– Сейчас сделаю хороший снимок, и нужно всё побыстрее смыть. Иначе родители увидят.
А если это увидят родители, то начнут совать в наше расследование нос. Если они поймут, чем я занимаюсь, меня точно ждут неприятности. И без этого проблем хватает.
Я разворачиваюсь к сообщению на зеркале и понимаю, что Джошуа притих. Его вообще не слышно.
Он смотрит на красные буквы, с которых капает краска, и у него дрожит подбородок.
– Как, по-вашему, это сообщение имеет отношение к кораблю? «Фрейе»? Похоже на слова капитана.
– «Смените курс», – говорит Эмми. – Я как-то не задумывалась, но всё может быть. Это ведь значит «Поворачивайте», верно? То есть двигайтесь в другую сторону или вообще дайте задний ход… Папа однажды поехал задом на нашем минивэне и врезался в телеграфный столб. Бампер до сих пор помят.
– Если сообщение как-то связано с кораблём её брата, то мы обречены, – говорю я. – Он затонул двести лет назад. Какая смена курса?
Бри возвращается в ванную и вручает мне фотоаппарат. Я снимаю крышку с объектива и встаю поудобнее, чтобы поймать надпись в кадр. Как только всё настроено, я на всякий случай делаю несколько снимков.
– Вы ведь не думаете, что это на самом деле кровь? – спрашивает Бри, морщась и наклоняясь к зеркалу, чтобы рассмотреть поближе. – Это не кровь. Подделка, может быть. Настоящая кровь пахнет, как металл.
Эмми делает ещё один вдох, затем запрыгивает на туалетный столик возле раковины. Свесив ноги с края, она больше похожа на маленького ребёнка, чем на сыщика.
– Химия.
Я смотрю в окно – на улице непроглядная тьма.
– Так, что будем делать теперь? Исследовать ямки поздно. Темень глаза колет. Может, обследуем дом: вдруг Молли оставила ещё какие подсказки?
– Я готов, – говорит Джошуа. – Вы как, ребята, не против?
– Через двадцать минут мне нужно быть дома, – с разочарованным вздохом говорит Эмми. – Мама просит присмотреть за Хрюшей, пока она готовит ужин.
– Хрюша? – Джошуа растерянно морщит лоб.
– Сопливое чудовище, – объясняю я.
– А-а-а, – говорит парень, сразу вспомнив. – Я так рад, что никому не прихожусь старшим братом.
Эмми раздражённо смеётся.
– Без шуток. Это чудовищная несправедливость. Ну почему только мне после того, как нас чуть не убило привидение, надо тащиться домой и укрощать маленького чертёнка?
Бри поднимает руку.
– Не забудь, у меня Джимми!
– Джимми – старый толстый чихуахуа, он спит двадцать три часа в сутки, – громко смеюсь я. – Как его можно сравнивать с Хрюшей?
– Но он всё время воняет, – добавляет Бри, словно напрашиваясь на сочувствие.
Это срабатывает. Я машинально морщу нос, просто представляя, как пахнет старая собака.
– Страсть, – заключает Эмми, высунув язык. – Значит, договорились. Быстренько осматриваем дом!
Все кивают. Все, кроме Бри. Она с потерянным видом стоит в дверях ванной.
– Тебе необязательно ходить с нами, Бри, – тихо говорю я. – Если боишься или ещё что.
Она пожимает плечами.
– Боюсь до смерти, да. Но вдобавок мне грустно. Может, странно звучит, но мне кажется, что теперь я понимаю Молли. Я долго изучала её жизнь. И мне её очень жаль.
Кто-то может подумать, что Бри чересчур впечатлительная. А по-моему, она права. И когда-нибудь Брианна О’Рурк завоюет все награды, какие только может получить актриса, потому что она одарённая и добрая.
– Бри, мы всё для неё сделаем. Пока не знаю, как, но поможем.
Я в последний раз смотрю на зеркало, думая о том, что потеряла Молли. Родителей. Брата. Жизнь… Она не просто так много лет назад бежала из Истпорта. Её преследовали боль и несправедливость. Я молча клянусь не бросать это дело, каким бы жутким оно ни оказалось.
Потом набираю побольше воздуха и стираю надпись.
Глава 26
Наши поиски оказываются бесполезны. Ни зацепок. Ни признаков Милой Молли. Я падаю на кровать, голова от мыслей идёт кругом.
Есть мысли хорошие и плохие. И они путаются. Джошуа, Бри и Эмми ушли почти час назад, и с тех пор я сотню раз проверила фотографии. Ничего не изменилось. Сообщение на зеркале на снимке выглядит точно так же, как выглядело на самом деле.
Давай, Молли. Дай мне ещё одну подсказку.
Снаружи поднимается ветер. Воет громко, словно в мою мансарду набилась стая волков. Проходя через комнату, бросаю взгляд на дома своего района. Улицы словно узор из оранжевых мерцающих огней и украшений к Хэллоуину. Дженнингсы, соседи напротив, устроили на лужайке перед домом целое бутафорское кладбище с надгробиями. Даже траву перед могилами выпололи, словно вот, свежачок, кого-то тут недавно похоронили. Ужас.
Я ловлю взглядом свет в гавани. Он мерцает, будто кто-то гуляет по берегу с зажжённой свечой. Я тянусь рукой за камерой потом настраиваю так, чтобы увеличить изображение доков.
Свеча!
Фигура со свечой стоит ко мне спиной. Разобрать что-нибудь трудно – уж слишком темно, но я ясно вижу одно: фигура в белом.
