тем не менее он накидывает веревку на нос своего суденышка, подплывает к посудине Сигню и с ее помощью вяжет узел на корме. Когда он хватается за борт, Сигню нависает над ним, и Мулагеш хмурится: лицо дрейлингки расплывается в широкой радостной улыбке.
Панду подтягивается, играя мускулами, и целует Сигню в губы.
У Мулагеш падает челюсть:
— Ого…
Панду забирается в лодку, садится на весла и заводит посудинку в какой-то не видный сверху грот. Когда лодка уже готова исчезнуть из виду, Сигню распускает хвостик и ее блестящая золотая грива падает на плечи. А потом она берется за рубашку и начинает снимать ее.
— Ох ты ж, — бормочет Мулагеш.
И, пристыженная, опускает подзорную трубу.
— Да, — слышит она за спиной чей-то голос.
Мулагеш подпрыгивает от неожиданности, и это едва не стоит ей жизни — она с трудом удерживается на краю утеса. Обретя равновесие, она оборачивается к Сигруду, который сидит в двадцати футах от нее, свесив ноги с края скалы. Взгляд его устремлен на воду, а на лице — странное выражение, словно он и рад, и удивлен тому, что увидел.
— Демон тебя забери с потрохами! — сердится Мулагеш. — Из-за тебя я тут чуть со скалы не сверзилась!
Сигруд молчит.
— Ты следил за ней, да? — спрашивает Мулагеш.
— Да, — отвечает он. — А ты тоже следила — за ним.
— Да. Значит, твоя дочь и… м-да… Панду, — и Мулагеш почесывает затылок.
— Они любовники, — говорит Сигруд.
— Ну да, даже если в прошлом не были, то сейчас точно будут…
— Нет. У них все движения отработаны… Они много раз это делали.
Мулагеш вскидывает руки:
— Умоляю, хватит. Как ты можешь так говорить о своей дочери?
— А что такого? Ну, да, у моей дочери любовник. — И он смотрит в закатное небо. — Двое молодых людей, которые вчера чуть не погибли, наслаждаются жизнью. Я так это вижу.
— Но она же… Это же демонов старший сержант сайпурской армии! Я-то думала, Сигню увлечется каким-нибудь дико богатым банкиром… или кем-то вроде него. По крайней мере, кем-нибудь своей расы. А то сайпурец ухаживает за дрейлингкой… Не представляю, как это вообще возможно. Он же ей по подбородок!
— Ты ее недооцениваешь.
— Возможно, но в любом случае это опасно.
— Сердечные дела — они такие. Опасные.
— Так, попрошу без сантиментов. Тут все в любой момент может пойти не так. Если они начнут откровенничать друг с другом…
Сигруд задумывается, потом отвечает:
— Мне плевать.
— В смысле?