Генри нравилось вблизи, но здесь было совершенно иное. Ей нравилось, когда можно двигаться, пользоваться преимуществами своей скорости и роста. Здесь же она стала всего лишь очередной мишенью. Ещё одно тело в перемалывающей давке вонючей смерти. Она била кинжалом снова и снова, надеясь, что никому не удастся пробиться через труп перед ней, который теперь стал её щитом. Надеясь, что никто из её людей сзади не ударит её по ошибке. Пускай она не носила чёрного мундира Тигля, но в таких тесных помещениях различить это было практически невозможно.
Она не знала, сколько длилась эта первая стычка сражения. Копья тыкали вперёд-назад, и каждый раз, видя, как приближается наконечник, её сердце пропускало удар, и она не сомневалась, что вот-вот умрёт. Генри била кинжалами всех солдат, до которых могла дотянуться, и чувствовала, как внутри неё поднимается отчаянная паника. Она уже чувствовала такое раньше – как перехватывает горло, и поле зрения размывается, оставляя в фокусе лишь маленький тоннель.
Давка стала уменьшаться, поскольку солдаты Тигля протрубили отступление, и мёртвые тела, поддерживаемые людьми сзади, упали на пропитанную кровью землю. В мёртвую женщину у ног Генри врезалась стрела. Наконечник вонзился в шею с мясистым звуком, и всё. Ни крика. Ни вопля. Женщина уже давно была мертва. Генри понятия не имела, умерла та от её кинжалов или от чьего-то копья. На самом деле это и не имело значения – труп есть труп, и неважно, чья рука стала тому причиной.
Вокруг повсюду лежали трупы. Тела людей с обеих сторон конфликта. Солдаты Тигля отступали всё дальше и дальше под защиту внутренних ворот, держа наготове копья на тот случай, если нападающие снова бросятся в атаку.
Генри просто стояла, тяжело дыша от истощения, и чувствуя головокружение. Она была покрыта кровью. Как часто она ей покрывалась. Сложно сказать, сколько крови принадлежало ей самой – сколько-то уж наверняка. Солдаты Розы хлынули вокруг неё, толкали её, пробиваясь к внутренней стене. Летело всё больше стрел. Всё больше и больше стрел – защитники на внутренней стене градом пускали их в сторону нападающих.
Паника поглощала её, сковывала руки и ноги и выжимала свежие слёзы из глаз. В точности как в Хостграде, когда напали демоны, страх вытеснил все мысли из головы. Это уже не бой. Генри никак не контролировала, выживет она здесь или умрёт. Все они умрут. Она поняла это с внезапной определённостью, с болезненно чистой ясностью.
– ПОДНЯТЬ ЩИТЫ! – Генри не знала, кто или где выкрикнул это. Оглянулась в поисках щита. Немало их лежало вокруг на земле, но ни один не был похож на её щит. Хотя теперь, подумав об этом, она не смогла вспомнить, как тот выглядел.
Солдаты окружили Генри, и она снова оказалась под пологом высоко поднятого дерева, прижатая к людям рядом с ней. Вонь пота и крови окутывала всё. В тонкие прорехи между щитами прорывались лучи света, а удары стрел стали постоянными. Звуки без ритма и рисунка. Такие отчуждённые. Резня в массовых масштабах. Имена теряются для мира даже без раздумий о том, что это может значить.
Генри посмотрела на свои руки. Правая была покрыта кровью – частично засохшей, частично всё ещё влажной и капающей. На левой руке виднелось несколько маленьких ранок, где содралась кожа, но в остальном всё было чисто. Она начала было вытирать правую руку об рубашку под кольчугой, но та тоже слишком пропиталась кровью.
– Мы – бастион для тех, кто идёт за нами, – сказал кто-то, чьего голоса она не узнала. – Бери щит и поднимай.
Кто-то толкнул её в левое плечо, и она инстинктивно развернулась и вонзила кинжал ему в спину, под доспехи.
Солдат вытаращился на неё, раскрыв рот и выпучив глаза от страха. Генри почувствовала, как горячая кровь омывает и левую руку до самого запястья. Мужик ещё немного смотрел на неё, а потом его глаза закатились, и он упал. Всего лишь ещё один труп на земле. Уже один из тысяч, решила Генри. По крайней мере, этот видел, кто его убил.
Никто не заметил, как она только что убила одного из своих. Никто из солдат этого даже не видел. Ещё одного свалила случайная стрела – вот и всё, что подумал бы кто угодно. В этом месте Генри могла убивать безнаказанно, и никто бы не заметил, и не заинтересовался, если бы она сама этого не захотела. А всё, чего она хотела, это исчезнуть.
Другой солдат перешагнул через тело человека, которого она только что убила, и полог щитов снова стал целым. То и дело падал очередной солдат, убитый непрерывным дождём стрел.
Это было почти спокойно. Безмятежно. Генри улучила минутку, чтобы оглянуться, её зрение затуманилось от слёз и страха. Шип исчез. Она его не слышала и не видела. Генри решила, что Шип уже мёртв, и потому у неё нет больше причин оставаться здесь, затерянной в давке посреди безымянных солдат, умирающих за Розу или за чистокровных ублюдков. Совершенно никаких причин.
Генри развернулась и начала пробираться через толпу солдат в сторону внешних ворот. Она всегда была маленькой и гибкой, телом едва больше, чем у девчонки, и даже в мешковатой кольчуге, тянувшей вниз, пробираться получалось неплохо.
