Он объяснил, что с Дороги надо регулярно съезжать, чередуя ее со срезами. Так гораздо быстрее, экономичнее и безопаснее.
— Выскочил в Междумирье, сориентировался, прокатился чуть-чуть — и обратно в реал. Едешь в нужную сторону, пока не начинаешь терять направление или пока не наткнешься на что-то опасное — и снова на дорогу. Гораздо проще и быстрее выходит. А туда, куда ты собрался, иначе вообще не доберешься — у тебя резонаторы раньше стухнут.
— А куда я собрался?
— А давай проверим?
Он с удовольствием залез в УАЗик, громко хлопнул стальной дверью и сказал:
— Вперед!
Мы тронулись, выкатились с заправки, и я, сунув руку под панель, щелкнул переключателем питания резонаторов.
— Ух ты! — восторженно сказал Дэн. — ничего себе поле у них! Пробирает! Оптимизации ноль, но какая моща прёт!
Я наддал и выкатился на Дорогу.
— Забавно она для тебя выглядит, — огляделся он, — туман такой… Красиво! Ну, где твой маркер?
— А как ты его увидишь, он же мой?
Он повернулся ко мне и многозначительно постучал пальцем по своим очкам.
— Не заморачивайся, пальцем покажи…
Я сконцентрировался на мыслях о… О маркере, да. Вовсе не о том месте, куда я его засунул. Почти сразу увидел где-то в туманном далеке тусклый огонек. Показал Дэну, он некоторое время водил по сторонам круглыми стеклами, затем уставился вдаль.
— Да, я так и знал, — удовлетворенно сказал он.
— Мне в последнее время кажется, все вокруг всё знают, и только я брожу дурак-дураком… — пожаловался я.
Дэн не ответил, поберег остатки моего самолюбия.
— Ладно, хватит, а то ты меня так далеко увезешь, замучаюсь педали крутить. Сосредоточься на своей цели, запомни, где она и выезжай в реал.
Я послушно притормозил и свернул на обочину, примерно в сторону маркера. Колеса запрыгали по буеракам, в нос ударил запах гари, как будто помойку подожгли.
— Ты все-таки смотри, куда сворачиваешь-то! — недовольно буркнул Дэн. — Выбирай дорогу…
Мы оказались на разбитой трассе с когда-то твердым, а теперь превращенным в крошево, покрытием. Как будто ее сначала разбомбили, а потом прогнали колонну танков. Возможно, так и было, но под слоем жирного пепла подробности терялись. По сторонам торчали корявыми черными палками остатки сгоревшего леса, а больше я, как ни старался, ничего разглядеть не смог — здесь наступал вечер, и огромное багровое солнце, валясь за горизонт, засвечивало перспективу.
— Не отвлекайся, — строго сказал мне Дэн. — Насмотришься еще. Сосредоточься на цели, пойми, куда надо ехать.
Я зажмурился и представил себе — вышитое платье на шнуровке, декольте, си… маркер! Как ни странно, появилось некое смутное ощущение направления.
— Туда? — ткнул я пальцем неуверенно.
— Вот, я же говорил. Легкотня. Езжай примерно в ту сторону. Когда дорога свернет или потеряешь направление — обратно на Дорогу, и так — пока не попадешь в нужное место. Все, пока, пора мне.
— А ты со мной не поедешь?
— Не, меня там сразу припрягут мир спасать, а у меня каникулы. Увидимся еще, может быть.
Я помог ему выгрузить велосипед, он сел на него и покатился, поднимая колесами пепел. Моргнул — и нет его. Так ничего толком и не объяснил. Видать, судьба моя такая.
Проехав пару километров в густеющей темноте, чуть не рухнул в воронку. А может, просто яму — в свете фар не поймешь. Колея кончилась, искать объезд глупо, да и воняет гадостно. Сдал назад, ушел на Дорогу, проехал немного по ней, снова свернул, на этот раз выбрав бетонку поровнее. Не угадал — оказался на полосе огромного заброшенного аэропорта. Реально здорового — Шереметьево отдыхает. В здании выбиты все окна, диспетчерская вышка похожа на решето, на полосах валяются горелые фюзеляжи с поникшими крыльями. Но хотя бы ничем не пахнет — давно, видно, дело было. Решил, что взлетка мне тоже сойдет, воззвал к чувству направления, и поехал, куда оно потянуло. Пришлось несколько раз объезжать обломки и переползать грунтовки между полосами, но, в целом, проехал в нужную сторону километров десять. Дальше путь преградила полуразрушенная, но все равно непреодолимая ограда взлетного поля, и я снова ушел в туман. Может, мне от усталости померещилось, но маркер стал казаться ближе.
Следующей стала длинная прямая улица в пустом, но совершенно целом городе. Она местами была перегорожена легкими полосатыми барьерами, но я их отодвигал бампером. Со стен простых серых домов на меня таращились выцветшие красно-черные плакаты. На них суровые мускулистые мужчины тыкали гневным пальцем и вопрошали что-то непонятное из трех слов рубленым шрифтом.
Потом меня обстреляли на горном шоссе дикие абреки в лохматых шапках. Они упорно трусили мне вслед на каких-то ушастых верховых животных и палили из ружей. К счастью, в основном, мимо. Испугался больше за машину, чем за себя, но обошлось — только правая половина лобовика украсилась аккуратной круглой дырочкой, в которой теперь мелодично посвистывал ветер. Растерялся, не сразу сообразил на Дорогу удрать.
