На той стороне оказалось неожиданно сумрачно и прохладно, желтая листва и мелкий дождик. Осень. Машины выкатились из длинного, облитого внутри серым пластиком, помещения на улицу. Перед нами стояли три больших здания — одинаковые облизанные параллелепипеды без окон. Перед ними были тщательно выметенные от палой листвы дорожки, а между ними — какие-то кустарные заборы из криво сваренного ржавого железа.
Повинуясь неагрессивным, но настойчивым жестам попутчиков, я вылез из машины. Из пыльного лимузина торжественно спускался по приставной, как аэропортовский трап, лестнице Сева. Он огляделся, кивнул и поманил меня рукой.
— Пойдем!
Мы направились к ближнему зданию, где при нашем приближении открылась, выдвинувшись вперед и отъехав в сторону, совершенно незаметная до этого дверь. Внутри оказался довольно странный интерьер — как будто производственный цех какого-нибудь химзавода выпотрошили, выбросив большую часть оборудования, а оставшееся не без фантазии превратили в предметы дизайнерского интерьера. Торчащие из покрытого пластиком пола фланцы труб стали удобными креслами и столами, разрезанные металлические цилиндры каких-то вертикальных емкостей оформились в шкафы и застекленный бар с разноцветными бутылками, горизонтальные цистерны из нержавейки разрезали вдоль и заложили подушками, сделав удобные диваны, на кронштейнах и стеллажах разместились телеэкраны и динамики аудиосистем, сейчас выключенные. Обстановка напоминала какой-нибудь молодежный столичный клуб. Не то, что ожидаешь увидеть в логове рабовладельцев.
— Нравится? — спросил меня Сева.
— Э… неожиданно, — признался я.
— У нас бывает много талантливых людей, да… — покивал он головой. — Придумывают всякое…
Мы прошли через пустующее сейчас помещение клуба и оказались в отдельном пространстве. Центральный коридор и выходящие в него двери — как в недорогой гостинице на десяток номеров. Интерьер скучноватый — серый невзрачный пластик на полу, стенах и потолке, выделяется только узкая лента потолочного светильника. Сева нажал кустарно вделанную, явно выпадающую из общего стиля кнопку рядом с крайней дверью, та выехала вперед из стены и с жужжанием электропривода отошла вбок. Внутри оказалась жилая комната в том же сером стиле, с самодельным деревянным столом посередине и парой обычных офисных стульев возле него. В одной стене была ниша с серой кроватью, в другой — стеклянная полукруглая загородка, в которой стоял унитаз. Серый.
— Побудь пока здесь, — сказал Сева. — Поесть тебе принесут. Все вопросы потом!
Я прилег на серую кровать и уставился в серый потолок. Постепенно задремал, сказались сбитые переходами биоритмы, и проснулся от того, что зажужжал электропривод двери. В комнату вошла, пятясь задом, девушка. Зад был неплохой, хотя у Ольги лучше. Необычный способ передвижения объяснился просто — она катила за собой тележку с едой. Обычную такую ресторанную тележку на колесиках, на которой стояли тарелки и большая фарфоровая супница.
Развернувшись, девушка обнаружила кружевной белый передник, оттопыривающую платье внушительную грудь и симпатичное, но удивительно глупое лицо с кукольными большими глазами и курносым носиком-кнопкой. Она подкатила тележку к длинному центральному столу — я обратил внимание, что он сделан путем накрытия самодельной столешницей какого-то хайтек-ложемента, — поставила на него глубокую тарелку и поварешкой на длинной ручке наплескала туда суп. Суп пах неплохо — грибами и мясом. Рядом с тарелкой она выставила плетеную корзиночку с нарезанным хлебом.
— Привет, как тебя зовут? — спросил я.
Девушка посмотрела на меня пустыми глазами, улыбнулась, присела в книксене, но ничего не сказала.
Я не настаивал — может, она по-русски не понимает. Барышня отодвинула стул, сделала приглашающий жест и встала рядом, явно не собираясь уходить, пока я не поем. Может, она за посуду материально ответственная?
Суп оказался вкусным, хлеб — свежим. Я уже хотел попросить добавки, но девушка решительно забрала тарелку и заменила ее другой, на которую выложила кусок жареного мяса и какие-то вареные не то овощи, не то корнеплоды. На вкус они были немного похожи на сладковатую картошку. Завершил обед стакан сока. Возможно — апельсинового.
Девушка собрала посуду, а потом подошла к прозрачной выгородке сортира и продемонстрировала, что, если ее потянуть в сторону, то она проворачивается вместе с унитазом, а на ее место выезжает из стены душевая кабина. Такой стеклянный цилиндр из двух вертикальных половинок, любопытно.
— Но вот что бы тебе раньше не сказать? — укоризненно сказал я ей. — Я бы хоть умылся перед обедом…
Девушка молча похлопала глазами, сделала на всякий случай книксен и продолжала на меня ожидающе смотреть.
— Чего тебе надо еще?
Она подошла, открыла стеклянную загородку, показала на пластину на стене и на распылитель душа.
— Да-да, я понял, понял. Вот так он включается. Все, спасибо, вали отсюда уже.
Девушка показала жестами, что мне нужно раздеться и отдать ей одежду, а затем достала из нижнего отделения каталки сложенные стопкой вещи.
