олько секунд, чтобы собраться. Довольно скоро ей удалось остановить слёзы.
– Грегор Х'ост пробил череп моей сестре пивной кружкой, потому что она смотрела на него. – Роза посмотрела на Бетрима, и он увидел огонь в её глазах. Огонь, который почти испугал его. Но Чёрный Шип не из тех, кого можно испугать жутким взглядом, даже взглядом жены. – Никто и пальцем не пошевелил, чтобы остановить его. Все просто смотрели. Даже моя мать. Родная мать Анни. В то время я до конца не понимала. Не осознавала, что происходит. Я помню, как спрашивала мать позже. Она говорила, что забыла. Притворялась, что ничего не случилось. Притворялась, что Анемоны никогда и не было. Потому что никто бы не стал ничего делать. Никто бы не помог. Потому что, если бы кто-то попытался, то Х'ост просто и их бы убил. Мы были всего лишь шлюхами. Анни была всего лишь ребёнком, а жизнь в Диких Землях стоит дёшево. – Гнев приглушил её голос. – Вот что такое люди Диких Земель для чистокровных – дешёвые и бесполезные. И вот что такое чистокровные для людей Диких Земель – диктаторы и деспоты. Он убил её, Бетрим. Даже почти не задержался. – Новые слёзы снова наполнили её глаза. – Дело не только в Х'осте. Все чистокровные семьи такие же. Простолюдины и игроки с обеих сторон – мы ничего для них не значим. Стоим для них меньше, чем объедки, которые они кидают собакам.
Бетрим и правда не знал, что сказать. Да и вряд ли тут нужны были слова. Роза права, жизнь в Диких Землях стоит дёшево, и чистокровным нравилось сохранять такой порядок вещей, поскольку это означало, что только их жизни чего-то да стоят. Несколько лет назад это вряд ли имело бы значение для Чёрного Шипа, но сейчас он понял, что имеет. Интересно, подумал он, не связано ли это с ребёнком, пусть и сидящим ещё в утробе матери. Хотя вряд ли ребёнок может сделать человека лучше. Бетрим уж точно никого из родителей лучше не сделал.
Роза шмыгнула носом и вытерла глаза.
– Бетрим, я не хочу, чтобы наше дитя родилось в мире, где жив хотя бы один чистокровный. Я собираюсь отдать ей Дикие Земли, совершенно новые Дикие Земли, объединённые и свободные. Она не заслуживает жить в страхе перед тем, что из каприза сделают с ней какие-то ублюдки, которые считают себя её владельцами. Я не позволю ей расти в таком мире.
Бетрим покачал головой и снова сжал руку Розы. Потом задумался, будет ли их ребёнок, когда вырастет, так же ловко манипулировать им, как и его мать.
– Тогда, пожалуй, пора бы нам хуйнуть на эти стены и пришить несколько чистокровных. Потому как, любимая, ты выглядишь так, будто вот-вот родишь.
18. Генри
– Мы и правда идём туда? – спросила Генри. Ей не нравилось, как выглядят стены, и уж тем более стоящие на них люди. Наверное, из-за всех этих луков, решила она. Стрелы ей никогда не нравились, ещё задолго до Шустрого. От одной мысли об этом ублюдке у неё заболела нога там, где он её разрезал.
– Похоже на то, – сказал Шип, который возился с круглым щитом и подрядил Пага, чтобы тот помог прикрепить его к руке.
Он выглядел неуклюжим, и Генри тоже чувствовала себя неуклюжей. Она понятия не имела, что делать со щитом, и терпеть не могла выданный шлем. Ей всегда нравилось двигаться и видеть, а и то и другое затруднительно в том маленьком кольчужном костюме, в который её втиснули.
– А есть веская причина? – спросила Генри. Она не собиралась отступать, но если бы Шип сдал назад, то ей бы других оправданий не потребовалось. Она вообще только из-за него и согласилась подвергнуть себя такой опасности. Сложно прикрывать его спину из лагеря.
– Наверное, эт хорошо для войск – видеть одного из нас в говне вместе с ними. Курту надо сидеть позади и заниматься по-настоящему важной хренью, а Роза в её положении и близко к битве не подойдёт. Выходит, остаюсь тока я, да?
– И я. Хуй я дам те сдохнуть тут одному. – Генри сплюнула в грязь, а Бетрим легонько пихнул её плечом и с жуткой ухмылкой сплюнул сам. Они попадали в переделки и похуже, и выходили целыми, если не считать нескольких новых шрамов в дополнение к прежним. По крайней мере, Генри так себе говорила. Она никак не могла избавиться от ощущения, что дерьмо никогда прежде не было таким поганым.
– Впервые в отряде? – спросил красномордый солдат. Похоже, его тёмные волосы слегка поседели, а вокруг глаз виднелось немало морщин.
– Иди нахуй! – прошипела Генри и презрительно таращилась на него, пока он не отвёл взгляд. Для неё это было уже слишком: она практически в ужасе, а тут какой-то гад ей ухмыляется – будто радуется, как мокрая пизда, что оказался посреди всего этого.
– Помнишь, как ты был бессердечным ублюдком, которому похер на всё, кроме себя? – спросила она Шипа. Она нервничала и переминалась с ноги на ногу, не в силах остановиться.
Шип рассмеялся и попытался почесать свой шрам от ожога, едва не заехав себе в лицо своим же щитом.
– Ага, пожалуй, припоминаю, как вечно заботился о тебе, хоть ты и чокнутая мелкая сука. Даже после того, как ты меня ударила ножом. – Он снова пихнул её, а она споткнулась и ухмыльнулась ему.
