Она понимала, что Сагай не принадлежит к тем, кого можно обмануть с помощью обходных маневров. Более того, Илин подозревала, что такой подход полностью уничтожит возможность откровенного общения с ним в дальнейшем. Она спросила:
— А где жил Хет до того, как появился в Чаризате? В селении крисов?
Сагай изучал ее лицо так долго, что она почувствовала себя неловко, а потом произнес:
— Это спрашивает Хранитель Илин или просто юная девушка Илин?
— Ну, не такая уж я юная. У меня есть подружка-ровесница, так у нее уже три ребенка. — Илин улыбнулась, она понимала, что Сагай старается увести ее прочь от заданного вопроса.
— Да, в Чаризате такие порядки. В Кеннильяре ранние браки не поощряются. Но в Кеннильяре нет патрициев и оттуда не прогоняют нищих, так что там существует проблема перенаселенности. Лично я не хотел бы, чтобы мои дочки выскакивали замуж так рано. У них мозгов еще нет, и в ближайшем будущем перемены в этом не предвидится. — Он пожал плечами. — А может, я просто не хочу, чтоб они выходили замуж в этом долбаном Чаризате.
Илин слышала, что вода и пища в Свободном городе Кеннильяре куда дешевле, так как он имел свой собственный торговый путь к берегу.
— Но если тебе тут плохо, то зачем же ты уехал из Кеннильяра?
— Мой дядюшка — ремесленник в Кеннильяре. Так себе — один из многих. Когда города Приграничья закрыли доступ промышленных изделий Кеннильяра на свои торговые дороги, дядюшка оказался в трудном положении и не смог содержать такую большую семью. Для меня там работы тоже не было, хотя я и получил образование в Гильдии ученых: требовались деньги, чтобы купить себе там местечко. Единственно, чем я мог заниматься, была торговля редкостями, но в Кеннильяре рынок древностей очень мал, и они ужасно дороги. Чаризат показался мне более многообещающим, тем более что торговля редкостями — одно из немногих занятий, доступных тем, кто не является гражданином Чаризата.
Значит, Сагай готов говорить о своем прошлом, сколько она захочет, но о Хете разговоров избегает. Илин решила подойти к проблеме с другого конца.
— И ты познакомился с Хетом в Чаризате?
Взгляд у Сагая был не менее подозрителен, чем у Сонета Риатена, разве что чуточку добрее.
— Нет, — сказал он, и ей показалось, что это все, что он намеревается ей сообщить. — Мы встретились на торговом пути, когда я вез сюда свою семью. Это было семь лет назад. Тогда торговые пути, по которым нам предстояло путешествовать, были ещё более опасны, а фургоны, из которых состоял караван, приводились в действие нашими мускулами. Парофургоны в те времена были слишком дороги для обыкновенных людей. Шли мы медленно, и в нескольких милях от границы городов Приграничья на нас напали разбойники. Банда была небольшая, но мы-то этого не знали. Они понимали, что их слишком мало для захвата каравана, в который входило около семидесяти фургонов, но их главная цель заключалась в том чтобы отбить и взять в плен нескольких защитников.
Я был одним из тех, кого послали прогнать разбойников из-за утесов по краям дороги, уже после того как их первая атака была отбита. У меня было ружье, которое я позаимствовал, и из него я одного подстрелил. Я полз между камней, пыжась от глупости и думая, что вот сейчас подберусь к другому, как вдруг что-то ударило меня сзади, и я потерял сознание.
Очнулся я с окровавленной головой и ощущением, что она у меня расколота. Когда же я увидел, где нахожусь, то горько пожалел, что это не так.
Разбойники разбили лагерь в узком овраге с каменистым дном. Я был накрепко связан, но лежал не на самом солнцепеке, а на узком карнизе, проходившем вдоль стены оврага. Связывавшие меня веревки были прикручены к железному штырю, глубоко забитому в камень. Я насчитал десятка два этих тварей, как будто этот подсчет что-то способен был изменить в данной ситуации. Они были неимоверно грязны, от них воняло, как от нищих, и мне показалось, что двое из них — женщины, хотя сказать наверняка было трудно. Говорили они на отвратительном жаргоне торгового языка, и я его понимал с трудом, будто Пекло выжгло их мозги так же, как оно высушило их тела.
Бандитам удалось изловить еще двоих из нашего каравана. Один уже умер, и они разложили в овраге костер и стали разделывать труп. Я, конечно, знал, как разбойники поступают с пленниками, но видеть это… Другой мои спутник был связан, как и я, и лежал на том же карнизе, но он был смертельно ранен ножевое ранение в живот — и уже умирал. К вечеру они и его стащили на дно оврага, позабавились с ним сначала, потом убили и поступили так же, как и с первым.
Я знал, что меня они отложили на время, так как я был ранен менее тяжело. Я проклинал себя, что обрек Мирам на то, чтобы заботиться о наших детях в совершенно чужом для них городе, и все это из-за собственной глупости, которая привела меня прямехонько в лапы бандитов.
