а улица, перед нами раскинулась украшенная рядами изящных уличных фонарей площадь с фигурными клумбами. В центре ее возвышалась подсвеченная скульптурная композиция с какой-то стелой и каменными фигурами людей вокруг нее. Люди то ли что-то кидали в небо, то ли ловили оттуда. Если бы не напряженные до героизма лица скульптур, это было бы похоже на рекламу NBA18.
Улицы были почти пусты, и проходящий мимо человек покосился на нас с некоторым удивлением. Впрочем, я, увидев на улице четырех мокрых и грязных и увешанных оружием людей, отреагировал бы куда активней. Этот же посмотрел, даже не задержав шага, и пошел себе дальше, не оборачиваясь. Человек как человек, европеоидный тип, средний рост, в штанах и куртке. Мне показалось, что вид у него был невеселый и какой-то отмороженный, но здесь была глухая ночь. А ночью по улицам редко ходят счастливые, полные энтузиазма люди.
— И что нам делать? — спросил растерянно Борух.
— Обсушиться, отдохнуть, поесть, подумать, — перечислила последовательность Ольга. — Пошли куда-нибудь, поищем место поукромнее.
Город производил впечатление большого и современного — широкие улицы, многоэтажные здания, фонари, подсвеченные витрины магазинов. Надписи непонятны, но догадаться несложно — вот гастроном, вот одежда, вот обувь, вот какие-то велосипеды, почему-то сплошь трехколесные и со странной посадкой. Встретилась и пара заведений, которые не могли быть ничем иным, кроме как барами — открытые даже ночью, они предоставляли приют немногочисленным посетителям с бутылками и стаканами. В них плавал клубами дым — почти все курили маленькие короткие трубки. Пахло чем-то незнакомым.
При этом половина домов имели вид заброшенный — пыльные окна, грязные стены, потухшие пустые витрины. В нескольких фасадах зияли дыры, пробитые как будто пушечными ядрами, такие же следы довольно часто встречались на дороге и тротуарах улицы — глубокие, разного размера ямы, некоторые с обожжёнными краями. Часть из них были старыми, полузасыпанными, часть производили впечатление свежих. Возле некоторых стояли металлические треножники с табличками, надписи на них были, разумеется, непонятны. На каких-то треножниках висели маленькие цветочные венки из пожухлых лиловых цветов — где совсем засохшие, а где и совершенно свежие.
— Бомбят их тут, что ли? — неуверенно спросил майор.
Город вовсе не выглядел находящимся на военном положении — те дома, которые не были заброшены, светились огнями разноцветной иллюминации, люди, попадающиеся нам навстречу, не выглядели встревоженными. Где-то вдали глухо хлопнуло, и раздался гулкий удар. Земля дрогнула под ногами. Ночной прохожий впереди непроизвольно втянул голову в плечи, но больше никак не отреагировал, даже шаг не ускорил.
Звук повторялся регулярно, с интервалом в десять-пятнадцать минут, то ближе, то дальше. Вздрагивала земля, но больше ничего не происходило: не завывали сирены, не мчались машины МЧС, сидящие в барах горожане даже головы не поворачивали.
— И правда, кажись, бомбят… — с сомнением сказал Борух. — Чем-то баллистическим? А почему взрывов нет?
Мы ушли с центральных улиц, заброшенных зданий стало больше. Быстро светало, мне было холодно и очень неуютно в мокрой одежде.
— Давайте сюда, — сказала Ольга, показав на приоткрытую дверь трехэтажки, которая выглядела нежилой. — Хватит по улицам шляться.
Внутри оказалось пыльно, темновато из-за грязных окон, но уютно. Несмотря на открытые двери, дом не был разграблен. В комнатах неплохая солидная мебель, в шкафах книги, на вешалках одежда, в ванной текла из крана вода. Кухни я не увидел, зато в большой гостиной был камин, рядом с которым нашлась полная дровяная корзина.
Через несколько минут мы уже сидели, завернувшись в найденные в ванной полотенца, а наша одежда сушилась на расставленных перед горящим камином вешалках. Андрей кипятил воду для чая в походном котелке, Борух присматривал за входом и улицей, стоя у окна.
Поели, попили чаю, обсушились — и только тогда вернулись к главному вопросу дня: что же делать дальше?
— Наша задача, — соизволила сообщить Ольга, — найти базовый срез агрессоров, разведать его по мере возможности и по результатам принимать дальнейшие решения.
Она, разумеется, соврала. Ольга не была бы Ольгой, если бы сказала правду. Не знаю, что думали по этому поводу остальные, но я был совершенно уверен — действовать в режиме «а там посмотрим» совершенно не в ее стиле. Давно все продумано, расписано и спланировано. И знает она всегда больше, чем говорит. Играть партнеров «в темную» — это ее фирменный modus operandi19.
— Возможно, мы сможем установить, с кем вести переговоры, — продолжала она. — Возможно, вычислим их ключевые реперы и устроим контрблокаду. Возможно, присмотрим объект для диверсии — они должны понять, что война всегда приходит к вам домой…
Последняя идея показалась мне наиболее в Ольгином стиле, но то, что она ее озвучила, означает, наверное, что на самом деле всё не так. Или она специально ее засветила, чтобы мы так подумали. Или тут что-то вообще третье, что мне и в голову не придет.
