– Черт, на даты посмотрите. Боже мой. Они все планировали заранее.
– Ну да, – говорит Венеца. Вид у нее несчастный. – Все, что я вам вчера рассказывала и показывала, когда мы скрывали вашу личную информацию – простите, но делать это было уже слишком поздно. – Она стучит пальцем по экрану над одним из комментариев на форуме, и Бронка внезапно узнает написанные там слова. Это ее домашний адрес и номер телефона. Под ними некто альтернативно одаренный написал: «йа ее нашооол».
– Вот же сукины дети, – рычит Бронка. Но внутри она вся дрожит. Что произойдет, если кто-нибудь из этих людей явится и сожжет ее дом посреди ночи? Или если они вломятся к ней, пока она спит? У нее есть пистолет – незарегистрированный, поскольку она не может получить разрешение. (Раньше Бронку арестовывали за протесты и «вандализм» – так это называется, когда художники расписывают стены заброшенных зданий.) Но неужели до этого дошло?
Джесс стонет. Ицзин качает головой, ее глаза быстро бегают туда-сюда по экрану.
– Они даже пытаются раскопать сведения по твоей социальной страховке и банковскую информацию, но пока ничего не нашли. Тебе нужно позвонить в банк, в полицию, всюду, куда только можешь.
Бронка на мгновение прикрывает лицо рукой. Она ничего не соображает. Да и что она может сделать? В этом город ей не поможет.
Затем Венеца легонько толкает ее локтем. Бронка опускает руку и видит, что та сочувственно смотрит на нее своими темными глазами.
– Эй, – говорит Венеца. – Не забывай. Целых двенадцать квадратных футов на ковре. Со мной не пропадешь.
Какая нелепица. И как же сильно Бронка ее любит.
Поэтому она делает глубокий вдох и пытается собраться.
– Так, хорошо, – говорит она. – Ладно. Звоню в банк.
– Нам нужно выйти в соцсети, – говорит Ицзин, хмурясь. – Провести ответную кампанию. Разбирайся со своими делами, Бронка, но пока ты занята, мы начнем бороться.
Весь оставшийся день, который никак не хочет заканчиваться, проблема лишь усугубляется и растет в масштабах. Бронка все еще потрясена угрозой потери работы, которая висит над ней дамокловым мечом, но то был лишь первый предупредительный выстрел, быстро превратившийся в настоящую артиллерийскую канонаду. Бронка все же просматривает ролик «Альтернативщиков», хотя Венеца предупреждает: «У тебя от него мозг вскипит». Ролик – настоящий шедевр клеветнических инсинуаций. «Альтернативщики» ни разу прямо не заявляют, что Бронка отказала им из-за того, что они белые, – ведь доказать такие утверждения невозможно, а отвечать за них придется. Однако они озвучивают все остальное. Что Бронка – активистка движения за права коренных народов и обладает докторской степенью Лиги Плюща («А я-то думал, что все индейцы бедные», – язвит Шкет, который участвует в ролике в качестве приглашенного эксперта). Что в галерее выставлялись работы Ицзин («Да они же просто продвигают себя и своих друзей!» – настрочил кто-то в комментариях под видео). Что Джесс – еврейка, а это им уже само по себе кажется страшным кошмаром («Теперь мы знаем, кто на самом деле за всем стоит», – говорит Клубничный Блондин, подаваясь вперед и глядя прямо в объектив камеры).
Посыл очевиден, хотя никаких конкретных выводов или призывов к действиям в ролике нет. И, судя по комментариям, их аудитория съедает все, как блинчики из «АйХОП». «Альтернативщики» явно выставляются жертвами заговора наглых «цветных» женщин с сомнительными сексуальными предпочтениями, которые желают продвинуть свои собственные поделки – а поделки эти бесспорно уступают работам настоящих мастеров, которые лишь велением судьбы оказались белыми гетеросексуальными мужчинами. В конце ролика «Альтернативщики» призывают зрителей: «Скажите Центру искусств Бронкса, что вы думаете», после чего на экране появляются имена членов исполнительного комитета, взятые из информационной рассылки Центра.
Они точно знали, на ком нужно было намалевать мишень, и добились желаемого: теперь Бронка может потерять работу.
Ицзин и остальные уже разбираются с этим. Пока Бронка разговаривает по телефону с банком, Джесс звонит и пишет художникам Центра. Бронка не понимает, как Джесс выбирает, кому звонить, и та объясняет: связываться нужно не с самыми известными, а с теми, у кого самый широкий охват в социальных сетях. Она просит их опубликовать информацию о произошедшем, а Венеца тем временем уже заставила большинство своих друзей по художественной школе начать обсуждение в интернете. Джесс объясняет, что их цель – создать видимость спонтанной поддержки общественности.
И Венеца показывает им, что такая спонтанная поддержка уже началась. Просто она рассредоточена. Появляется множество сообщений, в которых пользователи интересуются, почему все ополчились на Центр, который столько сделал для местного сообщества; другие же пытаются понять, как их антирасистскую позицию вдруг стали называть расистской. Уже через час Ицзин проводит телефонное совещание с тремя репортерами художественных изданий и редактором новостей, где объясняет, что директора Центра попросили убрать работы талантливого художника и освободить место для «искусства ненависти». Ситуацию начинает освещать «БаззФид»; то же самое делает «ДраджРепорт», но к тому моменту в зазеркалье уже началась безумная свистопляска. Венеца запустила то, что она сама назвала контрхештегом – #БронксПротивРасистов, – но затем начинает злиться, потому что какой-то умник, желая помочь, запустил хештег #ИскусствоБезАльтернатив.