Прошла ночь, а я все еще жил. В стене оврага, прямо над моим карнизом, было отверстие, но штырь, к которому меня привязали, не позволял мне даже дотянуться до него. Весь день я пытался ослабить свои узы, но безуспешно. Разбойники спали на дне оврага, и я видел, что они оставили как минимум одного часового наверху. Значит, никакой надежды.
И вдруг я заметил, что часового больше нет. Я подумал: может, он задремал, но я смотрел во все глаза, а он все не появлялся.
А затем я услышал слабое поскрипывание камней, доносившееся из того туннеля, что был у меня за спиной, и кто-то дотронулся до моих веревок. Я лежал тихо, боясь разбудить разбойников. Веревки упали, и я повернул голову. Я увидел согнувшуюся фигуру, одетую в плащ жителей пустыни, накинутый прямо поверх грязного и запыленного нижнего одеяния. Я подумал: может, он из нашего каравана, может, кто-то видел, как нас захватили, и последовал за нами? Но я был слишком преисполнен благодарности, чтобы задавать вопросы. Я пополз за ним по туннелю на средний уровень Пекла и там увидел труп пропавшего часового.
А затем что-то встревожило разбойников, и они обстреляли нас со склона оврага, когда мы выкарабкались из туннеля. Пуля попала в Хета, и он упал. Я тащил его на себе, не зная, жив он или умирает, но я знал, что не могу бросить его на съедение бандитам. Я шел в том направлении, откуда он пришел, и мне здорово повезло — я не провалился ни в один из колодцев, ведущих на нижний уровень.
Бандиты не стали нас преследовать. Потом я узнал, что Хет уже несколько дней как выследил их и убивал ночами по одному. Они не знали, сколько крисов преследуют их, и, похоже, не слишком стремились прояснить этот вопрос.
Когда мы добрались до убежища под нависшими скалами, я увидел, что он ранен в бедро — во всяком случае, кровь шла именно оттуда. Меня удивило, что он куда моложе меня. Мне пришлось ждать, когда он потеряет сознание, чтобы осмотреть рану. А до этого он отбивался так, будто я собирался покуситься на его девственность. — Сагай покачал головой, слегка улыбаясь воспоминаниям. Мне с ним пришлось куда как туго. Прошло целых два дня, прежде чем Хет перестал притворяться, будто не говорит ни на одном известном мне языке. Он был готов рискнуть своей жизнью и освободить меня только потому, что я был пленником той банды, которую он решил уничтожить, но он не желал иметь ничего общего со мной после освобождения; и уж во всяком случае, не желал принимать от меня помощи. Я уверен, что он с радостью истек бы кровью в Пекле, если бы это можно было сделать в одиночестве, без всяких там невежд-горожан, липнущих к нему.
Я достаточно знал о Пекле, чтобы оставаться на его среднем уровне. Сначала Хет согласился только на одно — показать мне направление, по которому можно выйти к дороге. Но мне все же удалось заставить его показать мне, какие растения среднего уровня содержат в своей мякоти воду; для этого мне пришлось выбрать самое неподходящее из всех и начать его грызть. Мое разочарование и бешенство сломили его решение не иметь со мной ничего общего, и он показал мне нужные растения.
— А ты хитрый, — воскликнула Илин. — Я только сейчас поняла, какой ты! А почему он притворялся, что не знает торгового языка?
— А чтобы разозлить меня, чтобы я принял его за обыкновенного дикаря, чтобы я бросил его! Тогда он просто не верил мне, не верил даже в возможность того, что я действительно хочу ответить на добро добром, а не замышляю новое предательство.
Только к концу второго дня я догадался, в чем тут дело и почему он так себя ведет. Я начал с ним разговаривать, и он сумел хранить молчание только в течение еще одного дня, а потом начал отвечать. — Сагай опять улыбнулся. Совершенно случайно я заговорил с ним о том, на изучение чего потратил большую часть своей жизни.
Илин тут же все поняла:
— О древностях и о Древних!
— Точно! Чтобы догнать караван, нам потребовалось четыре дня, и, когда мы его увидели, Хету вовсе не понравилась идея присоединиться к нему. Я думаю, к тому времени он уже успел привыкнуть ко мне, но мысль, что он может попасть в ловушку, раненый и беспомощный, и оказаться один среди множества горожан, переварить не мог. К счастью, к этому времени Хет был еще очень слаб, а я почти не умел охотиться на хищников Пекла, так что питались мы плоховато; поэтому мне все же удалось дотащить его до каравана, не получив особо тяжелых ранений. — Сагай хмыкнул. — Но прошел ещё целый месяц, прежде чем он сообщил мне свое имя.
— А чего он боялся? — хмурясь, спросила Илин.
— Горожан. Если крисов захватывают в юном возрасте, особенно в городах, что лежат дальше к востоку, то их продают в бордели. И кости крисов — ценный товар на черном рынке. А во многих местах их принимают за разбойников и убивают на месте. Когда Хету приходится иметь дело с черным рынком, он всегда идет на большой риск, но надо сказать, что, живя здесь, он рискует всегда, так как в торговле антиками без черного рынка обойтись никак нельзя.
Илин рисовала какой-то бессмысленный узор на пыльном камне. Кое о чем подобном Хет ей уже говорил, но услышанное сейчас выставляло его переговоры с Кастером совсем в ином свете.