приоткрыл крышку и заглянул внутрь. К сожалению, с моей стороны было не разглядеть, что там, но его вроде бы все устроило.
— Он ваш, уважаемый! — сделал Сева широкий жест в мою сторону. — Спасибо за покупку, обращайтесь к нам снова!
Как кассир в супермаркете, ей-богу.
На улице нас ждал широкий плоский автомобиль на больших колесах. За установленной на поперечной дуге пакетной скорострелкой стоял боец в высокотехнологичной кирасе и закрытом шлеме, нервно ворочая стволами на вертлюге. Вокруг столпились пиджачные активисты и демонстративно его разглядывали, тыкая пальцами, смеясь и обсуждая на непонятном языке. Водитель, почти сливающийся с машиной благодаря покрывающему их обоих геометрическому камуфляжу, держал одну руку на баранке, другую на кобуре, но окружившие машину пиджаки не проявляли агрессии. Увидев нас и Севу, они послушно расступились.
Покупатель молча указал мне место на заднем сидении, где перед моим носом маячила жопа пулеметчика, а сам сел спереди, рядом с водителем. Машина плавно и почти беззвучно набрала скорость — только шелестела палая листва, да гудели зубастые покрышки. Мы промчались по лесной дороге, проскочили быстрым ходом унылый и явно давно заброшенный городок, состоящий из таких же облизанных параллелепипедов без окон, и вырвались на простор. Затянутое грязью и заметенное листьями шоссе было прямым, как стрела, и на нем не было никаких следов — похоже, работорговцы в эту сторону не катаются. По его сторонам были луга и перелески в осенних буро-оранжевых красках, неотличимо похожие на среднюю полосу России, только совершенно безлюдные и без следов хозяйственной деятельности. Если бы не дорога с твердым покрытием и редкие покосившиеся столбы, можно было бы подумать, что люди здесь никогда и не жили.
Ехали так долго, что пулеметчику надоело топтаться у своей установки, и он сел рядом со мной, сказав извиняющимся тоном:
— Да нет тут никого…
Через пару часов быстрого хода свернули с шоссе на теряющуюся под деревьями подъездную дорогу, потом на еле угадываемую по старой колее грунтовку, а дальше и вовсе двинулись через редколесье, заламывая трубами бампера молодые деревца и кусты. Вскоре я почувствовал знакомое ощущение — где-то совсем рядом был репер. Не ошибся — на полянке среди полускрытых почвой упавших камней древнего кромлеха торчала верхняя половина ушедшего в землю черного цилиндра. Похоже, здешняя цивилизация, какой бы она ни была, не проявила к этим артефактам интереса.
Водитель достал из сумки знакомый планшет (наши были точно такие же) и задвигал по нему руками. Интересно, я тоже так выгляжу в этот момент? Как слепой, пытающийся нащупать на гладкой поверхности шрифт Брайля?
На той стороне нас ждал небольшой подземный зальчик, в который машина вписалась почти в распор. Реперы оказываются в каких-то подземельях чаще, чем на поверхности, но я понятия не имею, почему. Воронцов никогда об этом не рассказывал — возможно, не знал и сам.
В зальчике было темно и душновато. Период гашения, к счастью, оказался коротким. Следующий резонанс выкинул автомобиль в более просторный зал. Нас встретил навязчивый звук тревожного зуммера. Он нарастал, угрожающе наращивая громкость и повышая частоту гудков. По стенам побежали блики оранжевой лампы-крутилки, но покупатель достал из кармана нечто вроде гаражного пульта и ткнул им куда-то в темноту, отчего все прекратилось. Наверное, если сюда попадет кто-то без такого пульта, ему не поздоровится.
Дождались гашения, прыгнули дальше — были встречены ощетинившимся стволами блок-постом. Это выглядело, как вывернутый наизнанку дот, — когда оружие смотрит вовнутрь могучей бетонной фортификации. Бойницы, прожектора в лицо, резкий голос через хриплый матюгальник:
— Не двигаться! Оружия не касаться, руки держать на виду!
Я застыл. К нашему командиру подошел кто-то почти неразличимый из-за бьющего в глаза света, проверил какие-то документы, перекинулся парой слов и ушел. Я думал, нас выпустят наружу, но нет — дождались гашения и прыгнули дальше.
В следующем срезе было солнечно и ярко — полуденное солнце сияло над небольшой горной долиной. Свежий воздух выгодно отличал это место от предыдущих, но в остальном так же — площадка вокруг репера огорожена (на этот раз металлической сеткой), на вышках стоят недружелюбно целящиеся в нас стрелки. Проверкой документов тут не ограничились — всем велели выйти из машины, оставив оружие. Меня проигнорировали, а троим спутникам по очереди надели на лицо что-то типа массивных VR-очков и подержали так по минуте или около того, не спуская с них глаз и не отводя нацеленных стволов. После этой процедуры все заметно расслабились, а командир проверяющих поздоровался с покупателем за руку.
— А мне не нужно в эту штуку глядеть? — спросил я у пулеметчика.