– Мы так не выйдем в тренды! – возмущается она, но, насколько может судить Бронка, оба хештега работают просто замечательно. Когда Ицзин показывает ей, как следить за этой ерундой в соцсетях, она видит, что в «Твиттере» и в блогах Центр поддерживают тысячи людей. Она никогда не видела ничего прекраснее.
А потом, ближе к вечеру – через час или два после того, как Центр уже должен был закрыться, но они, конечно же, все еще на рабочих местах, – начинает звонить рабочий телефон Бронки. Это Рауль.
Бронка отвечает на звонок в своем кабинете. Разговор длится недолго. Когда она выходит, то видит, что остальные сидят и как один смотрят на нее. Бронка не выдерживает и смеется. Смех получается усталый, но как же он был ей нужен после такого нелепого дня.
– Итак… Комитет пересмотрел ситуацию и публично заявил о том, что полностью поддерживает свободу выражения мнений и что любой защитник искусства… В общем, бла-бла-бла-бла. – Бронка пожимает плечами. – Перевожу: они отказались от пожертвования фонда «Сделаем Нью-Йорк лучше». А еще меня не уволят.
Венеца вскакивает и издает победный клич. Джесс выглядит так, словно вот-вот упадет в обморок. Ицзин кипит от злости.
– Перевод: на них накинулся весь интернет, и они захотели сохранить лицо. Но извиняться они вообще собираются? За то, что подумали о том, чтобы принять предложение этой Белой?
– Это ведь комитет. Ты же знаешь, они не извиняются. – Ицзин открывает рот, и Бронка поднимает руку. – Слушай, ситуация дрянная, но мы ее пережили. Теперь идите все домой. Поужинайте в кои-то веки до девяти. Забудьте ненадолго об этом месте. И… спасибо вам всем за то, что сохранили мне должность.
Все на время замолкают. Ицзин смотрит на Венецу; Венеца выразительно смотрит на нее, словно пытаясь что-то сказать, но Бронка не может истолковать их взгляды. Наконец Ицзин с недовольным видом поворачивается к Бронке и чуть выпрямляется.
– У меня есть комната для гостей, – немного натянуто говорит она. Тем не менее, учитывая, как сильно они ненавидят друг друга, этот жест заставляет Бронку пожалеть о половине того, что она наговорила об Ицзин за многие годы. (А вот от второй половины она не отречется до последнего вздоха.)
– Мы же убьем друг друга к полуночи, – мягко отвечает она и улыбается. – И все же спасибо.
Ицзин пожимает плечами, затем распрямляет их.
– Потерпеть тебя – невысокая цена за то, чтобы те ублюдки не получили желаемого. Но что же ты тогда будешь делать? Тебе, наверное, еще несколько дней будет небезопасно возвращаться домой.
Бронка трет глаза. В гостиницу она сейчас поехать не может. Банк решил проблему возможной кражи личных данных, просто аннулировав ее дебетовые и кредитные карты – а это значит, что у Бронки не будет ничего, кроме наличных в кошельке, пока она не доберется до отделения банка и не заменит карты. Она уже позвонила соседям, чтобы предупредить их. Бронка живет в дуплексе в Хантс-Пойнте. В районе, где она смогла купить жилье, не привечают посторонних, и придуркам, которые попытаются ее преследовать, вряд ли хватит смелости задержаться там надолго. Тем не менее Бронка понимает, что лучше поосторожничать.
– Я останусь здесь, – наконец говорит она. – На гостиницу мне не хватит денег, да и следить за тем, что по дороге туда за мной никто не увяжется, я не хочу. А здесь будут резиденты, и они меня прикроют. Я переночую наверху, с ними. – Она раньше так уже делала, и в кабинете у нее даже лежит надувной матрас, а также запасная одежда и дорожная сумка с самым необходимым, которые она хранит здесь с отключения электричества в две тысячи третьем году.
– Эм-м, а разве мы только вчера не предупреждали резидентов о возможном нападении? – спрашивает Джесс.
– Предупреждали. Но если нападение все же случится, пусть лучше меня прикроют полдюжины человек, чем я окажусь одна. – Бронка пожимает плечами. – Что будет, то будет. Идите домой, дамы. Я в порядке. Правда.
Итак, они начинают собираться. Бронка какое-то время сидит в кабинете, пытаясь собрать остатки сил. Вскоре приходит Венеца, недолго стоит в дверях, наблюдая за ней, а затем подходит, чтобы обнять. Бронке это нужно больше обычного.
– Я сегодня останусь здесь, с тобой, – заявляет Венеца. – Соберемся с резидентами вокруг стеклодувной печи и будем петь походные песни. Кажется, у меня в картотеке у стойки регистрации припрятано немного зефира.
– Стеклодувная печь за долю секунды превратит зефир в порошок. Мне нужно знать, зачем ты прячешь в картотеке зефир?