— Ты уверена?
— Абсолютно. Нам нужно разделиться. Мне это не нравится, но времени в обрез — если оно еще осталось у нас, это время. Возможно, эта форма позволит мне добраться до него. Как думаешь, сумеешь проникнуть в лаборатории?
Сигруд кивает — мол, без проблем. Смогу.
— Нижние этажи крепости сейчас пусты. Всех отправили на стены, к береговым батареям.
Она качает головой:
— Во имя всех морей, он действительно решил принять бой… Ну что, пойдем. Если не отыщешь мечи, поднимайся к комнатам Бисвала. Если я не найду, спущусь к тебе в лаборатории. Как тебе такой вариант?
Он кивает.
— Тогда идем. Главная лестница — в той стороне.
Они идут по коридору. Мулагеш с «каруселью» наготове тихонько открывает дверь.
Потом смотрит на то, что за ней, и бледнеет:
— Во имя всех морей…
— Что? — спрашивает Сигруд у нее за спиной. — Что там?
Она оборачивается:
— А ты не знаешь?
— А должен?
Она морщится и открывает дверь настежь. У подножия лестницы лежат четыре трупа. Все — сайпурские солдаты, все обезображены и истерзаны. Одному выпустили кишки, другого разорвали на части. Один солдат сидит в углу, из живота торчит штык винташа. У одного трупа, женщины, на щеке и шее следы укусов.
Сигруд ошеломленно созерцает картину бойни:
— Это… это я сделал?
Мулагеш не отвечает — смысл? Его же убьют теперь. Наверняка же есть свидетели. Они никогда не простят ему это, никогда не забудут. Проклятье, даже ей трудно такое простить…
И тут раздается вой сирен: низкий, мощный сигнал тревоги эхом гуляет по коридорам крепости. От этих звуков волосы Мулагеш встают дыбом.
Сигруд смотрит в потолок:
— Что это?
Мулагеш прислушивается: к вою присоединяются все новые сирены, и теперь они верещат хором.
— О нет, — тихо говорит она. — Ох, нет, нет, нет…
— Что это?
— Проклятье! Будь оно все проклято! Это значит, что корабли уже на подходе!
— Вуртьястанские корабли?
— Да, демон побери! Это значит, даже если бы мы уничтожили мечи, уже слишком поздно!
— Какие теперь у нас есть варианты?
Мулагеш сначала решает не отвечать: вторжение уже идет, и теперь им остается одно — сражаться и умереть, проиграв бой. Однако потом… какие там были последние слова Тинадеши? Это знак, символ. К нему можно подобрать ключ, развернуть его, по-разному понять… Он на многое сгодится, если его правильно использовать. Если о нем правильно думать.
— Все наши карты биты, — тихо говорит она. — Кроме одной. Но я даже отдаленно не представляю, что мне с ним делать.
— Делать с чем? — удивляется Сигруд.
Она смотрит на него и решительно, играя скулами, говорит:
— Меч Вуртьи.
И описывает, как тот выглядит.
— И что ты будешь делать с этим мечом?
— Я не уверена… но знаю наверняка, что это оружие ужасной разрушительной силы. Я просто не понимаю, как его активировать… Может, чтобы он заработал, нужно подойти близко к адептам — не знаю, он же частично и на них замкнут. Но если Бисвал его забрал, высок шанс, что он лежит там же, где остальные мечи. То есть мы опять приходим к тому же: лаборатории и личные комнаты Бисвала.
— Значит, план не поменялся.
— Ох, нет, еще как поменялся! — говорит Мулагеш. — Нам нужно в два раза быстрее шевелить ножками! Вперед!
Мулагеш то и дело оглядывается, пока поднимается по лестницам в комнаты Бисвала. Подкрадываться сложно — все эти сирены продолжают завывать, из-за них не услышишь, есть кто впереди либо позади или нет. Но пока тут никого нет. Сигруд правильно решил, что все побежали на стены.
Наверняка Бисвал не станет держать мечи в своем временном офисе на вершине башни. А вот где офицерские комнаты — известно. Известно также, что в форте Тинадеши тесновато, поэтому есть шансы, что комнаты Бисвала находятся там же.
А ведь она правильно рассудила: шагая по очередному пустому коридору, она слышит голос, бормочущий у нее в голове:
— …и наши мечи пали на них, подобно дождю…
Мулагеш стискивает зубы и идет вперед. Жуткое бормотание мечей становится все громче. Теперь ей попадаются двери одна другой красивее, и вот она уже стоит перед толстой дубовой створкой с бронзовой ручкой.
Она пробует повернуть ее — не заперто. И она открывает ее.
Шепот голосов накатывает на нее океанской волной. Комната за дверью большая и просторная, в камине, как это ни странно, горит огонь — а потом Турин замечает, что она не одна в комнате.
Лалит Бисвал стоит у эркера в дальней стене, сцепив руки за спиной. Между ним и Турин — многочисленные стойки с мечами Рады, и все они шепчут и бормочут в голове у Мулагеш.
Она стоит неподвижно, не зная, что делать. Она-то думала, что он пойдет на стены вместе со всеми.
Тут Бисвал произносит вслух:
— Они говорят только с теми, кто убивал, не правда ли?
Мулагеш некоторое время колеблется, а потом заходит, прикрывает дверь и запирает ее. Вытаскивает из кобуры пистолет и поворачивается к нему:
— Да. Это правда.
