На серебристый скафандр Анны были наскоро пришиты на грудь маленькие кармашки. Там, как газыри на национальном грузинском костюме, блестели латунные донышки ружейных гильз.
Вчетвером покатили ловушку, разматывая трос и электрический кабель, вверх по наклонному коридору. В качестве приманки использовали обычный электрический калорифер. Подключили его и отошли назад, оставив клетку на входе склада, где на полу валялись разбросанные заиндевелые бочки с отработанным ядерным топливом.
— Давайте подальше отойдем, — забеспокоилась Анна. — Тут фонит, поди, сильно.
Отошли вглубь коридора, насколько позволила выдергивающая стопор ловушки веревка. На автоматический механизм надеяться на таком холоде было опасно, он мог замерзнуть, но пока замерзать начали они сами.
— Ну и где ваши чудовища? — глухо бубнил из-под шлема Мигель. Юноша в прошлый раз все пропустил и теперь рвался на подвиги. — Скоро воздух кончится, придется назад идти…
Не пришлось.
Мантис как будто соткался из темноты склада — вот его не было, и вот он уже стоит перед ловушкой, как будто раздумывая — заходить или нет?
— Ну, давай, давай, что ты телишься! — в охотничьем азарте забормотал испанец.
Существо вытянуло свою раскладную переднюю лапу и постучало по железу клетки. Раз, другой — все затаили дыхание. Но калорифер, видимо, манил своим теплом, и мантис вошел в ловушку. Ольга резко дернула веревку, фиксатор вылетел, и стальная, в руку толщиной, решетка захлопнулась, встав на надежные стопора.
— Готов, голубчик! — победно сказал Мигель. — Попался!
Мантис, кажется, не возражал. Он присел в позе греющегося у костра человека и застыл.
— Покатили! — скомандовал Андрей, и они пошли вниз, таща за собой на крепком тросе тяжелую добычу.
В зале клетка встала рядом с местом, где погиб Иван, но Ольга не испытала по этому поводу никаких особенных чувств. Эту ее часть уже сожрала разрастающаяся пустота, и на том месте души, где была любовь к мужу, зияла ледяная дыра. Это было не больно, просто пока непривычно, как недавно вырванный зуб.
— И что с ним дальше делать? — спросила Анна.
— Не знаю, — ответила Ольга, — пусть Лизавета решает. Но внутрь мы его не потащим, Палыч запретил.
— Давайте его оставим тут и пойдем, — сказал Мигель. — У меня баллон кончается.
— Слишком сильно сопел! — поддел его Андрей. — Вот и выдышал…
В этот момент в помещении погас верхний свет, на стенах зажглись тусклые аварийные лампы. Пол еле заметно завибрировал.
— Что это? — удивилась Анна.
— Установку разгоняют, — пояснила Ольга. — Всю энергию на нее пустили.
Мантис в клетке забеспокоился и заерзал.
— Черт, силовую линию тоже вырубили! — с досадой сказал Андрей. — Погас наш нагреватель.
— Ничего, этот не замерзнет, а я уже да, — напомнил Мигель. — Пошли отсюда.
Вибрация пола усилилась, свет аварийных ламп моргнул, и мантис внезапно заметался, раскачивая клетку. Ольге показалось, что он кричал бы, если б мог — как будто работа Установки причиняла ему сильную боль. Передние лапы существа вцепились в прутья решетки и стали разгибать их с упорством гидравлического домкрата. Металл со скрежетом подался, со звонким щелчком лопнул сварной шов.
— Эй, ты чего, ты это брось! — Мигель пятился от ловушки, пока не уперся спиной в опорную колонну, а мантис продолжал давить, выворачивая железо.
— Силен, черт! — удивлено сказал Андрей, рука его скребла по плечу в поисках отсутствующего карабина.
А Анна ничего не сказала, просто сделал шаг вперед, приставила обрезанные стволы ружья к голове мантиса и выпалила из обоих стволов. Брызнула черная жидкость, существо дернулось и застыло, неловко привалившись к деформированной решетке.
— Вот и все, — констатировала Ольга, — пошли. Спасибо, Анна, ты молодец. А живыми их Лизавета пусть сама ловит.
Но Лизавете было не до того.
Она орала в коридоре на Матвеева:
— Что вы натворили! Что мне теперь делать? Где я его теперь возьму? — кричала она, потрясая пухлыми кулачками перед носом ученого.
— Но, Лизавета…
— Что «Лизавета»? Я уже… не скажу сколько лет Лизавета! А такого биоматериала у меня никогда не было! А если у ребят не получится, если они не смогут…
— Уже получилось, Лизавета Львовна! — победно провозгласил Мигель, непроизвольно потирая обожженный ледяным теплообменником живот. — Добыли зверя!
Он принял горделивую позу охотника на слонов.
— Живым? — ахнула биолог.
— Нет, к сожалению, тушкой, — сказала подошедшая Ольга. — А что случилось?
— Ну и ладно, хоть так… — с видимым облегчением сказала Лизавета. — Палыч, Палыч! Распорядись, чтобы объект доставили ко мне в лабораторию…
— Хорошо, хорошо, Лизанька, — закивал директор. — А что ж ты орала-то так?
— А как мне не орать? — вскинулась женщина. — Уж не знаю, что вы там учинили на своей установке, но как свет мигнул, так у меня весь запас препарата скис.
