— Ваша родина — Вильнюс?
— Да, мой отец — профессор биологии, преподавал в Вильнюсском университете. Когда Вильно стал советским городом, родители собрались в Польшу. Отец с маленьким братом успели сбежать в Зелену Гуру, а 19-летнюю мать, беременную мною, арестовали энкавэдэшники. Обвиняли в подрывной деятельности, грозили выслать в Сибирь. Она чудом сохранила ребенка. Через месяц дознаний и пыток некий майор, как ни странно, сжалился и отпустил: мол, куда тебе в Сибирь в таком платьице? Замёрзнешь!
— Те давние события не испортили вашего отношения к нам?
— Нисколько. У меня много тёплых чувств к России. Ведь во мне и русская кровь: моя бабушка по отцу родом из Тулы. Я чувствую, что русские мне гораздо ближе, чем, например, американцы. Если нахожусь где-то на Западе и слышу русский язык, то думаю: вот, наши люди…
— Откуда так хорошо знаете русский?
— В наших школах его когда-то изучали все. А потом я много раз приезжала сюда на гастроли. Первый раз — в Сочи, на фестиваль политической песни. Пела «Эх, дороги» под гитару и даже получила там приз — фотоаппарат. А в 1971-м состоялись мои первые гастроли с польской эстрадной группой. В Одессе был такой случай: ко мне подошел организатор и предупредил: мол, вы вчера пели песню на английском языке, и если сегодня снова будете петь на английском, то опустим занавес. Я, конечно, пела что наметила, и занавес опустили. А вообще-то я очень мало пою западные песни.
В том же году впервые увидела Москву. Помню, гуляю по городу в замшевой миниюбке с бахромой, а вслед — голоса старушек: ишь, вырядилась… Срамота!
— Когда приезжаете сейчас — чувствуете, что вас здесь помнят?
— Конечно. Я вот сегодня была на «Русском радио», и там провели опрос на улицах, кто такая Родович. Меня удивило, что все знают. Лишь один сказал, что это актриса, но всё равно слышал. А ведь последние мои активные концерты здесь были 17 лет назад. Многое изменилось, но живы те, кто меня помнит.
— Какую из русских песен чаще всего исполняете?
— «Кони» Высоцкого. Я её записала на моей первой и последней пластинке, которая вышла здесь в 198З году огромным тиражом. Конечно, не получила за это ни копейки, но это не важно.
— У вас особые чувства к этой песне?
— Да, я знала Володю Высоцкого, бывала у него дома. И он приезжал в Польшу, стал там легендой: повсюду в домах крутились его плёнки. Эту песню я сделала, когда он был ещё жив. А когда умер, она зазвучала по-другому, особенно здесь, в России.
— Поляки поют русские песни?
— Ну конечно! «Подмосковные вечера», «Рябина кудрявая», «Синий платочек»… Очень популярны фронтовые. В последнее время к нам часто приезжает хор Александрова, и залы всегда полные.
— Наши «звезды», даже небольшой величины, на публике появляются с охраной, а вы, я вижу, обходитесь без неё. Что, в Польше другие зрители?
— А зачем мне охрана? Когда люди встречают меня на улице, то просто улыбаются. Ведут себя тактично, без истерик и отрывания пуговиц. Это касается не только меня, но и вообще популярных людей. Никто из артистов у нас с охраной не ходит, это было бы смешно. Ну, конечно, если я играю большой концерт, зал переполнен и многие хотели бы со мной поговорить, а времени нет — то без охраны не обойтись. Но в личной жизни это не нужно вообще. Я не представляю себя весь день в таком окружении.
— «Чтобы быть звездой, надо иметь кожу слона и чувствительность бабочки» — это ваши слова. Выдерживаете?
— Не знаю, что ждёт впереди, но от такой жизни уже есть проблемы со сном. После концерта сложно переключиться на отдых.
— Заботитесь о здоровье?
— Вот уже две недели сижу на диете, чтобы быть прежней Марылей Родович, чтобы по-прежнему бегать по сцене. Надо двигаться, держать форму. Это не трудно, потому что я всю жизнь дружила со спортом и даже пошла в Академию физвоспитания — были кое-какие достижения в легкой атлетике, Увлекалась конным спортом, верховой езде обучал Даниэль Ольбрыхский. Мы любили друг друга и несколько лет прожили вместе. Но самой сильной страстью были песни. Когда победила на студенческом фестивале песни в Кракове в 1967 году, началась совсем другая жизнь — записи, радио, телевидение, фестивали…
— Вам удаётся совмещать сцену и семью?
— Нет, я больше принaдлежу сцене, потому что искусство ревниво, оно не терпит соперников и требует полной отдачи. Только тому, кто посвящает жизнь искусству, удается сделать что-то серьёзное. Особенно трудно женщине, у которой дом, семья, дети.
— Вы однажды упомянули об особых отношениях с миром невидимым. Вам помогает некая высшая сила?
— Наверное, да. В моей жизни был удивительный случай. Ещё маленькой девочкой я пошла в магазин и хотела перебежать улицу, полную машин. И вдруг — отчетливо помню — кто-то властно схватил меня за шиворот и задержал. В тот же момент рядом пролетел автомобиль. Я обернулась, но сзади никого не было. Шагнула бы на мостовую на секунду раньше — тут бы моя жизнь и закончилась.
