– Ну да, на женщину вы не похожи. И все же с какой стати я должна вам что-либо говорить?
– Потому что я здесь для того, чтобы помочь им.
– До сих пор вы не особо спешили им помогать.
Паулу склоняет голову, признавая это. Но он не извиняется.
– Честно говоря, я мало что могу сделать, – говорит он. – Моя задача – помочь советом. В конце концов, сражаться и выживать предстоит им. Но я даже посоветовать ничего не смогу, если не сумею найти их, – а сейчас им будут полезны любые знания. Любая помощь, какая только подвернется.
Женщина обдумывает сказанное. Паулу кажется, что искренность помогла; мнение о нем у женщины сложилось не самое лучшее, но, по крайней мере, положительное. Муж шепчет ей на ухо слова на каком-то другом языке, и Паулу даже без перевода понимает: «Ничего ему не говори, мы не знаем, что это за человек».
Женщина слегка кивает, но, когда она снова смотрит на Паулу, на ее лице появляется печальное выражение.
– Я тоже не могу ей помочь, – наконец говорит она. – Падмини – дочка моих родственников. Умная девочка, добрая, красивая, когда прихорашивается, но они послали ее сюда одну, можете в это поверить? На большее у них не хватило денег. И заботимся о ней только мы.
– Теперь у нее появились другие, на кого она может опереться, – говорит Паулу настолько мягко, насколько может. Женщина беспокоится искренне. Однако он не может ее утешить. Если племянница этой женщины действительно стала воплощением боро Куинс, то она в ужасной опасности и может не выжить. Однако кое-что Паулу может ей сказать: – Город никогда не бывает по-настоящему одинок – а этот город и подавно. Он больше похож на семью: у него много частей, они нередко ссорятся… но в конце концов перед лицом врага объединяются, чтобы защитить друг друга. Должны объединиться… или погибнуть. – Женщина смотрит на него, и печаль на ее лице сменяется восхищением. – Есть еще пятеро, которые станут для нее такой семьей. Шестеро, если вы позволите мне помочь.
После долгого молчания она издает вздох.
– Они устали, – говорит она. – Проголодались. И поехали ночевать в Бруклин… к Бруклин.
Они не должны испытывать ни усталость, ни голод. Куда ни посмотри, все в рождении этого города идет не так, как должно. Паулу подавляет вздох, но говорит:
– Может быть, это и хорошо. И если они знают, как создать защитное средоточие… – Он оглядывает стены коридора многоквартирного дома, видя его уродливые деревянные панели насквозь. В месте, защищенном таким образом, им не страшны нападения. И вместе аватары будут в большей безопасности, чем с Паулу. Он кивает сам себе. – Тогда на данный момент они втроем смогут друг о друге позаботиться. Но остаются еще двое. И они одни. – Бронкс. Статен-Айленд.
– Они сказали, что утром отправятся к Бронкс. Говорили так, словно уже знали, где ее искать.
Значит, аватару Бронкса придется отбиваться самостоятельно, пока они ее не найдут. И если остальные уже догадываются, где она, то найдут ее гораздо быстрее Паулу.
– А что насчет Статен-Айленд?
– А что насчет нее? – На лице женщины заметно сомнение. – Они говорили, что не знают, где ее искать.
Согласно «Википедии», Статен-Айленд – самый маленький боро. Географически он обширен, но живет в нем всего несколько сотен тысяч человек. Возможно, у Паулу получится найти аватар, просто арендовав машину и поездив туда-сюда по окрестностям. Города, даже маленькие, обладают огромным весом в мире. Оказавшись достаточно близко, он сможет ощутить исходящую от нее силу притяжения.
– Тогда я начну оттуда, – говорит Паулу. Он лезет в нагрудный карман и достает из-за полупустой пачки сигарет визитную карточку. Санпаульцы печально известны своим трудоголизмом; другие бразильцы шутят о том, насколько они одержимы деловыми встречами, офисными интригами и всеми атрибутами бизнеса. В карточке, которую он вручает женщине, заложена капля силы, но он не пытается ее применить. Все-таки она не из его города, а Куинс, скорее всего, очень не понравится, если Паулу станет давить на ее родственников. Он просто говорит: – Пожалуйста, когда будете говорить со своей племянницей, передайте ей этот номер. Если у нее американский телефон, то код страны будет пятьдесят пять.
Она берет карточку и хмуро смотрит на нее. На ней нет ничего, кроме написанных изящными заглавными буквами слов «МИСТЕР САН-ПАУЛУ» и номера телефона. Впрочем, между именем и номером есть еще надпись поменьше: «Представитель города».
– С какой это стати ей платить втридорога за международный звонок? Заведите себе американский телефон.
– Заставляя других признать мое происхождение, я становлюсь чуточку сильнее. – Женщина чуть отстраняется, совершенно сбитая с толку. Паулу кивком прощается с ней, с ее мужем, а затем поворачивается, чтобы уйти.
– И это все? Просто позвонить вам?
– Да. – Затем Паулу останавливается на верхней ступеньке. – Нет. Скажите ей, чтобы она скинула мне сообщение с адресом Бронкс, и я встречусь с ними там после того, как найду Статен-Айленд.
– Они говорили, что не знают точно, где Бронкс…
– Узнают. – Раз до сих пор им удавалось найти друг друга, значит, город им помогает, пусть и слабо – дает подсказки на уровне интуиции, привлекает внимание, казалось бы, к малозначительным деталям или фактам, охраняет места, где они отдыхают. Надолго их это не обезопасит, но пока что поможет. А помощь им сейчас нужна любая.