— Скис?
— Ну, не буквально скис, а сменил состояние. Был как бурая непрозрачная жидкость, а стал опалесцирующий белый. И что теперь с ним делать? Кто знает, как изменились его свойства? Это же заново все исследования… А если поранится кто?
— Если поранится — бинтом замотаешь! — решительно ответил Палыч. — Иди уже, я распоряжусь, чтобы тебе притащили добычу этих горе-охотников…
— Так я продолжу? — сказал с облегчением Матвеев. — Пока только один резонанс нащупали, даже странно. С Загорска-то их десятками за один прогон брали.
— Еще полчасика погоняй, и делай перерыв до ночи, — распорядился директор. — А то всю энергию забрал, температура на три градуса упала в помещениях…
Историограф. «Кривые, окольные тропы»
— Потому, что они плохие! — крикнул кто-то из аудитории, и многие его поддержали.
— Ничего подобного, — покачал головой я. — Есть общий принцип мышления: когда мы пытаемся понять причины поступков других людей, мы склонны относить их на личные качества, а когда оцениваем свои — то на обстоятельства.
— Это как? — спросила белобрысая Настя.
— Если человек поступил с нами плохо, мы в первую очередь думаем, что это потому, что он плохой. А если мы кому-то сделали плохо — то это потому, что вот так получилось.
Дети задумались, переглядываясь, явно примеривая это на себя.
— Поэтому, мы можем называть их «агрессорами» и считать злодеями, но это не приближает нас к пониманию причин конфликта. В истории человечества нет примеров, когда люди бы воевали из-за того, что с одной стороны все были плохие, а с другой — хорошие, хотя все войны описываются именно таким образом. Войны происходили потому, что одним было нужно то, что есть у других. То есть, в корне проблемы всегда какие-то ресурсы — территория, ископаемые, торговые пути, рынки сбыта…
— Они на нас напали! — настаивал сторонник простых ответов.
— Когда на нас нападают, мы должны защищаться, — согласился я. — Но пока мы не понимаем, что напавшему надо — война не закончится…
Борух, ожидавший меня за дверью аудитории, оценил мои потуги скромно:
— Опять пораженческая пропаганда?
— Отчего же пораженческая?
— Потому что, когда война началась, рефлексировать поздно. Теперь все должно быть просто: они — плохие, мы — хорошие, убей врага, спаси Родину. Остальное — интеллигентские сопли, вредные и ненужные. За такое в штрафбат надо посылать. В целях коррекции мировоззрения в сторону окопной правды.
Я пожал плечами — не всегда могу понять, где у майора заканчивается армейский юмор и начинается военный психоз.
— Не строй планы на вечер, — добавил он. — Наш выход.
— Куда?
— Куда пошлют, как обычно. Твоя бывшая как раз с Председателем на сей счет собачится. Весь стол слюнями забрызгали.
— Чего-то ты сегодня злой какой-то… — заметил я. — Случилось чего?
— Не видел ты меня злым, — сердито буркнул Борух.
Ну, не хочет говорить — и не надо. Дядька взрослый, сам разберется.
С Ольгой и Андреем встретились в парке. Она была сердита, он чем-то крайне недоволен, и все пытались сделать вид, что это не так.
— Ждать, пока нам сделают персональный транспорт, некогда, — сходу рубанула Ольга. — Цех номер один загружен, и всё такое важное, что ради нас не подвинется.
Ага, вот из-за чего она бесится. Не удалось, значит, нагнуть Председателя.
— Нас забросят на «Тачанке», мимо реперной сети, напрямую.
Андрея аж перекосило. Ну, с этим тоже понятно — у него с экипажем тамошним какие-то давние терки. Я не вникал, но краем уха слышал. Не любят они его, вишь ты. Небось, есть за что. Да и вообще — кто его любит? Уж точно не я.
— Так мы обойдем те точки, которые контролируют агрессоры, и окажемся в нужном секторе. Дальше — своим ходом, а обратно нас снова подберут.
— А можно узнать, что мы собираемся делать в этом «нужном секторе»? — спросил я без особой надежды. — И где он?
— Нет! — предсказуемо ответила Ольга. — Я уверена, что у нас «сквозит». В Коммуне точно есть их крот.
— Но не среди нас же! — возмутился Андрей.
— Что знают двое — знает и свинья, — отрезала она.
«Тачанкой» среди операторов и прочих посвященных в операции внешней разведки называли загадочный электромобиль, который Матвеев оборудовал пустотными резонаторами. Теперь я знаю, откуда он их отковырял, но это не делает ситуацию более ясной. Потому что я понятия не имею, откуда они взялись там и вообще, что это за место. Это, впрочем, не помешало нам пойти по его стопам, открутив еще один комплект, который нам теперь должны установить на какой-то транспорт. Будет «Тачанка-2», наша личная, но не прямо сейчас, потому что какой-то цех номер один — кстати, что это? — занят чем-то очень важным. Интересно, чем… Зато потом, надо полагать, мы будем, как настоящие чапаевцы. Или махновцы? Отвратительное чувство, что в этой ситуации я не понимаю куда больше, чем стоило бы.
Выход был через два часа, я успел только поесть и переодеться. Когда пришел на точку сбора, «Тачанка» уже стояла, и сидевший там человек неприятно смотрел на мрачного Андрея.