– Ага. Ты вечно неровно дышал к любой бабе, которая давала те присунуть в себя хуй.
– Как будто эт удивительно, с моим-то лицом. – Это была правда, вот только вся эта болтовня звучала натужно. Фальшивое веселье, чтобы скрыть страх.
Вокруг эхом пронёсся звук горна, почти тихий, и вскоре за ним последовал ещё один, на этот раз громче. Обстановка немного поменялась, и Генри почувствовала, как беспокойство сменилось нервозностью. Она и сама чувствовала и то и другое, и в кои-то веки порадовалась своему маленькому росту. Из-за него не было видно поверх ублюдков впереди. А значит, не видно приближавшуюся смерть.
– Выдвигаемся? – спросил Шип. На передовых сражений он был таким же новичком, как и Генри.
– Ещё нет, – сказал капитан Пропавший. Он с радостью согласился на место капитана охраны, и теперь с полусотней людей обеспечивал безопасность Чёрного Шипа в заварушке, которая обещала стать самой кровавой за всю историю Диких Земель.
Мысль о липкой красной крови чудесным образом успокоила Генри – как и всегда. Ей нравился цвет, ощущение, запах и даже немного вкус крови. Она много лет протыкала разных людей, пытаясь понять, по-разному ли люди истекают кровью, и у всех ли она красная. Оказалось, что внутри все одинаковые, как бы по-разному они не выглядели.
– Мы – поддержка для тарана, – продолжал капитан Пропавший. – Наш отряд выступит на защиту, когда первый отряд начнёт уступать.
Шип кивнул. Он понятия не имел, что делает – это любому дураку ясно. И ему, и ей вообще не место в битве, не говоря уже о передовой. Они преступники, а не солдаты. Бандиты, исправившиеся благодаря помилованию, которого не заслужили.
– Блядь! – ругнулась Генри, не в силах скрыть дрожь в голосе.
– Ещё не поздно отступить, – сказал Шип.
Генри видела позади Пага, который явно боялся не меньше неё. Кто-то начал стучать по щиту, крепкая сталь снова и снова била по дереву, и постепенно к нему стало присоединяться всё больше и больше человек. Вскоре Генри уже стояла посреди какофонии. Она не представляла, как это подействует на ублюдков на стенах, но в солдат вокруг это явно вселяло мужество. Генри видела парочку парней, у которых, небось, ещё и волосы на яйцах не выросли – они обменивались шутками и выглядели возбуждёнными. Она решила, что они никогда не видели настоящего сражения, и как их близкие в пыли истекают кровью до смерти. Никогда не чувствовали страха оттого, что всё настолько вышло из-под контроля, что жизнь и смерть уже зависят только от чистой случайности.
– Блядь! Чё происходит? – поверх грохота крикнула Генри и ударила Шипа по руке.
Он взглянул на неё сверху вниз, а потом отвёл взгляд.
– Первые наши отряды идут вперёд. Лестницы на стены. Катится охуенный таран. Наверно, потом и мы за ним, да?
Очередной горн взревел, перекрывая крики сражающихся и умирающих, сливаясь с воплем человека с мощными лёгкими.
– Это нам, – сказал капитан Пропавший. – Шагом марш. Держаться плотно. Щиты вверх, от стрел.
– Блядь! – Выдохнула Генри, когда их группа стала двигаться вперёд – почти две сотни человек и все со щитами. Она почти ничего не видела, кроме Шипа, Пага и красномордого ветерана, который теперь усердно избегал её взгляда.
Генри маршировала вместе с остальными, подняв щит над головой. Под созданным ими деревянным пологом стало удивительно темно. Её окутывала странная умиротворённость. Они маршировали вперёд, сапоги хлюпали по грязи. Звуки кричащих и умирающих людей казались очень далёкими. Здесь всё казалось простым. Держи щит над головой, иди вперёд.
– Чё будем делать, когда дойдём? – крикнул Шип.
– Что потребуется, – крикнул в ответ капитан Пропавший. – Хватайте таран, оттягивайте молот, защищайте остальных. Щиты вверх постоянно. Настоящий бой начнётся, когда пробьём ворота.
Генри пыталась взглянуть Шипу в глаз, но этот гад смотрел только вперёд, хоть и не мог ничего видеть из-за щитов. Она глянула на Пага, но парень не отрывал взгляда от земли, а его глаза даже в тусклом свете были расширенными и блестящими. Лихорадочно-блестящими. Блестящими от страха. Стоило признать, что парень, возможно, умнее, чем кажется.
– Блядь! – она оступилась и едва не грохнулась, схватившись за одного из солдат, и пошла дальше. Мельком глянув вниз, она увидела тела на земле. Некоторые истекли кровью от стрел, других растоптали. Она решила, что все мертвы. Не так-то сложно убить человека, когда до этого доходит, хотя некоторые умирают определённо легче других.
Что-то ударило в её щит с хлопком и с такой силой, что Генри поморщилась.
– Блядь! – её голос дрожал. Похоже, они уже подошли на расстояние выстрела, а это значило, что они достаточно близко к стенам Тигля, чтобы начать умирать. Уже скоро за стенами вырастут кучи трупов. Горы трупов.
Одно дело умереть в битве, и совсем другое – умереть одному или в окружении людей. И совершенно другое дело – умереть всего лишь очередным безымянным трупом посреди нескольких тысяч таких же. Генри не хотела умирать, и уж точно она не хотела умирать вот так. Решение пойти за Шипом было чистым безумием.