до рождения города, даже до моего прибытия туда. Тогда я подумал, что ей просто не повезло… но затем доктора в больнице что-то напутали с ее историей болезни и чуть не убили во время операции, а потом вообще выперли, не дав пройти реабилитацию, из-за того, что у нее не было денег… – Конг качает головой, что-то бормоча на кантонском о варварском американском здравоохранении, а затем продолжает по-английски: – Я позволил ей остановиться у меня, но к моменту, когда город начал перерождаться, у нее совсем не осталось сил. А затем пришел Враг. После ее гибели в городе прорвало дамбы, а ваши СМИ и некомпетентное правительство, вместо того чтобы помочь, на каждом шагу лишь усугубляли катастрофу. – Затем его лицо становится еще более хмурым. – Но если здесь был замешан Враг, если он каким-то образом повлиял на город еще до того, как тот избрал своего защитника… – Конг замолкает, явно обеспокоенный этим.
У Паулу вид совсем безрадостный.
– Я должен был присмотреть за Порт-о-Пренс.
Мэнни не сдерживается и хмурится.
– Землетрясение. – То, которое погубило четверть миллиона человек, а затем еще несколько тысяч погибли от холеры, ошибок руководства и иностранного вмешательства.
Паулу кивает, но больше ничего не объясняет. Затем он приподнимает голову.
– Нью-Йорк намного больше Порт-о-Пренс. Почти со всех сторон его окружают города-сателлиты и огромные пригороды. Эта Женщина разыскивает главного… и, заразив своей сущностью стольких жителей, видя их глазами и слушая их ушами, она рано или поздно его найдет. Если к этому моменту вы его не пробудите…
Паулу качает головой, и какое-то время никто не произносит ни слова. Когда на его лице написано, какая трагедия их ждет, с ним сложно спорить.
– Послушайте, – говорит Бруклин. Она вздыхает и прислоняется к стене. – Без Статен-Айленд… Вы не можете просить нас пожертвовать собой, не будучи уверенными, что это сработает. Если нужно умереть, чтобы другие оставались в безопасности, я заплачу эту цену. Не раздумывая. Но я не оставлю мою дочь сиротой ради пустых догадок.
– Тогда почему бы вам не найти Статен-Айленд? – осторожно спрашивает Венеца. Когда они поворачиваются к ней, она сидит у дальней стены зала, обнимая колени. Вид у нее усталый и несчастный. Мэнни понимает почему. Он еще не до конца понял, какие отношения связывают Венецу и Бронку – то ли как между матерью и дочерью, то ли как между супергероем и его спутником, или же у них просто такая странная дружба. Однако, как бы там ни было, они друг друга любят, и Венецу наверняка пугает, что если они пойдут до конца, то она потеряет Бронку. – Почему бы вам всем не отправиться к ней и не убедить помочь? Пока что это единственное, чего вы еще не пробовали сделать, но, по-моему, это… ну, очевидный следующий шаг.
Она права. Но Мэнни почему-то не нравится эта идея, и он не сразу понимает почему. Он никогда не был на Статен-Айленде. Так отчего же ему так не хочется туда отправляться? Неужели он боится явно буйного, озлобленного и, возможно, безумного аватара? Но ведь точно так же можно описать почти их всех – в особенности его самого. Или же на Мэнни просто действует всеобщая манхэттенская неприязнь к самому маленькому и нелюбимому боро?
– Попробовать стоит, – наконец произносит Бруклин. Впрочем, ее слова тоже звучат неуверенно. Никто, похоже, не хочет этого делать, что лишь подтверждает теорию Мэнни. Но никто не возражает.
Конг трет глаза.
– Кажется, вы до сих пор не поняли, что решение этой проблемы не терпит отлагательств. Пока мы тратим время на бесконечную болтовню, процессы, происходящие в этом городе, стремительно ускоряются. Каждый зараженный человек заражает кого-то другого. Каждая новая выросшая и неуничтоженная башня заражает многих. Враг явно к чему-то стремится, и я не знаю к чему, но вы должны его остановить. Сейчас, пока не стало хуже.
– Мы ничего и не откладываем, – огрызается Падмини. – Еще несколько дней назад я делала курсовую работу, а сегодня стою с вами, не разворачиваюсь и не ухожу подальше от незнакомцев, которые пытаются убедить меня покончить с собой. Куда быстрее-то?
– Если мы поедем на станцию «Сити-холл», – начинает Мэнни. Падмини издает стон, и он бросает на нее сердитый, раздраженный взгляд. – Если мы поедем туда сейчас и не сможем пробудить главного, то зря потратим уйму времени. Я считаю, что нам нужно разделиться. Кто-то пойдет к Статен-Айленд. Остальные посмотрят, можем ли мы что-то сделать в «Сити-холле»… и будут просто защищать главного, если окажется, что нет.
Падмини хлопает глазами. Бронка, похоже, тоже впечатлена.
– Согласна. Удивительно слышать от тебя здравые мысли, но я согласна.
Мэнни издает протяжный вздох, стараясь сохранить терпение.
– Я хочу, чтобы главный выжил. Никакой тайны я из этого не делал, но, учитывая ставки, я понимаю, почему этого можете не хотеть вы.
Бронка усмехается.
– Не мы ведь по уши в него втрескались, а ты, Маннахатта.
