— У тебя была сестра? — спросил Бетрим. Роза ее не упоминала, и, видимо, была причина.
Роза кивнула.
— Близняшка. Анемона. Помню, она дразнила, что я была старше, потому что первой выползла из нашей матери. Я даже не помню ее лица, как и голоса. Помню, мы были близки, не разлей вода. Хосту не понравилось, как Анни смотрела на него. Все всегда говорили, что он был немного сумасшедший, но… Он избил ее до смерти в борделе на глазах у всех. Просто схватил кружку со стола и… ударил ее… и бил ее… — Роза шмыгнула, большая слеза покатилась по ее щеке.
Бетрим видел, как она плачет, раньше, в начале беременности это случалось часто. Но не так. Это было горе. Он знал ее долго, они многое пережили, но такой настоящей он ее еще не видел. Он пересек расстояние между ними и скривился, опускаясь на колено. Он сжал ее ладошку своей большой мозолистой рукой и сжал. Роза шмыгнула снова и через пару минут взяла себя в руки. Она вскоре заставила слезы остановиться.
— Грегор Хост пробил череп моей сестре кружкой пива, потому что она смотрела на него, — Роза посмотрела на Бетрима, и он видел огонь в ее глазах. Огонь, который почти напугал его. Но Черный Шип не боялся грозных взглядов, даже от своей жены. — Никто не поднял пальца, чтобы остановить его. Все просто смотрели. Даже моя мать. Мать Анни. Я не понимала тогда. Не осознавала, что происходило. Я помню, что спрашивала маму об этом позже. Она сказала забыть об этом. Сделать вид, что этого не произошло. Что Анемоны не было. Потому что никто ничего не сделает. Никто не поможет. Если бы они попытались, Хост убил бы и их. Мы были просто шлюхами. Анни была ребенком, и жизнь в Пустоши дешевая, — гнев сдавил ее голос. — Такие люди Пустоши для кровавых — дешевые, ничего не стоящие. А кровавые для людей Пустоши — диктаторы и деспоты. Он убил ее, Бетрим. Даже не медлил, просто… — слезы снова стояли в ее глазах. — Это не просто Хост. Все кровавые семьи такие. Все ведут игру, но мы для них ничто. Хуже объедков, которые они скармливают псам.
Бетрим не знал, что сказать. Не знал, мог ли что-то сказать. Роза была права, жизнь была дешевой в Пустоши, и кровавые сохраняли это так, потому что только их жизни тогда были достойными. Несколько лет назад это не было бы важным для Черного Шипа, но теперь было важно. Он не знал, влиял так на него ребенок, хоть он еще находился в матери. Было неправильно, что ребенок делал мужчину лучше. Бетрим точно не сделал своих родителей лучше.
Роза шмыгнула и вытерла глаза.
— Я не хочу, чтобы наш ребенок родился в мире, где еще живы кровавые, Бетрим. Я хочу дать ей новую Пустошь, свободную и единую. Она не заслуживает расти в страхе из-за того, что гады, считающие себя лучше, могут с ней сделать, если захотят. Я не дам ей так расти.
Бетрим покачал головой и сжал ладонь Розы. Он думал, будет ли их ребенок, когда вырастет, так уже умело манипулировать им, как его мать.
— Тогда нам нужно разбить те стены и убить кровавых. Потому что, милая, ты вот-вот родишь.
18
Генри
— Мы готовы делать это? — спросила Генри. Ей не нравилось, как выглядели стены и люди на них. Что-то нужно было сделать с луками. Генри не любила стрелы даже до Свифта. От одной мысли об имени гада ее нога заболела там, где он разрезал ее.
— Похоже, — сказал Шип, борясь с круглым щитом. Он позволил Мопсу помочь прицепить щит к его руке.
Он выглядел так неловко, как Генри себя ощущала. Она не знала, что делать со щитом и ненавидела шлем, который ей дали. Она любила, когда могла двигаться и видеть, а это плохо получалось в кольчуге, в которую ее запихали.
— Есть повод? — спросила Генри. Она не хотела отступать, но если Шип отступит, ей хватит этого повода. Только из-за него она так собой рисковала. Было сложно следить за его спиной в лагере.
— Отрядам так лучше. Видеть, что один из нас тоже в этом с ними. Курту нужно отсидеться и заняться важными делами, а Роза сейчас не может сражаться. Значит, остаюсь я, да?
— И я. Я не дам тебе умереть тут одному, — Генри плюнула в грязь, и Бетрим толкнул ее легонько в плечо, жутко улыбнулся. Они были в ситуациях хуже. Были и выходили из них с новыми шрамами. Так говорила себе Генри. Она не могла прогнать ощущение, что так плохо еще не было.
— Впервые в таком? — спросил солдат с румяным лицом. Его темные волосы были с проседью, глаза окружали морщины.
— Иди ты! — прошипела Генри и оскалилась мужчине, чтобы он отвернулся. Она была на грани ужаса, и какой-то дурак улыбался ей, будто был счастлив тут, и она не хотела такое терпеть. — Помнишь, как был бессердечным гадом, который переживал только за себя? — спросила Генри у Шипа. Она нервничала, переминалась с ноги на ногу, не могла остановиться.
Шип рассмеялся и попытался почесать ожог, чуть не ударил себя по лицу щитом.