— Зачем? — удивился тот. — И так понятно, что ты чужак…
А с ними, значит, есть варианты. Интересно…
Мы уселись обратно в машину, перед нами раздвинули сетчатые ворота, и, выехав с площадки, автомобиль сразу оказался в длинном прямом тоннеле, проложенном прямо в теле горы. В нем могли свободно разъехаться два грузовика, и мне даже показалось, что на полу есть следы крепления рельсового пути. Тоннель освещался редкими световыми шахтами, было гулко и прохладно. Мы ехали по нему около часа, дважды останавливаясь на блокпостах, где на нас светили прожектором и проверяли документы. Солдаты, одетые в хаки и вооруженные старообразными, с деревянными прикладами, «калашами», выглядели напряженными и бдительными. Не похоже, что караульная служба ведется формально. Интересно, они всегда такие нервные, или у них тут реальный фронтир?
Тоннель вывел нас к небольшой военной базе, с бетонным забором, стальными воротами и блочно-кирпичными казармами в стиле позднего СССР. Перед воротами стоял танк Т-62 в кустарной противокумулятивной защите из арматурной решетки. Спереди он был укрыт сложенными в виде капонира мешками с песком, а ствол пушки смотрел точно на створ тоннеля. Впрочем, здесь напряжение чувствовалось меньше — документы опять проверили, но стволами при этом в нос не тыкали. Зато, наконец, дошла очередь до меня — повели через плац, чертовски похожий на тот, что я топтал на срочной. Вплоть до щитов с плакатами «Строевые приемы с оружием» и «Выполнение воинского приветствия».
Над входом в здание штаба висела кумачовая перетяжка с надписью: «Пограничник! Крепи рубежи обороны Коммуны!». Я от этого так обалдел, что даже не сразу понял, что от меня хотят. А меня, между тем, отвели в подвал, завели в пустую комнату и потребовали раздеться. Я не стал спорить — обстановка не располагала. Мужик в докторском халате и резиновых печатках по локоть тщательно прошелся по мне каким-то ручным сканером на длинной ручке, только что в задницу его не засунув. Одежду тем временем унесли, и я несколько минут мерз на холодном бетонном полу. Вскоре какой-то служивый принес мне хэбэ26 третьего срока носки, слежавшиеся кирзачи, желтоватые застиранные кальсоны и портянки. Я попытки с третьей вспомнил, как их правильно мотать, — некоторые навыки остаются с тобой на всю жизнь. Знакомые виды, звуки и запахи (гуталина, хлорки, кирзачей и столовки) вызвали сильнейшее дежавю — как будто меня только что привезли из военкомата в учебку, и скоро первое построение и прочие малоприятные перспективы.
Обошлось.
Меня просто вернули в машину, и мы поехали дальше. Пересекли расположение части и оказались у следующего репера — выходного транзитной пары. Неплохо они тут огородились — пересечь этот срез можно только от одной базы до другой, от замкнутой горной долины через простреливаемый тоннель прямо под дуло танка. И все равно нервничают… Неужели нас так боятся?
Выходной репер расположился в подземном укрытии, противоатомные ворота открывались между пулеметными капонирами. Последняя линия обороны?
Запускать резонанс водителю не доверили, на въезде он сдал планшет, с репером работал здешний оператор, которого я даже не увидел — он скрывался за капитальной стеной, из которой черный цилиндр выступал только краешком. На той стороне мы оказались в большом помещении типа склада. Пост часового, шлагбаум — и впереди раскрылась перспектива зеленого городского променада. Разглядеть его мне не дали — пересадили из открытой машины в грузовик с будкой без окон, где пристегнули наручником к лавке, и заперли дверь. Зарычал мотор, судя по звуку — обычный, бензиновый, и мы поехали. Я совершенно потерялся во времени и не мог даже сказать, как долго мы сюда добирались, но так вымотался, что, несмотря на неудобную позу, просто заснул.
Разбудили меня без грубости, но решительно. Отстегнули от лавки, повели куда-то коридорами — машина оказалась в подземном гараже, так что я так ничего и не увидел, кроме скучных, крашенных зеленой масляной краской стен, одинаковых дверей с цифрами и сурового дневального на тумбочке. На стене рядом с ним висел красный телефон с трубкой, но без номеронабирателя, и стояло в стеклянной пирамиде знамя — к сожалению, свернутое, но, похоже, что красное. На стене плакат «Воин Коммуны, будь бдителен, противник подслушивает!» изображал насупленного мужика в фуражке со звездой, который прикладывал палец к губам жестом «Тс-с-с!». Когда меня вели мимо, дневальный вытянулся и уставился поверх голов, имея вид уставной и бравый. Геометрического камуфляжа на нем не было, а форма напоминала ностальгическое «пэша»27 времен позднего СССР — китель, брюки, сапоги, черные погоны с буквами «АК», пилотка со звездочкой, ремень с бляхой. На ремне висели штык-нож и связка ключей.
Меня завели в кабинет, посадили на неудобный прикрепленный к полу металлический стул и ушли. Передо мной был стол, за ним на стене — зеркало Гезелла28. Ну, то есть, выглядело оно обычным зеркалом, но какой дурак повесит зеркало во всю стену в комнате для допросов? Не знаю, кто оттуда на меня пялился, но держали меня так довольно долго. Полагаю, ждали, когда я занервничаю, но я был спокоен, потому что чего-то такого и ожидал. Надеюсь, бить не будут, а если будут — то не по яйцам. Глупо иметь три жены и не иметь яиц.