— Это все хорошо… — сказал от окна Борух, — а сейчас-то что делать? Как я понимаю, наш маршрут накрылся мохнатой шапкой вместе с утонувшим репером? И как мы будем выбираться отсюда, тоже непонятно?
— Посмотрите на это! — позвал нас из коридора обшаривавший этаж Андрей.
В соседней квартире, расположенной зеркально той, где мы расположились, тоже был вполне обычный интерьер. Шкафы были раскрыты, ящики секретеров выдвинуты — но это уже Коллекционер отрабатывал свое прозвище в поисках чего-нибудь необычного или ценного. Интереснее было другое — в сумрачной, отделанной резными деревянными панелями спальне, стояла большая, почти во все помещение кровать. И это массивное ложе было посередине пробито чем-то, пролетевшим сквозь крышу и все перекрытия верхних этажей и ушедшим куда-то вниз, в подвалы. Если заглянуть в пробоину под правильным углом, то вверху было видно небо. Внизу ничего видно не было, но сама кровать заскорузла от почерневшей засохшей крови, а рядом с ней стоял черный металлический треножник с двумя словами на неизвестном языке и значками, вероятно являющимися цифрами. Скорее всего — датой. Сверху на этом легком раскладном сооружении висел высохший пыльный веночек осыпавшихся цветов.
— Вот оно что… — удивленно сказал Борух. — Так это кенотафы20?
За окнами снова что-то хлопнуло и грянуло во вздрогнувшую землю. Мы уже привыкли к регулярности этих звуков и не обращали внимания, но тут переглянулись и посмотрели на дыру в потолке.
— Кажется, я что-то слышал про этот срез… — задумчиво сказал Андрей. — Сюда добирался кто-то из этих, «Метросексуалов»…
— Метро… кого? — переспросила Ольга.
— Да, команда контрабасов, которая ходит через кросс-локусы метро. Сами они себя называют «Метрострой», но прозвище прилипло… У них специфические маршруты, потому что подземка есть не везде, но зато они иногда попадают туда, куда не заходят другие.
— И что это за срез?
— Я буквально краем уха слышал. Якобы, вышли они в рабочем метро среза, где все время что-то падает с неба. Камни — не камни, метеориты — не метеориты, но летят они с такой скоростью, что даже в метро сквозные дыры в тоннелях, ничего не спасает.
— Да ладно, — засомневался я, — тогда бы они в атмосфере сгорали…
— За что купил — за то и продаю, — пожал плечами Андрей, — я им тоже не поверил. Проводники те еще сказочники. Рассказывали, что местные от этой напасти ударились в какой-то религиозный фатализм, и им теперь вообще все пофиг.
Бумм! — под пол ногами опять слабо вздрогнул.
— Когда тебя в любой момент может в брызги размазать, — задумчиво сказал Борух, — это меняет восприятие мира. Тем более если от тебя ничего не зависит — голая вероятность.
— Да, — припомнил Андрей, — как раз вероятность. Вроде бы местные посчитали, что для каждого конкретного человека вероятность попадания этой фигней точно в макушку не больше, чем под машину попасть, от рака помереть или из окна выпасть, и не стали ничего с этим делать. Ну, или все равно не придумали защиты, и так себя успокоили. Чинят критическую инфраструктуру, а на остальное забили и живут себе.
— Как-то невесело они живут… — прокомментировал Борух.
— Ну да, статистика статистикой, а голове не прикажешь… — согласился Андрей.
Хлопок, удар. Пол на этот раз дрогнул сильнее — видимо, близко легло. Я поежился — действительно, цифры не сильно успокаивают. Люди вообще не умеют оценивать вероятность в житейском, а не математическом смысле. Кокосовые орехи убивают сто пятьдесят человек в год, а акулы всего пять. Но никто не снимает фильмы ужасов про кокосы.
— Тём, а посмотри — тут есть еще репер? — неожиданно спросила Ольга.
Мне стало стыдно — вообще-то я, как оператор, должен был сам догадаться. Покрутил в планшете структуру, прикинул… Это не так-то просто, на самом деле — понять, в одном срезе реперы или нет. Между ними может вообще не быть прямого резонанса, а именно резонансные связки были первичны для создателей планшетов — кто бы они ни были. Но я вообще хромаю в теории. Я и практик-то так себе.
— Да, с высокой вероятностью, есть. Возможно, даже несколько. Но определил пока один, и он далеко.
— Насколько далеко?
— Не знаю. Встроенного дальномера в этой штуке нет. Но направление покажу.
Мы шли по улицам, вздрагивая от периодических хлопков и ударов. Прохожим было на нас плевать, нам на них, в общем, тоже. Один раз увидели, как возле свежей дыры в земле какой-то человек в оранжевой униформе смывает шлангом брызги крови и плоти, а потом устанавливает раздвижной, как фотоштатив, треножник, пишет на его табличке что-то маркером и уходит. Венок вешать не стал. Наверное, это не входит в его обязанности. Может быть, не дождавшись к вечеру пропавшего, родные побредут по ежедневному маршруту, вглядываясь в свежие таблички кенотафов. А найдя, зарыдают и пойдут плести веночек. А может, и не зарыдают. И не пойдут. Может, пожмут плечами и станут жить себе дальше, пока очередной хлопок сверхзвуковой каменюки с неба не превратит в облако красных брызг уже их.