Всё больше солдат набивалось позади стены щитов – теперь, когда ворота рухнули, целый новый отряд собирался штурмовать внешнюю стену. Они толкались и пихались, пробираясь внутрь, протискиваясь вокруг огромного каркаса тарана. Некоторые из них замечали, что Генри проталкивается им навстречу, но никто не наседал слишком сильно. Немногим хотелось спорить с Генри, даже когда она не была покрыта кровью.
Слышно было, как позади неё люди всё ещё умирали, мужчины и женщины пытались удержать рубежи, пока их товарищи не придут на помощь. Раздался гортанный крик. Вскричали дюжины голосов, воздух расколол настолько громкий и наполненный болью шум, что Генри затошнило.
Она оглянулась на толчею солдат как раз вовремя, чтобы увидеть, как второй бак кипящего масла течёт из внутренней стены, попадает на поднятые щиты и льётся на людей под ними. Её осенило, что она могла быть одной из этих бедолаг.
Теперь уже довольно много солдат выходили из сражения. Одни бегущие назад были ранены, другие тащили раненых за собой. Генри видела женщину без руки – с неровной культи капало, и она бродила по полю, поднимая стрелы. Глупо. Очень даже вряд ли ей придётся теперь стрелять из лука, с одной-то рукой.
Те, кто бежал в бой, по-прежнему толкали Генри, а их голоса казались настолько приглушёнными, что Генри их едва слышала. Идиоты. Люди спешат умереть. Да, сражение продолжалось, но главные ворота теперь стояли распахнутыми.
Генри посмотрела на свои руки. Обе были покрыты красным. Кровь даже пропитала рубашку, которая теперь выглядела грязно-коричневой. Она проковыляла пару шагов и сблеванула в ров, а потом ещё некоторое время смотрела, как плывёт блевотина. Потом с трудом поднялась и направилась к лагерю, сбросив шлем с головы и стягивая кольчугу.
22. Роза
– Стены наши, – объявила Роза, не в силах убрать с лица победную ухмылку. Ребёнок снова зашевелился, и это причиняло немалые неудобства. Чем скорее закончится битва, тем лучше, а Розе нужно было присесть.
– Мы получили точку опоры, и не более того, – ответил генерал.
Каждую минуту он махал новым флагом, и постоянно получал ответы с передовой. Сновали туда-сюда посыльные, и, меняя лошадей, приносили ему последние новости. Сейчас, когда главные ворота пробили, это стало особенно важно, поскольку отсюда было не видно, как проходит битва в центре осады.
Солдаты как можно быстрее взбирались по лестницам, но лучники на внутренней стене явно делали своё дело. Судя по последним донесениям, количество защитников Тигля, расположенных на внутренней стене, почти вдвое превышало число тех, кто защищал внешнюю.
– Я по-прежнему не уверен, что мы сможем её удержать, – прогремел генерал. Его лицо было мрачным, и он давно спрыгнул со своей лошади, позволив ей щипать траву, хотя галопом отсюда до кровавой резни было рукой подать. Сумку с флагами он держал на плече, под рукой.
Роза нахмурилась и снова посмотрела в сторону осады. Солнце уже миновало зенит и как раз начинало опускаться. Утро выдалось кровавым, и смертей случилось больше, чем Роза когда-либо видела до этого. Она даже представлять себе не хотела, каково приходится солдатам в самой гуще. Или Бетриму.
– Так много наших возвращается в лагерь, – сказала Роза, практически сама себе.
– Раненые. Те, что способны выбраться из боя, но не могут сражаться. Говорите, их много… – Генерал Верит горько усмехнулся. – Это ничто по сравнению с мёртвыми.
– Они тащат таран назад? – спросила Роза.
– Да.
– Почему?
– Потому что мы не будем сегодня брать внутреннюю стену. – Генерал сунул руку в сумку и вытащил очередной флаг, на этот раз ярко-синий, и крупнее предыдущих. Повертел его в руке, но поднимать не стал. – Мы застряли.
– Что? – Роза покачала головой. – Ворота пробиты. Стены наши. Мы побеждаем.
Генерал Верит покачал головой.
– Мы проигрываем. – Он печально посмотрел на неё. – За одно утро мы потеряли почти половину наших войск. Тысячи солдат мертвы. Тысячи, миледи. Если бы не было другой стены, мы, может, и смогли бы, пробились бы… Надо отступить.
– Нет! – Роза медленно сделала два шага вперёд и уставилась на него. – Генерал, я уже говорила, мне нужно, чтобы город пал сегодня.
Он недолго просто смотрел на неё.
– А я вам говорил, что это ебанина. Что атака ва-банк только уничтожит ваши войска. Я был прав, миледи. Взгляните туда. Хорошенько взгляните. Ваши солдаты устали, они истощены, и они умирают. Мы закрепились на внешней стене этого города. Эту точку опоры мы не сможем удерживать под напором лучников противника. Нам по-прежнему нужно пробиться ещё через одни ворота, и они толще предыдущих, если ваш пьяница прав. Мы не можем подвести таран к ним, потому что враг льёт на наши войска кипящее масло. Не знаю, видели ли вы когда-нибудь, миледи, что кипящее масло делает с человеком, но от такого даже у вас скрутило бы живот.