Биджан находил такое занятие недостойным и даже порой читал Камбизу лекции о том, как это плохо с моральной точки зрения – лишать кого-то свободы. Когда Камбиз отвечал, что оружие и наркотики, которые продает Бижан, лишают людей жизни, тот впадал в ярость и переходил на крик, защищая свой бизнес. Камбиз истерически хохотал: ему нравилось выводить Бижана из себя. «Ну, ты прямо бандит с большим сердцем, но без мозгов!» – повторял он.
– Разобрался с этим дерьмом? – спросил Бижан.
– Нет, и не нравится мне все это, – покачал головой Камбиз.
Последние несколько недель люди Камбиза держали в заложниках торговца коврами, приковав его к радиатору в подвале дома, принадлежавшего дяде Камбиза. Родные торговца не спешили платить, затягивая переговоры и понижая цену. Камбиз опасался, что они договорились с полицейскими и готовят подставу.
Поскольку племянник Камбиза недавно начал работать в метамфетаминовой лаборатории в Чахар-Донге, Бижан рассказал о готовящемся рейде.
– Скажу ему, пусть не высовывается. Передай привет Курду.
Мужчины обнялись, и Бижан вышел на улицу. В киоске он купил газету, чтобы узнать уровень загрязнения, о котором сообщали ежедневно. Но в этом выпуске никаких цифр не было. Вечером накануне Высший совет национальной безопасности разослал факсы в редакции всех тегеранских газет с требованием приостановить публикацию показателей загрязнения на два следующих месяца, азар (декабрь) и дэй (январь), когда концентрация ядовитых веществ достигает максимума из-за повышенной облачности. Журналистов предупредили: «Не очерняйте Исламскую республику».
Загрязнение в Тегеране, похоже, усиливалось с каждым годом, не только из-за автомобильных выхлопов, но и из-за того, что отлогая долина с горами по обеим сторонам была прекрасной ловушкой для дыма и испарений. Из-за того, что страна обладала ограниченными мощностями по переработке нефти, а импорт топлива сократили из-за санкций, автомобили в Тегеране приходилось заправлять низкокачественным, плохо очищенным бензином.
Морщась от грязного воздуха, Бижан прошел мимо стены с надписями: FUCK по-английски и «В память о Японии» по-персидски. В проходе два подростка в куртках с капюшонами и прическами под «эмо» продавали пакетики с шишем. Бижан свернул в Гомрок, где начиналась его криминальная карьера. Во времена шаха бордели района красных фонарей Шахр-э Ноу соседствовали здесь с самыми изысканными кабаре-клубами Шукуфе-э Ноу. Район изобиловал мелкими преступными боссами, сутенерами, карманниками и кутилами. Отец Бижана, как и многие мужчины его поколения, любил вспоминать, как потерял девственность в компании проститутки из Шахр-э Но. После революции бордели снесли и сожгли, некоторых проституток казнили. Но Гомрок по-прежнему оставался где-то на грани законности. Несмотря на внешнее спокойствие, в нем всегда бурлила подпольная деятельность. На месте многих лавок теперь стояли салоны с мотоциклами, но один участок остался – длинная вереница магазинчиков, продающих в основном армейские товары. В них выставлялись противогазы, солдатские ботинки, форма российской армии и рюкзаки с надписью «Сделано в Ноксвилле, США». Можно было найти здесь и поношенные кроссовки с ботинками, украденными у входа в мечеть, пока их владельцы молились.
Перед магазином Курда стоял в ряд десяток лопат, которыми рыли окопы во время войны с Ираком. Между черными и белыми касками, желтыми резиновыми сапогами и стопкой дорожных конусов на трехногом табурете сидел сам Курд – невысокий мужчина с шелковистой седой бородой и бледной, покрытой морщинами кожей; облачен он был в куртку-аляску цвета хаки и обтягивающую шапочку. Помещение обогревала стоящая в центре газовая печка, откуда-то доносилось кудахтанье курицы. Пахло тут сигаретами и кебабом из баранины – два самых любимых запаха Бижана.
– Привет, дорогой, как дела? – Бижан расцеловал Курда в щеки.
Курд обнял его и предложил стакан крепкого черного чая.
Когда Биджан вернулся из Японии, Камбиз предложил ему обратиться к Курду, многочисленные племянники и кузены которого занимались контрабандой оружия из Ирака. Они все чаще вовлекались в стычки между турецким правительством и Рабочей партией Курдистана, и им требовались новые курьеры. Работа была опасной – за контрабанду оружия положена смертная казнь, – но деньги можно было заработать огромные. Родственники Бижана знали Курда всю свою жизнь. Все ему доверяли, а о Бижане говорили, что на него тоже можно положиться. Бижан стал каждый месяц уезжать в Бане, город в Иранском Курдистане неподалеку от границы с Ираком. Иногда он пересекал горы на лошади или муле, а иногда забирался в кузов грузовика. Возвращался он в Тегеран с самым разным оружием, пряча его в саду своей матери, пока Курд подыскивал покупателей. В основном это были боссы-наркоторговцы или бандиты, но иногда встречались и беспринципные полицейские с басиджи.
– Я слышал о том, что вчера случилось с Бехрузом.
– Спорю, ты еще не слышал про Фаршада, – усмехнулся Курд, всегда узнающий обо всем первым.