Были и другие истории. Например, когда мой сын сдавал экзамен в университет, я очень беспокоилась. Подруга посоветовала помолиться. Я так и сделала, и сын сдал. Впрочем, он вообще мастер сдавать экзамены. Но всё же я думаю, что у меня есть какая-то связь со святым духом. Он мой друг.
— В Ираке вы выступали перед польскими солдатами. Как вы относитесь к этой войне?
— Я мало знаю обстоятельства этой истории, и мне трудно судить. Есть разные мнения. Но то, что я играла для солдат, — это человеческий жест, а не политический. Мне хотелось, чтобы им было приятно. Точно так же, как стараюсь помогать детям-инвалидам, даю благотворительные концерты. Но это мелочь с моей стороны.
— На одном из концертов вы играли на гитаре, телеоператор крупно показал вашу руку, и на ней были видны царапины. Наверно, у вас дома есть кот?
— И не один. У меня был прекрасный кот — норвежский лесной, но его недавно украли, и я купила двоих котят.
— Что вам в них нравится?
— То, что они такие мягкие, но при этом у них независимый характер.
— А что бы вы сказали, если бы пришлось сравнить характер русских и поляков?
— Поляки не так покорны, как русские. Сегодня мы об этом говорили, когда ждали перед концертным залом в Кремле. Люди идут на концерт, проходят через металлоискатель, и образовалась огромная очередь… У нас народ не такой терпеливый, как ваш, и, наверное, устроил бы революцию.
А ещё поляки предприимчивы. Если, скажем, немец, прежде чем что-то делать, должен иметь всё необходимое для работы, то поляк может и без этого, он привык. Не зря же американцы строят у нас большой завод — они ценят наших рабочих.
Каждый поляк, конечно, индивидуальность, однако это имеет не только плюсы, но и минусы — например, в парламенте, где нам трудно договориться.
— У вас двойное имя — Мария Антонина, но о втором мало кто знает. Зачем оно?
— Не двойное, а тройное, потому что каждый поляк имеет три имени. Два получает при рождении. Я родилась в день святой Марии и поэтому — Мария, а второе — имя русской бабушки. Когда ребенку исполняется 7—8 лет, то в день первого причастия в костёле он выбирает себе третье имя. Так что я ещё и Тереса. А уж как своими именами пользоваться, каждый решает сам.
— Предположим невероятное — оказались у человека лишние деньги. На что бы вы их потратили?
— На сумочки (смеётся), сапоги. Обожаю! У меня столько этих сумок, что жаль, что они лежат без дела. Но нравятся сапоги и сумки, не могу себе отказать.
— Ваше любимое время года?
— Все.
— Блюда?
— Главное, чтобы было жирное. Сметана, сливочное масло… Вот так: говорю о диете, худею, а потом ем жирное… (смеётся).
— Самое любимое место на земле?
— Мазуры. Это такой район на северо-востоке Польши — леса, озера. В короткие отпуска, когда муж может оторваться от дел, а я — передохнуть от концертов, выбираемся на Мазурские озера, туда, где нет людей. Только тишина, рыбалка, книги.
— Где вам приятнее всего выступать?
— Кроме Польши здесь, в России, потому что российская публика переживает очень глубоко, эмоционально. Приятно петь для такого зрителя. Но, конечно, в Польше меня понимают быстрее, чем я что-то скажу. Как это по-русски? Вот-вот, с полуслова.
— Говорят, у вас высокие требования к мужчинам. Что вы в них цените?
— Характер. Мне нравится, когда человек не агрессивный. Это проявляется, когда он за рулем. Каждый хочет обогнать машину, которая впереди. Это ужасно. Я всё время спрашиваю: а куда ты так спешишь? Никуда, отвечает, просто не могу перенести, когда передо мной кто-то едет. Но если ты этого обгонишь — будет другой. А я, говорит, и его…
— Но это же обычное стремление к лидерству, характерная мужская черта.
— А я люблю, когда у человека есть чувство юмора, когда он романтик.
— Романтик — это что? Цветы, стихи?
— Нет, когда он любит искусство. И когда с ним можно поговорить как с человеком. Ещё ценю любовь, верность, нежность, душевный покой. Я расставалась с любимыми людьми потому, что они не могли мне этого дать, дать надежность и стабильность. Жить вместе — тяжёлая работа. Приходится от чего-то отказываться, идти на компромиссы, учиться понимать и прощать. Идеальных людей нет, и надо принимать своего мужчину таким, какой он есть.
— Есть такая теория, что после смерти мы начнём следующую жизнь. Что бы вы в той жизни изменили?
— В общем-то ничего. Нет смысла жалеть, что пришлось жить при социализме, и рассуждать, что было бы, если бы я родилась в Америке и какая бы я была богатая… жаль на это времени. Надо уметь радоваться всему, даже мелочам. Я это умею и думаю, именно поэтому могу столько дать зрителям. Не боюсь жизни и никогда не думаю о смерти. Один из моих дисков, который разошёлся в одночасье, так и называется — «Жизнь — прекрасная штука».
— Вы действительно так думаете?
— Я оптимистка, умею ждать и радоваться малому. По-моему, нужно быть искренним, заниматься любимым делом и не терять время на ненужные поступки и враньё. Вот я и занимаюсь творчеством на всю катушку, не забывая при этом, что главное в моей жизн