– Ну не до смерти же! – огрызается Мэнни, одновременно с этим краснея. – Какой мне смысл спасать ему жизнь и тут же помереть у его ног? Я хочу… большего. – Господи. У него сейчас точно сосуды полопаются. Но это действительно так. – И я буду драться за большее.
– Почти мило, – говорит Бруклин. Она улыбается, хотя и с оттенком грусти. – Надеюсь, ты получишь чего хочешь. Как и все мы.
Бронка устало вздыхает и качает головой. Обращаясь к Мэнни, она спрашивает:
– Я так понимаю, ты пойдешь в «Сити-холл»?
– Конечно.
Она косится на Падмини.
– А ты?
– Я даже близко к «Сити-холлу» подходить не хочу, – заявляет Падмини.
– Значит, ты едешь к Статен-Айленд, – протяжно говорит Конг. – Поскольку Сан-Паулу не стоит возвращаться в тот боро, ему, очевидно, придется…
Он напрягается, замолкая посреди предложения. Паулу тоже хмурится и поворачивается, уставившись в никуда. Мэнни пытается понять, в чем дело, – и тогда они все начинают испытывать одно и то же ощущение. Земля будто уходит у них из-под ног. Возникает странный гравитационный провал, но не в реальном мире, где есть свет, время и пространство и где все они стоят на полу, а в ином. И что бы ни стало этому причиной, оно уже близко.
– Что… – начинает Падмини. Паулу, хмурясь, качает головой.
– Я прежде никогда ничего подобного не чувствовал, – говорит Конг.
Бронка тихо стонет, сгибается и надавливает кулаком на солнечное сплетение, словно у нее изжога.
– Ох-х-х. Кажется, меня сейчас стошнит.
Мэнни тошноты не чувствует, но что-то он определенно ощущает. Нечто неправильное, странное… Неизбежное. Он опускает глаза вниз, его восприятие раздваивается, чтобы охватить реальный и иной миры, и Мэнни хмурится, услышав тихий шорох на краю его слуха.
– Звук слышите? Будто под нами что-то движется. – И почему-то этот звук кажется ему знакомым.
Бронка тоже смотрит в пол… и внезапно ее глаза расширяются.
– Так и есть. Оно поднимается на поверхность, прямо к нам. – Она хватает Венецу и рывком поднимает девушку на ноги. – Все вон! Сейчас же!
– Что? Почему? – спрашивает Бруклин. Но она уже бежит.
Тогда это чувствуют все. Что-то разрастается под Центром, барьер неправильности встает между ними и городом, мешает той связи, которую они должны чувствовать, просто стоя на своей земле.
Мэнни ругается и хватает Паулу, так как тот к нему ближе всех. Паулу не возражает, хотя и спотыкается, все еще неуверенно держась на ногах. Однако с другой стороны от бразильца встает Венеца, и вдвоем у них получается поспевать с Паулу за остальными, бросившимися к двери. Когда они бегут по коридору, Бронка подается вправо и дергает за рычаг пожарной сигнализации. Раздается звон старомодного колокола. Мэнни вспоминает, что Бронка говорила о художниках, которые остаются ночью на верхних этажах Центра. Но едва сигнализация срабатывает, свет в здании начинает мигать.
Они слышат какой-то звук. Не то шепот, не то шелест. Словно что-то ползет под их ногами, и звук этот перерастает в рык. И сбежать от него они не успевают.
Мэнни пытается унять страх и что-нибудь придумать, как вдруг вспоминает о том, как в первый и единственный раз очутился в метро. О том, как он несся по темным туннелям от станции к станции в брюхе металлического вагона. Вспоминает то чувство бесконечной, опасной, хаотичной скорости…
Этого мало. Он не в своем боро. И все же энергия города внезапно пробуждается, и вокруг них возникают призрачные очертания вагона. Ноги Мэнни отрываются от земли, и дальше он мчится уже со скоростью поезда; Падмини визжит, а Бронка ругается, когда их всех рывком уносит вперед. Затем мир проносится мимо, они чувствуют запах крысиного помета, рев промышленного гудка и внезапно вылетают из окна Центра, прямо сквозь стекло. На секунду их тела становятся неосязаемыми, словно они – пассажиры поезда-призрака…
Затем они оказываются на тротуаре через дорогу от Центра, чуть не падая и вскрикивая, когда поезд со скрежетом останавливается.
– Ничего себе, – выдыхает Венеца. – Дичь какая. Похлеще, чем на «Циклоне»!
Но когда призрак поезда рассеивается и они поворачивают к Центру искусств Бронкса, из земли вокруг здания вырывается белый столб, который устремляется ввысь. Это происходит не здесь, не в реальном мире. Несколько секунд они еще видят внутри вздымающейся массы Центр, и само здание, кажется, не пострадало. Но поднявшаяся колонна быстро превращается в тысячи белых усиков, каждый из которых оказывается больше того фонтана, с которым Мэнни сражался на ФДР. Они сплетаются друг с другом и в считаные секунды оплетают весь квартал. Мэнни не может оторвать взгляд, он содрогается от ужаса и потрясения, охватившего их всех, и лишь смотрит на то, как перед ним вырастает белая плетеная стена. Пятьдесят футов. Шестьдесят, и усики начинают стягиваться плотнее и затвердевать в единую массу. Восемьдесят футов[34]