– С ним что, разобрались?
– Ага. Полицейские обнаружили тело пару часов назад. Ему отрезали член и засунули в рот.
Бижан поморщился.
– А кого-то из Раданов уже арестовали?
– Нет. И не собираются. Все же знают, что Бехруз заслужил.
Десять братьев Раданов занимались семейным бизнесом по продаже опиума, который сейчас стоил от 3 600 000 до 5 000 000 туманов за килограмм в зависимости от качества (от 1200 до немногим более 1600 долларов США). Имея связи в полиции, Раданы поддерживали отношения и с влиятельными главами племен белуджей в Систане и Белуджистане – отдаленной провинции на границе с Афганистаном и Пакистаном. Дважды в год Раданы отправлялись туда на грузовиках через пустыню и возвращались с гигантскими пластами опиума. Фаршад был их мелким дилером из района. Бижан помнил, как мальчишкой играл с ним в футбол. Вратарь из него был неплохой, а вот дилер вышел никудышный – он постоянно оставлял после себя улики. Но самым большим его недостатком была жадность. Он напрочь отказывался платить взявшим его на заметку официальным лицам. Что хуже, Фаршада арестовали не на его участке, а в пригороде Тегеран-Парс на востоке города. При себе он имел небольшое количество наркотиков, так что полицейские предложили ему сделку – отпустить в обмен на большую рыбу, и он тут же заложил братьев Радан. На основе его показаний двоих братьев приговорили к смертной казни. Фаршад предпочел забыть установленное ими правило. В разговорах с полицией братья и их подопечные следовали одному простому правилу: правилу «Нет». В Иране, говоря «нет», откидывают голову назад. Правило «Нет» означает, что нужно представить, будто к твоему горлу приставляют острие меча. Если ты отвечаешь на вопрос «да», то натыкаешься на меч.
– Шеф сказал, что на Чахар-Донге готовится рейд и что у нас не более недели. Больше он ничего не знает, но пора залечь на дно. Кстати, я повидался с Камбизом, он передает тебе привет.
– Обожаю этого парня. Хорошо, передам остальным.
Ни Курд, ни Бижан в своих делах никогда не пользовались мобильными телефонами или электронной почтой.
– Съезжу туда сегодня. Надо убедиться, что там все в порядке.
– Может, за лабораторией уже следят. Беспокоюсь я за тебя.
– Не волнуйся, аму. Ты же знаешь, как я осторожен. Пусть следят. Ничего они не увидят, там все в порядке.
Бижан потерял отца в тринадцать лет, и Курд относился к нему как к сыну. Теперь, зарабатывая неплохие деньги, Биджан решил приглядывать за Курдом и его семьей.
– В случае чего нужно будет спрятать очередную партию. Она должна прибыть сегодня вечером, – сказал Курд.
– И что там?
– Дюжина кольтов.
Курд тридцать лет торговал военным снаряжением, но настоящие деньги зарабатывал на поставках оружия. За кольт можно было получить от полутора до двух миллионов туманов. Услуги киллера с кольтом стоили десять миллионов туманов, но Курд никогда не был вовлечен в эту часть процесса. Когда клиенты спрашивали его о дополнительных услугах, он просто пожимал плечами. Но, как и все в бизнесе, он знал, кто этим занимается; несколько исполнителей всегда ошивались в «Чайном доме».
– Без проблем, аму. Скажи, пусть перенесут все в дом маман.
Зазвонил мобильный телефон Бижана. Это была Асал.
– А эта женщина до сих пор держит тебя за яйца! – подмигнул Курд.
– Ага, прямо как мне нравится!
Курд попытался всучить Бижану немного банкнот, но тот отказался и поцеловал его в лоб.
Бижан опаздывал на встречу с Асал, и она была недовольна. Времени вернуться домой и взять машину не оставалось, поэтому он поймал на улице такси. Ближе к вечеру смог стал гуще, легкие забивала едкая смесь старого бензина и автомобильных выхлопов. Весь город насквозь пропитался ядовитыми частицами, и жители молились о ветре, который бы развеял окутавшую долину опасную дымку.
Бижан встречался с Асал больше года, с тех пор как она заехала к нему на мойку помыть машину. У нее была узкая талия и невероятно большая грудь; губы она красила багровой помадой. Он подкатил к ней сразу же, без всяких предварительных намеков: «Послушай, красотка. Я не мастер говорить, но ты мне нравишься. Я хочу с тобой куда-нибудь прогуляться. Меня в районе все знают, так что опасности никакой. Только дай мне шанс». Добавив пару шуток, он улыбнулся – широкой, теплой улыбкой, контрастирующей с похотливым огоньком в глазах. Асал польстила и обезоружила его откровенность. Они поехали на ужин в «Азари» – традиционный ресторан в саду под навесами у старого здания на южной оконечности Вали-Аср, где на стенах из красного кирпича висели фотографии борцов-чемпионов. Под классическую персидскую музыку в живом исполнении он погладил ее под столиком по колену. После ужина они откинулись на подушки, курили кальян и смотрели друг на друга.
– Ну что, красавица, перейдем к главному. Я тебя очень хочу. Хочу, чтобы ты осталась в моей жизни. Хочу, чтобы обо мне позаботилась несколько раз в неделю, а я, в свою очередь, буду заботиться о тебе – пока ты меня хочешь.