— Боже. Они живые! Свет дарит жизнь! Я люблю свет! Пожалуйста! Я прошу! Еще света! Как можно больше! — Закричал Максимов, смотря в небо.
Месяц будто улыбался ему, призывая подняться наверх и составить компанию в прекрасной прогулке.
Как же здорово и уютно! Как же тепло и замечательно! И это всего лишь обычный кусок луны, не понятый и не признанный многими. Но что это такое? Там слева.
Будто что-то чёрное. Затемнение на темном фоне. Разве такое вообще бывает? Какой же это глупый и банальный вопрос…
Сергей на мгновение задумался над нелепостью собственных мыслей. Он снова взглянул на поляну. Она была прекрасна. Целый мир из лунного света, серебра, металла. Живые растения, эволюционирующие прямо на глазах. Будто бы миллионы лет проносились за доли секунды.
Максимову вдруг захотелось вечно смотреть на островок сверкающего, алюминиевого рая, убрав руки в карманы просторной куртки и забывшись в глубине воспоминаний о прошлом.
Но свет. Он стал не таким, как был раньше. Более сдержанным, более тусклым. Рост цветов-гномов заметно замедлился. Парень невольно поднял голову вверх.
Что? Затемнение слева от месяца стало более крупным. От него пошли жёсткие отростки. Они, как канаты или ядовитые плющи впивались, в тело небесного святила, заставляя его отдавать земле все меньше своей энергии.
— Нет… Нет. Это так не может быть! Отпусти! Оставь его в покое! — Громко воскликнул парень, обращаясь к черному пятну.
Но вместо ответа оно накинуло на несчастный месяц ещё больше темнеющих вен, от которых стали отделяться вены поменьше. Стоная бессмысленной болью, месяц принялся чахнуть, как больной при последней стадии рака.
— Я тебе не позволю! Слышишь, сука! Не позволю! Я черте сколько лазию в темноте, как кретин! Ты не отнимешь мой свет! Мой свет! — Вопил парень.
Ему даже удалось найти увесистый камень. Сергей тут же швырнул его вверх. Но тот скоро упал вниз, звонко ударившись о мокрую улицу. После чего, он с писком бросился под фундамент магазина, проклиная того, кто отправил его в принудительный полет. Других результатов, отчаяние мужчины не принесло.
Серый, сверкающий свет катастрофически иссякал. Вот уже из старой сказки город превратился в кошмарный триллер с вампирами и ходячими мертвецами.
Отчаяние заполнило душу Сергея. Покрытый чернотой мрачный месяц задыхался среди ужасного неба. Как жаль, что Максимов не мог последовать его примеру, закончив собственные страдания здесь и сейчас.
— Господи! Господи! Как же все хренова! — Выдохнул он, ощущая тотальное опустошение.
Глаза невольно воткнулись в асфальт, где творился настоящий апокалипсис локального масштаба. Прекрасные цветы сгибались и гибли. Детские ручки отваливались от них и синели. Лиственные полу животные, полу растения дрожали в мучениях.
И безжизненный пепел покрывал все кругом. Казалось, что сама смерть заглядывает в душу без звонка и стука. И все это в тишине. В полнейшей тишине без молитв, страданий, причитаний и пафосных сообщений федеральных каналов о скорби и минутах молчания.
Сделав судорожный шаг назад, Сергей снова посмотрел в небеса. Месяц, покрытый трупными пятнами, доедала демоническая, черная плесень. Смерть царила кругом, как наверху, так и в самом низу.
— Ахахаха хах! — Воскликнул Максимов. — Я ничего не вижу! Ничего не вижу и не хочу видеть! Мне плевать, тебе ясно!? — заорал он, истерически смеясь.
Руки его тряслись, в горле клокотала слюна.
— Мне пора домой! Домой! Там меня ждёт чай с теплым, овсяным печеньем! — Взвизгнул парень, утирая слезы.
Тем временем поляна цветов превратилась в выжженное кладбище. Но Максимов уже этого не видел. Он быстро шагал в противоположном направлении. Спотыкался через каждые пару метров, но даже не пытался сбавить резкого шага.
Его ждал чай с печеньем. Как же он любил это овсяное печенье, которое так обожала готовить бабушка. Она всегда добавляла слишком много сахара. И мама ругалась за это. Ведь для организма подростка сахар весьма вреден.
Но Сергей не обращал на это никакого внимания. Каждый день, приходя со школы, он с удовольствием уплетал овсяное печенье. Никакие гастриты и диабеты его не пугали. Так было, и в восьмом, и в девятом, но не в десятом классе.
Почему именно так? Потому что в десятом классе бабушка неожиданно умерла. От рака. Она умерла, забрав с собой то самое печенье, забрав свет, без которого стало как-то темно.
И с тех пор он жил в полутьме, придумав для себя искусственное, силиконовое солнце, которое погасло лишь только сегодня. И на его место пришла неприятная, тупая боль, скрываемая долгими годами.
Теперь Максимов шагал вместе с этой болью, чувствуя, как каждый новый шаг приносит страдания. Единственное, что грело его душу, так это конечность. Все страдания человека по своей сути конечны. Поэтому через пару десятков минут можно смело ожидать хотя бы небольшого, но всё-таки облегчения.
