Чу бойко вступился за Хозяина:
— А ты не перескакивай с пятого на десятое... Хотя с твоими-то кенгуриными лапами прыгать ой как легко.
— Где мы? — сухо осведомился некромант.
— Молот Глубин ударил отлично, — издалека начал динурий. — Скарабеи всегда хорошо делали свою работу. Вот и закинуло тебя на окраину Упорядоченного. — Щелчок пальцами — и пред Калхом повисла объёмная карта. Тысячи серебристых ниточек как капилляры соединяли разноцветные шарики. — Вот Высшие Миры, — пояснял динурий, кончик когтя прошёлся по двенадцати синим шарикам. — А это Такара, откуда тебя только что выгнали. А вот и Урания — родина твоего папаши. Ну а мы сейчас во-о-от здесь, — указал на нити внизу карты. — Далеко ж тебя судьбинушка зашвырнула.
— Я тут никогда не бывал.
— И не зря сюда попал. Надеюсь, за четыре с лишним века понял, что совпадений и случайностей нс бывает. И Кариолу сюда неспроста закинуло.
Услышавшая своё имя женщина приподняла голову и тут же снова распласталась. Динурий продолжал:
— Очевидно, Судьба хотела показать вам ваше несовершенство. И хотя вы оба дети Высших Сил, какие-то примитивные жуки с их артефактом вас оседлали. Вам двоим нужно пересмотреть взгляды на жизнь, паче того время пришло. Вскоре наступят грандиозные, глобальные события. — Палец динурия тыкнул на оранжевую точку в нижнем углу карты. — Вот тут всё и разрешится. В Эйсвероне схлестнутся все, кто право имеет...
— Я не слышал об этом мире.
— Многие о нём не слышали, ибо Эйсверон — ключ к господству над Упорядоченным. Все основные события свершатся там. — Помолчав, динурий сообщил: — Дюжина тысячелетиями хранила в тайне существование Эйсверона. Для них он намного важнее Высших Миров.
— Невероятно, — челюсть некроманта чуть не отпала.
— В Эйсвероне существуют «Пророчества Последнего Часа», их может достать любой, даже крестьянин. Так вот, в них таится намного больше, нежели в Схронах Оквинокса.
— А эти Пророчсства писали вы?
— Я промолчу, — уклонился от ответа динурий.
— Значит, мне нужно попасть в Эйсверон.
— И тебе и ей, — динурий показал на Кариолу. — Кстати, сударыня, нечего вам отлеживаться. В Эйсвероне вас ждать не будут. Тем более что здесь, на задворках Упорядоченного, со временем неладно. Соразмерность хромает.
— Я уже почувствовал, — буркнул Чу.
— Хоть на что-то сгодишься Хозяину... Отсюда до Эйсверона можно добраться за несколько дней, но а там меж тем пройдут месяцы. Так что старт гонки вы пропустите.
Калх прорычал.
— Не кипятись, Хозяин, — успокаивал Чу, — мы ещё наверстаем упущенное.
Зелёные очи некроманта впились в динурия, спросил:
— А зачем вам помогать мне?
— Над этим тебе и придётся помозговать, — создание растянулось в широченной улыбке. — Кстати, Такара сейчас отрыгнёт нового компаньона.
Пурпурная вспышка озарила Междумирье. Рваная белесо-алая рана плоти самого пространства нависла над головами. После нескольких пульсирующих движений ниспал золотистый звездопад. Средь слепящего сияния промелькнуло тёмное размытое пятно. С противным чавкающим звуком к ногам некроманта рухнуло существо.
— Орк?! — оторопел Калх.
— Он самый, — ухмыльнулся динурий.
— На кой мне орк?
— Это знак Судьбы, первая ступень к новому мировосприятию.
— Не смекну.
— Видишь, насколько ты слаб? Чаял прибрать к рукам Высшие Миры, а с такой штукой разобраться не можешь. — Замечая полное недоумение на лице некроманта, динурий сжалился: — Ладно, растолкую. Появление здесь орка подтверждает слухи о начале решающих времён, ибо многие законы перестают действовать. Творению скарабеев, Молоту’ Глубин, надлежало изгнать из Такары всех гостей, но вместе с ними порталы захватили и плоть того мира.
— Жутковато, — пропищал Чу.
Динурий говорил загробным голосом:
— Пророчества начинают сбываться. Страшные времена ждут Упорядоченное. И никто не знает, что грядёт в конце...
— Тебя как зовут? — Калх строго спросил орка.
— Мануг, — просипел напуганный орк.
— Пойдешь со мной.
Некромант одной рукой поднял на ноги Мапуга — сила возвращалась к Калху, а это уже радовало.
Глава 1Странные письма
Весна 1851 года в Шаматре выдалась жаркой. Сегодняшнее утро не стало исключением. Над улицами Гамелота дрожало знойное марево, превращая немногочисленных прохожих в жуткие страхолюдины. Длиннющие руки гротескных фигур едва не доставали брусчатки, чёрные плащи смахивали на сложенные кожистые крылья упырей. Прогромыхавшая телега походила на колесницу какого-то древнего бога смерти. Груз из сучковатых досок весьма напоминает фрагменты обнажённых тел, а укутанный облачком табачного дыма возница кажется сгорбившейся горгулией, чья мерзкая рожа выглядывает из кисельного тумана. Дородная дама в бежевом крепдешиновом платье презрительно зыркнула на телегу, пухлая ручка колыхнула веером, металлические набойки каблуков зацокали по каменке. Вслед за сеньорой, точно верные псы, последовала пара телохранителей. Зубчатые гребни еа шлемах и зелёные чешуйчатые доспехи обращали могучих вояк в двуногих ящеров. Колоритная троица скрылась в узком переулке, а нещадное солнце раскалённым оком циклопа продолжало калить город. Оно словно рехнулось, небось, думало, что кирпичам зданий нужен дополнительный обжиг. Окружавшая двухэтажный особняк витиеватая оградка и та, сдавалось, раскалилась — прямо-таки повторно попала в кузню. Растущие вблизи дома георгины и подстриженные шарами кусты тоже не радовались солнышку. Очередной золотистый луч пробежал по черепице, ряды красного и белого кирпича поиграли солнечными зайчиками, плотно-закрытое окно — не преграда, лучик прыгнул на бордовый половик.