Потом осторожно катился по бампер в воде, угадывая бывшую дорогу по торчащим над поверхностью ржавым отбойникам. Пахло болотом, орали лягушки, сквозь отсутствующие окна пикировали не верящие своему счастью комары. Рельеф пошел вниз, вода захлюпала под педалями и я ретировался. Погнул бампер и треснулся лбом об руль, влетев в пробку из брошенных автомобилей в тоннеле под горным массивом — машины выглядели совершенно новенькими, даже не запылились, но внутри не было ни живых, ни мертвых. После этого я понял, что смертельно устал, и в следующем срезе завалился спать, загнав машину в ветхий придорожный сарай. Спал плохо, просыпаясь от каждого шороха и сжимая в руке пистолет, но все-таки стало легче.
С каждым этапом цель становилась ближе, теперь я это ощущал совершенно отчетливо. Длинный мост-эстакада над безумной многоярусной развязкой окончился обрывом в никуда, но после него казалось, что до маркера можно рукой дотянуться. Потом занесенное песком шоссе через пустыню, где я чуть не вскипятил мотор и не вскипел сам. Раскисшая грунтовка под осенним дождем, которую я еле одолел — неистово буксуя задом и так и не сообразив, как тут включить полный привод. Удивительно чистое шоссе из ниоткуда в никуда — с него я торопливо «спрыгнул», увидев сзади проблесковые маячки полиции. Зимняя дорожка с неглубоким снегом, где я чуть не околел без окон, и вот, наконец, я понял, что на месте.
Тенистая аллея, огражденная высокими ровными деревьями, крупный красноватый песок вместо покрытия — явно не для движения транспорта. Мне стало неловко за следы зубастых покрышек.
Город, в отличие от тех, что попадались мне по дороге — живой. Хотя людей тут и немного. Прохожие удивленно смотрели на мой грязный и уставший автомобиль и не менее грязного и уставшего меня, а я медленно катился на второй передаче, не очень понимая, куда я прибыл и что теперь делать. С аллеи выкатился на дорогу, пропустив машину незнакомой марки. Движение было околонулевое, да и пешеходов немного. То ли еще рано, то ли выходной, то ли тут всегда так — не понять. Симпатичный городок — малоэтажный, ухоженный, много зелени. Если судить по меркам родного мира — чистенькая сытая провинция. Дорога привела меня на несоразмерно большую для такого городка площадь — и я остановил машину, оглядываясь.
Круглое пустое пространство, на котором свободно разместился бы стадион, было похоже на нарезанную пиццу-ассорти. Когда берешь в пиццерии «от каждой по кусочку», и услужливый «пиццерье» составляет тебе одну из многих, складывая в круг ломтик с колбасой, ломтик с курицей, ломтик с морепродуктами… Здесь как будто соединили таким же образом клинья дюжины разных городов. Сектор брусчатки, сектор асфальта, сектор другого асфальта, клин гранитной плитки и клин зеленого газона с цветочками — все они сходились в точку в центре и расходились широкими частями к столь же разным по стилю домам. На площадь смотрели фасады всех сортов: модерновый из тонированного стекла, конструктивистский в духе раннего СССР, провинциальный с очаровательными резными балкончиками в колониальном стиле… Их разбавлял строгий портик сталинского ампира, мозаичный витраж неоготики, вычурные башенки «а-ля барселонский Гауди», утилитарная квадратная стена позднесоветского ЖБК и что-то каменное, скрытое под плетями непроглядного винограда. Глаза разбегались.
В центре площади возвышался черный цилиндрический постамент, на котором медленно крутились многочисленные бронзовые шестеренки и маховички сложного и совершенно непонятного механизма. Приглядевшись, я удивился еще больше — это был не просто постамент. Это был репер — только раз в пять больше обычного. Поразительно — все виденные мной до сих пор были абсолютно одинаковыми, а этот вон как вымахал. Чем они его тут поливают?
Я заглушил мотор, вылез и пошел по сужающемуся асфальтовому клину. Знакомое каждому м-оператору ощущение репера нарастало, а вблизи начало просто давить на голову. Вращение механизма завораживало своей бессмысленностью и какой-то эшеровской геометрической невозможностью. Мне казалось, что черный шар, зажатый в резной бронзовой обойме, раз за разом проходит сквозь белое кольцо, несмотря на то, что закреплен на сплошной ажурной тяге, которая никак бы ему этого не позволила. Может быть, я просто с неудачного ракурса смотрю? Я не знал, куда мне двигаться дальше, потому что ощущение маркера напрочь забивалось этим миксером мироздания.
— Привет, — я не без труда отвлекся от созерцания бесконечного движения сложных деталек. — Зря ты на него пялишься, крышу срывает, только в путь.
Рядом стоял худой и какой-то деформированный жизнью парень со странной моторикой движений и рассеянным взглядом.
— И тебе привет, — ответил я.
— Давай отойдем отсюда, — передернул он острыми плечами под обвисшей футболкой не по размеру, — у меня от этой штуки зубы вибрируют.
Мы вернулись к машине. Он пнул колесо, одобрительно покивал головой:
— Знатный керогаз. Где-то я его уже видел…