Я пожал плечами — спорить с ней явно без толку. Кроме того, за время степной погони я пропотел и набрался пыли, так что переодеться в чистое не помешает. Отложил в сторону разгрузку, показал на нее и сделал запрещающий жест — не брать, мол! Остальное снял, оставшись голым, и пошел в душ. Девица нехитрой, но очень откровенной пантомимой изобразила, что готова потереть мне спинку и другие места. «Другие места» предательски выдали, что они не против, ну и я не стал выпендриваться. А что? Я теперь мужик свободный…
В душе было тесновато, но мы справились.
Вскоре после того, как девушка удалилась, забрав коляску и мою одежду, за мной пришли. Я теперь был наряжен в серый комбинезон с интегрированной в него мягкой обувью, и, прислонившись к серой стене, стал бы невидимкой. Я не люблю комбинезоны, но этот оказался на диво удобным — и сидит хорошо, и не жарко в нем, и не холодно. Вообще на теле не чувствуешь, такая хорошая ткань. Интересно, где такую делают?
Пришел за мной опиджаченный мужчина средних лет с седыми пышными усами и рваным шрамом во всю щеку. Под пиджаком была растянутая майка-алкоголичка, из-под которой на шею выползала сложная художественная татуировка — что-то с чешуей и зубами. Не то дракон, не то окунь. На ногах красовались скрипучие хромовые сапоги и брюки с лампасами чуть пожиже, чем у Севы. Видать, помощник.
— Сева хочет тебя видеть, — сказал он по-русски без всякого акцента.
Я без возражений встал с кровати и пошел за ним. Не в моем положении спорить. Кстати, может заодно и узнаю, в каком именно я положении.
Сопровождающий прошел коридором и раскрыл передо мной заднюю дверь — за ней оказалась дорожка, которую мели два унылых низкорослых худых парня со стертыми лицами без ярких черт. Мне очень не понравилось, что они одеты в точно такие же комбинезоны, что и я. У нас что, одинаковый статус? Меня тоже отправят дорожки мести?
Дорожка долго вилась между деревьев и вывела к «пряничному домику» — изящный коттедж с вычурной крышей был раскрашен ярко и пестро, сверкал разноцветными витражными окнами во весь фасад, и вообще выглядел, как дорогая елочная игрушка.
Внутри оказалось не хуже — мозаичные деревянные панно, паркетные полы из мелких плашек, изящная гнутая мебель и камин из разноцветного кирпича посередине огромной гостиной. В камине горел огонь, на плетеном диване перед накрытым столом сидел Сева. Босс работорговцев был одет по-домашнему — в треники и мягкие атласные туфли, и даже пиджак больше походил на халат.
— Присаживайся, — гостеприимно указал он на легкое кресло, — Тебя покормили?
— Благодарю, да, — ответил я и сел.
— Тогда выпей со мной.
Он налил в бокалы красного вина и пододвинул один ко мне. Отказываться я, разумеется, не стал. Не тот случай.
— За разумное недоверие ближнему! — провозгласил неожиданный тост Сева, и мы чокнулись.
Его намек на мои обстоятельства был более чем прозрачен, но это не отменяло того, что вино у него отличное. Я понял, что уже много лет не пил хорошего вина — в Коммуне виноделие было любительским, на уровне дачного.
— Теперь ты можешь задать вопросы, — поощрительно кивнул мне Сева, — Но немного, и я не обещаю, что отвечу на все.
— Каков мой статус? — начал я с главного.
— Ну… — босс работорговцев почесал обтянутый майкой живот, — не буду врать, что гостевой. Но и не тот, которого ты опасаешься. Одни люди попросили меня передать тебя другим людям и заплатили за то, чтобы ты попал по назначению неповрежденным. Так что ты ценное имущество, за которое я несу ответственность.
— А могу я спросить, что за другие люди? Те, которым меня надо передать?
— Почему не можешь? — засмеялся Сева, — Спроси!
— Спрашиваю. Кто они?
— Просто клиенты. Я торгую со всеми — с Коммуной, с другой Коммуной, с рейдерами Пустошей, с бродягами Дороги, с горцами Закава… Да что там, даже с этими хитрыми чистоплюями альтери — и то торгую. Все знают — у Севы лучший товар!
— Другой Коммуной? — вскинулся я.
— Ай, не бери в голову! Эта, другая… Все они одинаковые! Все крутят носом, все презирают — и все идут к старому Севе! Потому что у Севы…
— Самый лучший товар в Мультиверсуме, я понял…
— Вот, — умилился Сева, — такой умненький мальчик! Все понимает, хорошо кушает, хорошо трахает служанок!
Мне стало неловко — там что, камера стоит? Но так, не сильно. Было б чего стесняться, дело житейское.
— Одни люди очень просили меня доставить к ним кого-нибудь из Коммуны. Другие люди, узнав об этом, сказали: «Сева! У нас есть то, что им нужно!» Разве Сева станет спорить? Тем более, что Севе хорошо заплатили эти и хорошо заплатят те. Разве плохо?
— Хорошо, наверное, — не стал спорить я.
— Очень хорошо! — покивал работорговец. — Старый Сева любит, когда одни люди платят ему за других. Должна же быть от людей какая-то польза?