— Да, я помню, что всегда переживал за тебя, сумасшедшая. Даже после того, как ты пырнула меня, — он толкнул ее еще раз, она отшатнулась и улыбнулась ему.
— Ага. У тебя всегда была слабость к женщинам, которые пускали тебя в себя.
— С таким лицом, как мое, ты можешь меня винить? — слова были правдой, но спор был вымученным. Они скрывали страх.
Рожок зазвучал вокруг, казался тихим, к нему присоединился другой, громче. Атмосфера немного изменилась, и Генри ощущала, как беспокойство стало нервозностью. Она ощущала это сама, была рада, что была низкой. Она не видела за гадами перед ней. Она не увидит смерть.
— Мы идем? — спросил Шип. Он был новичком тут, как она.
— Еще нет, — сказал капитан Потерянный. Он был рад стать капитаном стражи Шипа, и он и его пятьдесят человек получили задание оберегать Черного Шипа в самом кровавом конфликте Пустоши.
Мысль о красной крови успокоила Генри, как всегда. Она любила цвет, ощущение, запах, даже немного вкус. Она провела много лет, пронзая разных людей, пытаясь узнать, как разные люди истекали кровью, и была ли их кровь красной. Оказалось, внутри все люди были одинаковыми, как бы ни смотрелись снаружи.
— Мы поддерживаем таран, — продолжил капитан Потерянный. — Наш отряд будет двигаться и защищать их, когда первый отряд начнет падать.
Шип кивнул. Он не знал, что делал, это видел любой глупец. Им не было места в бою, тем более, на передовой. Они были преступниками, не солдатами. Их простили, но они этого не заслужили.
— Черт! — выругалась Генри и не смогла скрыть дрожь в голосе.
— Еще не поздно отступить, — сказал Шип.
Генри видела Мопса за ними, испуганного, как она. Кто-то стал стучать по щиту снова и снова, к нему присоединились многие другие. Вскоре Генри оказалась посреди какофонии. Она не знала, как это влияло на людей на стене, но это придавало смелости солдатам вокруг них. Генри видела пару парней, у которых еще волосы не стали расти на бубенцах, а они шутили с взволнованным видом. Они точно еще не видели настоящего боя. Они еще не видели, как те, кто был им дорог, истекают кровью. Еще не ощущали страх, когда ситуация была не под контролем, и лишь удача спасала от смерти.
— Черт! Что происходит? — кричала Генри поверх грохота, стукнула Шипа по руке.
Он посмотрел на нее, а потом вверх.
— Первые идут вперед. Стремянки у стен. Большой таран движется. Мы скоро пойдем следом, да?
Ещё рожок зазвучал поверх криков и звуков смерти. Генри слышала его поверх вопля мужчины с поразительными легкими.
— Это для нас, — сказал капитан Потерянный. — Маршируйте близко. Держитесь вместе. Щитами закрывайтесь от стрел.
— Черт! — выдохнула Генри, их группа пошла вперед, почти двести человек со щитами. Она едва видела дальше Шипа, Мопса и ветерана с румяным лицом, который старался не ловить ее взгляд.
Генри подняла щит над головой и шагала с другими. Было странно темно под деревянным укрытием. Странный покой охватил ее. Они шли вперед, сапоги хлюпали грязью. Крики и звуки смерти были далеко. Тут все было простым. Держать щиты и двигаться.
— Что делать там? — крикнул Шип.
— Что будет нужно, — отозвался капитан. — Поддерживайте таран, защищайте других. Щиты не опускайте. Настоящий бой начнется, когда мы пройдем врата.
Генри пыталась поймать взгляд Шипа, но козел смотрел вперед, хотя он ничего не видел за щитами. Она взглянула на Мопса, но парень смотрел на землю, глаза были большими и яркими в тусклом свете. Блестели лихорадочно. От страха. Генри признала, что парень был умнее, чем выглядел.
— Черт! — она споткнулась и чуть не упала, схватилась за другого солдата и пошла дальше. Она заметила тела на земле. Некоторые истекали кровью из ран от стрел, другие были затоптаны. Все были мертвы. Убить человека было просто, хотя некоторые умирали проще других.
Что-то ударило по ее щиту со стуком и силой, Генри скривилась.
— Черт! — ее голос дрожал. Она верила, что они были близко для стрел, значит, близко к вратам, так что могли умереть. Вскоре у стен будут горы тел.
Одно дело — умереть в бою, другое — одному или среди людей. Было что-то другое в смерти безымянным трупом среди пары тысяч таких. Генри не хотела умирать, и она не хотела умирать так. Ее решение пойти с Шипом было безумным.
Больше стрел сыпалось на них, стучало по щитам, некоторые проникали. Генри увидела, как упал румяный ветеран, древко торчало из его горла, попало между частями брони. Выстрел был удачным, а бедняге не повезло. Она быстро потеряла его из виду, другой солдат появился справа от нее, закрыл дыру, прикрывая ее. Это был худой мужчина с выпирающим подбородком и тонкими усами. Генри не знала, умрет он следующими или она.
— Черт! — прошипела она под нос и шагала дальше.
Тела под ними попадались все чаще. Некоторые лежали на других. Все больше стрел стучало по их щитам, и Генри видела больше павших вокруг себя, дыры в стене щитов появлялись чаще.
Мужчина перед ней упал с воплем. Она не видела его рану, споткнулась, наступила на его спину и перешагнула, закрыла место, которое он занимал. Другие сдвинулись за ней.