Женщина со вздохом качает головой.
– Ей нужно учиться. Работать, жить. Когда все это закончится?
– Когда они найдут основного аватара, – говорит Паулу. Но чувствует, что солгал. В городе творится что-то странное – что-то, чего он никогда прежде не видел, и о чем другие никогда не упоминали. Поэтому нельзя с уверенностью сказать, что все закончится, когда город станет целым, ведь все пошло не так, как должно. Так что Паулу поправляет себя: – Надеюсь.
Затем он отправляется на поиски самого маленького боро.
Глава восьмаяБессонница в (и рядом с) Бруклин
Бруклин твердит себе, что осталась в квартире по соседству лишь из вежливости. Падмини в стрессе, бедняжка, ведь она всего несколько часов назад узнала обо всей этой кутерьме с городами. А Манхэттен – пусть за его смазливым личиком и скрывается страшный подонок, он все же только приехал в большой город. Бруклин убеждает себя, что остается рядом на случай, если им что-нибудь понадобится.
Но это ложь. Пусть она лежит на новой кровати с дорогим европейским матрасом и постельным бельем с плотностью в тысячу нитей на дюйм, но все же она в своей старой спальне. Бруклин приоткрывает окно, чтобы слышать звуки ночного города – сверчков, проезжающие машины, негромкий смех и музыку, доносящиеся от чьей-то домашней вечеринки в соседнем квартале. Устроившись на ночь, она понимает – ей тоже нужно утешение, и она находит его в старых, знакомых стенах, старом потолке и старом запахе этого места, который все еще чувствуется здесь, едва-едва ощутимый за запахом новой краски и деревянного паркета. Когда-то давно в комнате Бруклин стояла духота, потому что они не могли позволить себе ни кондиционер, ни счет за электричество, которое он бы сожрал. Приходилось обходиться одним лишь вентилятором. И Бруклин тогда смотрела на ночное небо через оконную решетку, защищавшую от домушников, – а в те времена, на пике кокаиновой эпидемии, они были нужны всем. И все же. Тогда она была лишь подростком, девчонкой с кучей мечтаний, и беспокоилась только о том, как бы сдать экзамены и не залететь от своего парня. (Как его звали? Жермен? Жерман? Начиналось имя точно на «Ж». Боже, она даже этого не помнит.) Тогда она еще не стала Эм-Си Свободной, авангардом целого движения, а была лишь ребенком, пыталась по ночам в темноте сочинять фристайл и забывала лучшие строчки, потому что засыпала прямо в процессе.
И тогда она уж точно не думала, что станет живым воплощением этого дикого, невероятного, дебильного города.
Но есть во всей этой ситуации какая-то поэзия, которая Бруклин по душе, – потому что этот дикий, невероятный, дебильный город дал ей очень многое. В конце концов, именно поэтому она баллотировалась в городской совет: ведь Бруклин верит, что лишь те, кто действительно любит Нью-Йорк, а не просто занимает в нем жилплощадь и эксплуатирует его, должны диктовать, каким ему быть. Превратиться в боро для Бруклин значит в буквальном смысле стать воплощением того, что она и так всегда делала, так что ее это устраивает. Даже больше, чем она думала.
Когда телефон Бруклин начинает звонить, она сразу же понимает, кто это.
– Ты домой вообще собираешься? – нарочито скучающим тоном спрашивает Жожо, как бы давая Бруклин понять, что на самом деле ей все равно. Это нормально. Ей четырнадцать, она считает, что уже почти взрослая, и поэтому совершенно точно не скучает по своей маме.
– Я совсем рядом, по соседству.
– Поэтому я и спрашиваю, собираешься ли ты домой.
Бруклин вздыхает, хотя и с теплотой.
– Малышка, я же тебе уже говорила. Для меня это место все еще остается домом. Просто дай мне немножко побыть здесь, ладно?
Вздох Жожо почти полностью повторяет ее собственный, но Бруклин слышит, что дочь улыбается.
– Ты такая странная, мама. – Затем Бруклин слышит в телефоне шорохи – Жожо встает и что-то делает. Раздается негромкое кряхтение и деревянный стук… А. Так она тоже открыла окно. – Раньше ты, наверное, смотрела на эти виды и придумывала слова для песен?
– Я больше смотрела на небо. Ты закончила то сочинение, которое вам задали по английскому?
– Да, мама. Пять параграфов, все в точности по критериям АОТ[21], – нараспев, со скукой в голосе отвечает она. – Я скучаю по мисс Фаунтейн – она разрешала нам писать на интересные темы.
Бруклин соглашается. Жожо смогла попасть в одну из престижных специализированных школ города – в Бруклинскую латинскую школу. Обучение там старомодное, по мнению Бруклин, даже чересчур – уроки латыни, обязательная школьная форма и множество других особенностей, от которых саму Бруклин стошнило бы в таком возрасте. Но Жожо сама выбрала эту школу, и ей там в целом нравится. А любимая учительница мисс Фаунтейн, как и многие другие учителя города, не желавшие всю жизнь делить тесную съемную квартиру с соседями, ушла в элитную частную школу в Уэстчестере, где ей предложили зарплату в три раза больше. И Бруклин ее ни капельки за это не осуждает. Но ей жаль, что Жожо и другие дети, посещающие их общеобразовательную школу, потеряли хорошего учителя.