И действительно, предчувствие его не подвело. Через какое-то время, все улеглось. Даже отчаяние и страх спрятались за непонятной, театральной ширмой. Все вернулось на круги своя. Сутулый, немного полный человек, молодого, почти среднего возраста, шагал по пропахшей дождем улице.
Город смотрел на него черными домами, желтыми окнами, облезлыми деревьями. Такое чувство, что никаких последних событий не происходило. Он не убегал от многочисленных кошмаров и не прятался от сумасшедших убийц.
Он не попадал в подвал к больному маниакальной шизофренией пенсионеру. Он вообще никуда не попадал. Просто снял деньги в ночном банкомате и просто шел к себе домой, чтобы расплатиться с назойливой хозяйкой, продолжив, как и прежде прозябать в тупом ноябре средней полосы России.
Неужели это все лишь иллюзия, бред или реалистичное, осознанное сновидение? Ведь бывают же такое сны, когда человек все понимает и чувствует.
Максимов достал одну руку из кармана, крепко сжав костлявым пальцем холодную щеку. «Нет. Маловероятно», — подумал он, немного сбавив темп своего шага.
В голове его отчётливо установилась вагина. Женский полой орган, который имеет столько странностей и загадок.
Только не надо пугаться. В этом нет ничего плохого. Часто в самых стрессовых, опасных ситуациях мы волей-неволей начинаем философствовать. И наша больная философия зачастую выходит на такой уровень, что даже Омар Хайям вполне мог бы нам позавидовать.
Только вот рождаются глубокие мысли более чем абсурдно. Например, при помощи мясистой, скрываемой трусами вагины. Почему именно при помощи нее? Потому что Сергей помнил только это после своего визита к «жрицам любви».
Да. Он покупал проститутку. И как такое можно было только забыть? Ведь тогда, прошлой осенью они с Рыбиным (с ним кажется… точно уже не вспомнить) нашли номер двух индивидуалок в интернете, которые работали в паре, организуя «бесперебойное производство».
Максимов не помнил теперь, как именно все проходило. Как они договаривались, искали адрес. Он помнил лишь то, что Рыбин пошел с той жопастой в одну комнату, а Максимов остался с мелкой в другой.
Мелкая была ничего. Короткие ноги, низкая задница. Зато вполне неплохая грудь. Он вспомнил, как она даже не стала отправлять его в душ. Хотя на мужских форумах пишут, что без этого тебя никто не обслужит.
Она просто спросила, как он хочет. А потом задрала халат, оголяя целлюлитный зад.
— Давай, — вот что сказала она.
Просто «давай». И:
— Не забудь резинку.
«Не забудь резинку» и «давай». Вот весь апофеоз меж половых игр. Вот вся краткая выжимка из обмана под названием романтика.
Да. Все просто. Куда проще, чем это кажется многим. Товар — деньги — товар. Простая формула бизнеса. Любого бизнеса, в том числе и по скупке «мохнатого золота».
Сергей не мог описать, что он тогда испытывал. Ясно вспоминалось лишь одно. Он быстро и довольно сильно возбудился. Не то чтобы он был обожателем проституток. Просто несколько месяцев без женского внимания неплохо сделали свое дело.
Вообще, тот секс был ничем не примечателен. Рутинным, а главное покупным мероприятием. Все было банально, кроме нее. Вагины.
Почему-то именно такая часть тела ярко всплывала в потрёпанной памяти. Как легко она поддалась на его давление. Он входил в нее вместе с презервативом, словно по маслу.
И никаких тебе «натирает», «мне больно», «давай аккуратнее». Нет. Все так, будто она занималась этим каждый божий день раз по двадцать. А ведь она и так занималась этим каждый божий день раз по двадцать…
И где та женская хрупкость? Где та интимная кротость? Где сокрытие самого сокровенного цветка любви, о котором так любят писать в эротических романах? Нет. Цветы давно завяли. Остались только инструменты для тупого заколачивания денег.
Это пугало, создавая чудовищную неразбериху. Ведь теперь при знакомстве с любой особой женского пола предстоит долго мучить себя догадками на тему того, что именно находится у нее между ног. Тот самый цветок? Или чертов продажный станок по чеканке монет?
И ведь не проверишь. И ведь не узнаешь… А если узнаешь, то никак не докажешь. А если докажешь, то сам же себя выставишь идиотом. Проклятая западня!
— Грязные вагино-головые твари! Да вам бы только насадиться поглубже! — Прошипел Сергей, почувствовав внутри женоненавистническое начало, которое время от времени просыпается в каждом мужчине.
Улица подходила к концу. Там, за последним домом должно было располагаться нечто. То к чему он так долго шел. Конечно, этого могло и не быть. Но он ведь шел… Потел, мучил себя воспоминаниями и догадками. Значит, «нечто» просто обязано было ему явиться во всей своей парадной готовности.
— Я уже ничему не удивлюсь. Показывай мне новую задницу, — подумал парень, заканчивая путь по огромному проспекту.
И тут же ему пришлось закрыть глаза рукой. В самом конце улицы. Примерно метрах в тридцати от него, вспыхнул свет. Он пробивался снизу. Лучи рвались вверх так, будто это… Нет. Такого просто не может быть.