Просторная спальня дивит интерьером. Натёртые воском чёрные панели обшивают стены. На ряде пузатых тумбочек стоят мраморные статуэтки обнажённых женщин.
Трюмо сплошь окантовано золотистой дубовой листвой, в зеркале поблёскивает свесившаяся с потолка хрустальная люстра. По дверцам высокого платяного шкафа змеятся угловатые узоры. Обшитое бордовым бархатом, приземистое кресло резными ножками упёрлось в дощатый пол. Рядом высится круглый дубовый столик, столешница обрисована светлыми ромбами. И всё же главная достопримечательность комнаты — широченная кровать с бордовым балдахином. С лакированных столбиков поглядывают аккуратно вырезанные физиономии гномов в колпаках. Ажурные края балдахина искрятся золотыми стежками. Ещё больше золота па бордовом одеяле — кленовый лист так и слепит очи. Внезапно листок взбух, застонало, одеяло слетело па пол.
Купец Томас Радо не любил просыпаться. Лучше уж ещё часок понежиться в постельке, чем снова садиться за стол и считать, считать, считать... В последнее время так просто не поторгуешь, окаянные гномы совсем ума лишились, дерут семидесятипроцентный налог. И как эти коротышки умудрились завладеть Полуденным Трактом?
Гнусаво бурча проклятия, Томас опустил обросшие рыжеватым пухом, голые ноги в бордовые тапочки. Купец уродился упитанным. На вид лет сорок пять. Внешность не ахти: крупный нос, двойной подбородок, тёмные усики. Разве что в карих глазах заметна живость. Пальцы с великолепным маникюром поскребли кудрявившуюся тёмными волосами грудь, пригладили растрепавшуюся за ночь причёску — видать, потел прилично, персты аж застряли в густой смоли прядей.
После заразного зевка Томас поднялся — ростом малость не дотягивал до шести футов — и сделал круговое движение руками. Впрочем, спешно осел. Ну неужто тут до зарядки, если изнеженная кожа ничего кроме лавандового мыла не знает, а шёлковые бордовые трусы с золотыми кленовыми листьями, поди, в самом Саакасуме шили под заказ; да простому селянину ради таких трусов надо полгода спину горбить!
— Фарид! — позвал купец. — Фарид! Бес окаянный, ты где там лазишь?!
Отворилась дверь, и в спальню шмыгнул юнец лет тринадцати. Смуглый цвет кожи выдавал в нём выходца из Саакасума. Из-под копны волос воронова крыла поблёскивали здоровенные тёмные очи. Облачался в узкие коричневые штаны и белую сатиновую рубаху с малахитовыми запонками.
— Чего вылупился, босяк?! — ревел хозяин. — Не видишь что ли, проснулся я?!
— Сейчас, — опомнился слуга и метнулся к шкафу. Порывшись средь множества висевших одеяний, схватил тремпель с бордовым халатом.
— У-у-у! — на зависть волку взвыл Томас. Звучная затрещина была наградой юнцу за работу. — Сколько раз можно учить?! Идиот! Сгинуть тебе в Чёрных Пустошах! — выдал наиболее распространенное проклятие. — Не в том порядке подаёшь! Зачем мне сейчас халат? — Но всё-таки вырвал тремпель и положил па кровать.
— Вспомнил, — проскулил Фарид. Худенькая ручка продолжала потирать раскрасневшуюся щёку — купец приложился дюже.
Слуга подбежал к тумбочке и живо достал инкрустированную бирюзой и поделочной костью шкатулку.
— Вот это оно, — похвалил Томас, выхватывая протянутую шкатулку. — Сперва украшения, а уж потом одежда.
Под крышкой сверкали гранями перстни с красными рубинами, зелёными изумрудами, синими сапфирами, голубыми аквамаринами, жёлтыми топазами.
— Этот сойдёт, — купец надел на указательный палец правой руки перстень с рубином. Полюбовавшись, прогнусавил: — Мало. — Перстень с изумрудом оседлал мизинец левой руки. — Совсем другое дело. — Карие очи Томаса искрились пуще драгоценных камней.
Однако купец ещё не всецело обвешал себя. Шея-то свободна. Дабы ликвидировать этот недостаток, нашёл в шкатулке золотой медальон на толстой цепи. В круге изображался треугольник — символ Триединой Церкви. С благоговейным трепетом Томас нацепил медальон.
Фарид проявил свойственное всем юнцам любопытство:
— А почему вы с медальоном не спите?
Купец насупился, секунда — и поманил пальцем:
— Иди на ушко прошепчу.
Просиявший слуга приблизился и получил звучный тумак. Еле-еле па ногах устоял.
— Ха-ха-ха! — раскатисто ржал Томас. — Думал, я тебе скажу? Да твоё дело прислуживать, а не задавать вопросы.