Меня охватывает ужас. Молли! Что она делает у гавани? Я снова смотрю сквозь линзы камеры. Фигура ещё там, то наклонится, то выпрямится над гаванью, словно что-то ищет.
Что-то ищет…
В голове мелькает мысль. Когда я впервые увидела Молли у гавани, приняв ее за миссис Барри, она спросила: «Где он?» Я подумала, что это как-то связано с ямками в песке, которые я выкопала, когда во сне пришла к морю. Это может быть доказательством. Если Молли и сейчас там что-то ищет, может, мне удастся выяснить, что именно, и она снова будет счастлива. Но для этого нужно прийти туда немедленно. Одной. В темноте.
Опустив фотоаппарат, я пытаюсь не думать о том, что делаю, натягивая через голову толстовку и хватая кеды. У меня нет времени писать друзьям, если хочу добраться туда, пока она не исчезла.
Я подхожу к парадной двери как раз в тот момент, когда родители въезжают на подъездную дорожку. Нет! Когда они войдут, сразу наступит время ужина и меня не выпустят. Я подбегаю к боковому окну, наблюдаю, как закрывается гараж, и только потом выскальзываю на улицу через дверь. Отойдя от дома подальше, пишу им, чтобы не беспокоились: «Скоро вернусь».
На телефоне пульсируют точки, сообщая, что мама или папа пишут ответ:
«Без проблем, детка! Тебя ждёт Чудовищная мясная буханка!»
При мысли о горячей мясной буханке у меня бегут слюнки. Да, я не из тех, кто теряет аппетит на нервной почве. Ещё раз перечитываю диалог, прежде чем убрать телефон. Будем надеяться, что меня не попросят отчитаться, куда я ходила. Врать уже надоело.
Порывистый ветер не стихает, по улицам эхом разносится отдалённое позвякивание ветряных колокольчиков. Вроде ничего жуткого, но я боюсь. До гавани добираюсь, когда уже совсем темно. Я останавливаюсь и на всякий случай держусь на расстоянии. Я хочу найти то, что ищет Молли, но мне страшно встретиться с ней в одиночку.
Убедившись, что старухи нет, вхожу в доки и поворачиваюсь. Тихо. Лодки, которые не убрали на зиму, привязаны и тихонько качаются на волнах. Огни Хэллоуина отражаются в воде. Я дышу океанским воздухом и уговариваю себя успокоиться. Ну темно, и что? В темноте не всегда таится опасность.
Раньше в Чикаго у меня было любимое время дня – час перед тем, как уснуть. Мама и папа ложились раньше, и в доме всегда было тихо. И темно. Но не страшно. Спокойно.
Я пытаюсь воссоздать это спокойствие. Представляю его силовым полем, надёжно держащим меня внутри. Потом включаю фонарик телефона и вожу им по песку, где копала ямки, когда ходила во сне. Из-за дождя они уже не похожи на ямки. Просто вмятины в песке.
Луч фонарика высвечивает что-то блестящее рядом с углублением. Я освещаю предмет и прищуриваюсь. Бесполезно. Нужно подойти поближе, если хочешь понять, что это. Ноги двигаться отказываются. Я думаю о Джошуа, он такой же измученный и напуганный, как и я. И об Эмми, которая не успокоится, пока мы не разгадаем тайну. И наконец, о Бри, которая впервые за много веков хочет увидеть Молли счастливой…
Спрыгнув с края причала, я бреду по влажному песку. И дойдя до нужного места, приседаю.
Блестящий кусочек такой маленький, что я просто не могу поверить, что увидела его с причала. Я наклоняюсь и хватаю его, понимая, что это часть чего-то большего. Того, что спряталось под песком. Держа телефон под подбородком, чтобы свет падал прямо на нужное место, я начинаю копать обеими руками. Пальцы ощупывают более крупный предмет. Я копаю быстрее, отвлекаясь от темноты, завывания ветра и плеска воды, пока не хватаю предмет пальцами. И потянув изо всех сил, падаю на попу.
Он у меня в руках. Чем бы ни оказался таинственный предмет, я его нашла!
Я ощупываю песок в поисках упавшего телефона и освещаю предмет. Он, конечно, грязный, но можно понять, что он круглый. Лопнувшее стекло покрывает какой-то символ. Звезду. Я в восторге выбрасываю в воздух кулак. Наконец мне повезло! Я нашла какую-то штуку, которая поможет нам выбраться из этого ада.
Положив предмет в карман толстовки, я встаю.
Наверное, Молли ищет эту штуку. Не знаю, как это связано с сообщением, которое она написала на зеркале, но этот предмет был в том самом месте, где я копала ямки. К тому же он явно древний. Если бы она была здесь, я бы отдала его ей. Я уже осмелела настолько, что явилась сюда одна, и уверена, что не побоялась бы его вручить. По крайней мере, мне так кажется.
Вздохнув, я решаю направиться домой. Лучшее, что я могу сейчас сделать, это как следует отмыть эту штуку. А потом пошлю всем фотографию. Они с ума сойдут от радости.
Глава 27
– По-моему, это компас, – говорит Эмми, поворачивая предмет в руках другой стороной. – Видела их здесь, в морском музее. Звезда представляет разные направления…
Я согласна с Эмми, но меня смущает фигура внутри.
– Я знаю четыре стороны света: север, юг, восток и запад. Почему у этой звезды так много лучей? Смотрите!
Обвожу лучи указательным пальцем.
– Восемь.