— Я тоже так подумал, — говорит он. — Многие солдаты здесь считают, что это просто игра воображения.
Он поворачивается и смотрит на нее, склонив голову к плечу, прислушиваясь к голосам и налетающему волной вою сирен.
— Началось.
— Да.
— Тогда зачем ты здесь, Турин? Да, я сделал это. Выстрелил первым, и началась война. Она должна была начаться еще давно. Точка невозврата пройдена.
Голос у Бисвала мягкий и безмятежный, а глаза затянуты дымкой, словно он принял какой-то наркотик. Он смотрит на пистолет в ее руке:
— Ты застрелишь меня?
— Только если придется. — И она оглядывает комнату в поисках меча Вуртьи.
Жилая комната оказывается не столь аскетичной, как Мулагеш себе воображала: тут и удобная кровать, и картины, и стол красивый, и даже наполовину заставленная книгами полка.
— Ты это ищешь? — спокойно спрашивает Бисвал.
И достает из кармана что-то маленькое, черное, изогнутое и странное на вид — что-то, что можно принять за человеческую руку, сомкнувшуюся на пустом месте, только если посмотреть под определенным углом.
Увидев меч, Мулагеш застывает на месте.
— Что это? — спрашивает он.
Она не отвечает. Самое главное, непонятно, вооружен он или нет: пистолета и кобуры не видно, и это как-то странно.
— Что это за вещь, Турин? Мы нашли ее при тебе в доме Смолиск.
Мулагеш начинает медленно двигаться к нему.
— Я почувствовал, как он задал мне вопрос, — мягко произносит он. — Он говорил со мной, пока я нес его в кармане, когда зазвучали сирены, когда я понял, что случилось. Это было настолько удивительно, что мне пришлось уйти.
Мулагеш крепче сжимает пальцы на пистолете:
— Что он сказал, Лалит?
— Он что-то спросил у меня — спросил: я — это он? Он спросил, являюсь ли я… этой вещью. Вещью, которую держу в руке. А может, он спросил, является ли он частью меня. Или я — частью него. Я не очень понял. Не знал, что ответить. Что это, Турин? Что ты нашла, скажи.
— Что бы ни нашла — это не твое. Отдай его мне. Немедленно. И я уйду с миром.
— А если я позову стражу?
— Я знаю, что тут никого нет. Ты здесь один.
Он задумывается:
— Нет, — наконец отвечает он. — Нет, я тебе его не отдам.
Она поднимает пистолет, целясь в него.
— Я не шучу, Лалит. У меня нет на это времени — корабли уже на подходе.
— Я тебя знаю, Турин, — говорит он. — Убить своего командира… от этого ты никогда не оправишься.
— Это не первый раз, когда мне придется убить товарища по оружию, — мягко говорит она.
— Понятно. Но я все равно его тебе не отдам. Или ты думала, что я не готов умереть за это?
— Вместе со всеми своими солдатами?
— Я абсолютно уверен, — бесстрастно говорит он, — в нашей безоговорочной победе. Мы солдаты Сайпура. Мы не проиграли ни одной войны.
— Ты сошел с ума.
Пистолет дрожит в ее руке.
— Ты из-за этого приказал убить Сигню?
— Харквальдссон? Это был несчастный случай. Сопутствующие потери.
— У тебя их в последнее время слишком много, не находишь? — Мулагеш тяжело дышит. — Она была моей подругой.
— Она была дрейлингкой. И получила воспитание во вражеской стране. И ты, и она своими действиями нарушили приказ, отданный местными сайпурскими властями. Но я пытаюсь служить высшему благу.
— Твое высшее благо подразумевает смерть слишком многих невинных людей, Лалит, — говорит Мулагеш. — Отдай мне меч, иначе, клянусь, я тебя пристрелю.
— Меч? — он смотрит на клинок. — Это меч? На миг, пока он лежал у меня в кармане, я почему-то подумал, что это человеческая рука… А когда я взял его, то посмотрел на мир и увидел море огня и тысячи знамен, развевающихся на ветру… — Бисвал смотрит на нее. — Это же не просто меч, правда? Он сильнее тех мечей, что делала Рада. Что же это?
— Я дам тебе последний шанс.
— А давай сделаем вот что, — неожиданно воодушевляется Бисвал. Он запихивает меч обратно под плащ. — Я помню, как ты тренировалась и никто не мог победить тебя в поединке на мечах. Вы бились на деревянных мечах, и мне сразу становилось ясно, чем кончится очередная дуэль — твой противник будет двигаться слишком медленно и выйдет из схватки, весь покрытый синяками. Я это хорошо помню.
Он подходит к одной из стоек и выбирает меч — видимо, грубой работы, тот, что не активировался, — потому что в Бисвала никто не вселяется.
Удачно вышло. Для него — и для Мулагеш.
— Я, естественно, никогда с тобой не сходился. Это было бы неприлично для офицера в моем звании. Но мне очень хотелось. Очень хотелось испытать свою выносливость в поединке с лучшим солдатом под моим командованием… Мы с тобой, Турин, не можем без боя, и надо же — сейчас случится самая великая битва в нашей с тобой жизни. И мне кажется логичным, чтобы мы сошлись с тобой в поединке за обладание этой штукой, этим странным шепчущим пустяком.
Мулагеш держит его на прицеле и молчит.