— Лейла! — к великому сожалению и разочарованию Руса, Оля тут же стремительно вырвалась из кольца его рук и бросилась к подруге, чтобы обнять. — Господи, я чуть с ума не сошла… как ты?
При мягком утреннем свете лицо Лейлы выглядело помятым и усталым, резче обозначились заломы и морщинки на коже, пудра почти осыпалась, выдавая синяки под глазами. Сколько же ей… ему лет? Да уж никак не меньше сорока, с удивлением понял Рус.
— Всё нормально, птичка моя, — голос тоже был усталым, из него исчезли прежняя привычная игривость и кокетливая медлительность. — Держи, вот твоя сумка, одежду и телефон я затолкала туда же. Обувь в пакете.
— Спасибо тебе, милая, — Оля тут же вытащила свои джинсы, свитер и куртку, коротко скомандовала Русу: “Отвернись, я переоденусь”. Лейлу, по всей видимости, она не стеснялась, спокойно принимая её за особу одного с собой пола.
Рус послушно, с преувеличенным вниманием, уставился на залив.
— Вот, возьми… спасибо, — он почувствовал, как в руки ему ткнулось что-то мягкое, и сообразил, что это его собственный свитер. Он тут же натянул его на себя, ощущая, что шерсть всё ещё хранит тепло и едва уловимый аромат Олиного тела.
Пока она переодевалась, Лейла монотонно вводила их обоих в курс дела, рассказывая о последствиях облавы.
— Помурыжили нас знатно, но в итоге почти всех отпустили по домам с миром… ты же знаешь, детка, у меня везде связи… Правда, Нору загребли — и, похоже, всерьёз и надолго. Эта идиотка попалась с дозой, представляешь?! — в голосе Лейлы явственно послышался гнев. — Я же предупреждала всех — никакой наркоты, тем более на рабочем месте, не подставляйте ни себя, ни других… Копы устраивают облавы на дилеров и теперь будут держать Нору до тех пор, пока не выяснят, кто её постоянный поставщик… Надеюсь, ей это послужит хорошим уроком, — голос предательски дрогнул, и стало совершенно очевидно, что Лейла от всей души жалеет эту неизвестную, глупую, бестолковую Нору.
— Ну и закрыли нас, конечно… — помолчав, негромко добавила она.
— Как закрыли?! — ахнула Оля.
— Минимум на пару недель. Сама понимаешь, рисковать и высовываться пока нельзя, к бару сейчас будет особенно пристальное внимание. Так что у тебя отпуск, красавица… махнёшь в Европу или на Мальдивы? — Лейла пыталась шутить, а Оля пребывала в самом настоящем шоке.
— Две недели… это же кошмар… — растроенно, чуть не плача, произнесла она. — А раньше точно никак? Господи, что же делать я буду… Мне так нужны были деньги!
Лейла поморщилась.
— О деньгах не беспокойся, дорогая, ты же знаешь, что всегда легко можешь перехватить у меня на свои нужды.
— Спасибо, но… я не хочу одалживаться.
Рус невольно улыбнулся: Оля была в своём репертуаре.
— А поехали со мной? — вырвалось у него неожиданно, и он тут же сам обрадовался тому, что только что придумал.
— Куда это — “с тобой”? — спросила она в недоумении.
— Ты же говорила, что обожаешь дорожную романтику. Я планирую совершить небольшое мотопутешествие: Сакраменто, озеро Тахо, национальный парк Редвуд… и так далее. Вернёмся сюда же, в Сан-Франциско, дней через десять-двенадцать.
— Спасибо, звучит заманчиво, — с явным сожалением произнесла Оля, — однако сейчас я не могу себе этого позволить.
— Почему? Насколько я понял, работы в ближайшее время у тебя не будет.
— Просто… финансы не располагают, — смущённо пояснила она, отводя глаза.
— Но это же я тебя приглашаю, — возразил Рус. — Значит, я и оплачиваю всю поездку… Поверь, мне это не трудно, где один человек — там и два!
— Не слишком ли много любезностей от тебя за последние сутки? — язвительно спросила Оля, маскируя свою растерянность и смятение. — Даже как-то подозрительно… Прости, но мне просто совесть не позволит столь беззастенчиво пользоваться твоей добротой.
— На самом деле ты окажешь мне большую услугу. Я не очень люблю путешествовать в одиночестве…
— Так, голубки, о чём речь? — вмешалась в разговор потерявшая терпение Лейла. — Мне же любопытно… Говорите по-английски, пожалуйста!
— Я приглашаю Олю прокатиться со мной на байке по Северной Калифорнии, а она упёрлась.
— И чего ты отказываешься, глупенькая? — непритворно возмутилась Лейла. — Это же предложение мечты! Как раз то, что тебе сейчас нужно: развеешься, отвлечёшься…
— С ума сошла? Я его практически не знаю! — психанула Оля.
— Ну и что? Видно же, что хороший парень. Лично я ему доверяю, — Лейла залихватски подмигнула Русу, который только ошеломлённо моргал, встретив неожиданную поддержку с этой стороны.
— Да ты издеваешься надо мной, что ли? — вконец разъярилась Оля. — Как можно доверять тому, о котором не знаешь ровным счётом ни-че-го?
— А я его чувствую, — Лейла обезоруживающе улыбнулась. — Уж поверь мне, детка: в людях я отлично разбираюсь.
___________________________
* Бейкер-Бич (от англ. Baker Beach) — популярный городской пляж Сан-Франциско, с которого открывается один из лучших видов на мост Золотые Ворота.
** Бэби-ситтер (от англ. baby-sitter) — няня, присматривающая за ребёнком в период отсутствия или занятости родителей.
11
Оля
Москва, прошлое
Мысль о том, что когда-нибудь она сбежит, вырвется из-под пристального надзора отчима, стала Олиной навязчивой идеей. Не проходило ни дня, чтобы она не разрабатывала очередной дерзкий план отчаянного побега — на законных или не очень основаниях, но всякий раз дело стопорилось из-за мелких, но важных деталей.
Поначалу она была свято уверена в том, что ребёнок сам вправе выбирать, с кем из родителей он хочет жить, стоит только заявить о своём желании открыто. Но затем вычитала в интернете, что в суде могут лишь прислушаться к её мнению и принять его во внимание, однако окончательное решение будет всё-таки не за самой Олей. Как ни крути, а до наступления совершеннолетия юридически она была полностью зависима от взрослых…
Мечту переехать к отцу пришлось со временем оставить — Оля поняла, что он не особо-то горит желанием принять у себя в Омске взрослую дочь, а уж тем более защищать и отбивать её от поползновений московской родни. Много лет они с бабушкой жили размеренно, спокойно и тихо, как в болотце. Приезд юной девушки, которая наверняка начнёт гулять, тусить ночами, водить в гости подруг и парней, не вписывался в их привычную картину мира и нарушал устоявшийся крепкий мирок.
Оля попыталась наладить контакт с бабушкой и дедушкой по маминой линии. После развода с первым мужем мать рассорилась со своими родителями и перестала поддерживать с ними отношения, так что старики все эти годы просто не виделись с родной внучкой. Однако и те не пылали энтузиазмом общаться с Олей — слишком сильна была обида на дочь, которая просто вычеркнула их из своей жизни. У внучки проблемы с отчимом?.. Что ж, то был выбор её непутёвой мамаши — связать свою жизнь с этим человеком, а они ни за что не отвечают и, избавь боже, отвечать не хотят.
Однажды, после очередного сильного скандала, когда отчим излупцевал её ремнём (шестнадцатилетнюю девушку!), Оля от безысходности сбежала к однокласснице и до вечера пряталась у неё дома, заливаясь слезами. Стыдно было признаться в том, что её избивают, и она просто сказала, что поругалась с родителями. Дело житейское… поэтому ничего удивительного не было в том, что мать одноклассницы, сочувственно покивав головой и отпоив рыдающую девчонку чаем с пирогами, затем преспокойно набрала номер Олиной матери и сообщила, что блудную дочь можно забирать в целости и невредимости.
А дома ей добавили ещё…
Почему она не обратилась за помощью? Куда угодно — в полицию, к учителям, к школьному психологу?.. Всё из-за того же иррационального чувства стыда: как будто в том, что творилось у неё дома, была целиком и полностью её вина. Впрочем, отчим так часто твердил ей о том, что она неблагодарная скотина, не умеющая помнить добра, что Оля и сама иногда начинала в это верить. Было невыносимо признаться хоть кому-то, даже подругам, что её бьют. Что она — пленница в собственном доме, что не может ни шагу сделать без присмотра… Почему-то казалось, что обвинять будут прежде всего её саму. Кто-то, возможно, и догадывался, что дома у этой девочки не всё гладко, но предпочитал не вмешиваться. Она была умненькая, старательная, прилежная, всегда чисто и хорошо одетая, ухоженная… ну кто мог подумать, что в этом приличном семействе всё зашло настолько далеко?!
Они были местными знаменитостями — их семью время от времени приглашали на всевозможные ток-шоу и делали с ними интервью для периодических изданий. Лёнчика и Олю ставили в пример. Ими восхищались. Отчим подпитывал своё тщеславие, всё больше и больше раздуваясь от гордости. Мамашки наперебой записывались к нему в центр, чтобы он научил их, как растить вундеркиндов. Только Оля знала, какой он не на публике, а дома, за пределами съёмочной площадки, при выключенных камерах. Она ненавидела его холодные змеиные глаза, в которых иногда вспыхивал странный алчный огонь, пугающий её до тошноты. Ненавидела его презрительно поджатые губы, нервно сжимающиеся пальцы… иногда ей снилось, что отчим душит её, и она просыпалась в холодном поту.
Уехать после школы в другой город? Хотя бы в Питер? Поступить в университет, получить место в общежитии и избавиться от тотального контроля… Однако любая попытка заговорить с отчимом о будущем месте учёбы неизменно заканчивалась категорическим отказом: учиться она должна в столице, под его присмотром. Точка! Ей и в голову не приходило, что отчим не имеет права её удерживать, настолько устойчив и силён был страх перед его угрозами. Он буквально её парализовывал! Просить же помощи у матери Оля и вовсе не собиралась, мама давно уже не была ей ни поддержкой, ни опорой.
Оля не могла объяснить странное желание отчима держать её на виду, при себе. Отпустил бы её на все четыре стороны… и все вздохнули бы спокойно. Всем стало бы легче и лучше! Однако иногда она ловила на себе его взгляд — о, это был очень нехороший взгляд — и покрывалась мурашками ужаса. Она гнала от себя кошмарные подозрения. Нет, нет… этого не может быть. Ей просто кажется! Но страшные догадки подкрадывались снова и снова, обрастая всё новыми подозрениями.