— Эх и ни хрена себе, — пробормотал за спиной Руса потрясённый бармен.
Это было… действительно жарко. Русу даже захотелось вылить на себя Олину колу прямо из бутылки. Канкан не зря считался откровенным, даже развратным танцем и в прошлом неоднократно подвергался общественному порицанию. Можно было только вообразить себе, что началось бы в салуне, если бы Оля облачилась в традиционную юбку — ведь, играя со своими пышными оборками, танцовщицы демонстрировали зрителям не только ноги по всей длине, но и трусики!
Первым выдохся, как ни странно, пианист. Несколько раз предупредительно ударив по клавишам, он завершил свою игру, так что концовка танца вышла немного смазанной. Но Оля быстро сориентировалсь и, импровизируя, принялась рассылать в публику воздушные поцелуи — обеими руками поочерёдно. Посетители салуна взревели в дружном восторженном порыве, затопали, засвистели, заулюлюкали — Русу даже на миг показалось, что он действительно находится сейчас на Диком Западе. Только что пули над головой не свистели…
Не выдержав, он заспешил к сцене. Оля как раз собиралась спрыгнуть — и он очень вовремя поймал её в свои объятия.
— Ну как, убедился? — часто дыша, спросила она, запрокинув разгорячённое лицо и не спеша высвобождаться из захвата. Щёки её горели возбуждённым румянцем, губы были чуть-чуть приоткрыты, грудь вздымалась… Русу захотелось немедленно сдавить её в объятиях так, чтобы все косточки затрещали. Чёртова маленькая провокаторша!..
— Ещё спрашиваешь, — хрипло выговорил он.
Те девицы из кордебалета ей и в подмётки не годились. Ну, в том, что Оля отлично танцует, он уже имел удовольствие убедиться в Сан-Франциско, но это… это было что-то особенное. Невероятное. То, от чего закипала кровь, капитально срывало крышу и напрочь отключало мозги.
И, прежде чем сообразить, что он такое делает, Рус наклонился и поцеловал её.
___________________________
* Олд-Сак (от англ. Old Sac, Old Sacramento) — буквально “старый Сакраменто”, историческая часть города.
** “Сэр, это был мой бифштекс!” — цитата из комедийного вестерна Аллы Суриковой 1987 года. В фильме эту фразу неоднократно произносит герой Николая Караченцова, однако не все знают, что она была напрямую заимствована из вестерна Джона Форда “Человек, который застрелил Либерти Вэланса” (1962).
26
Он и сам не знал, какая реакция последует за столь безумным и бездумным поступком: Оля умела держать в тонусе. Если дело касалось этой девчонки, Рус всегда подсознательно был готов к чему угодно: и к строгой отповеди, и к отборной ругани, и даже к пощёчине. Не говоря уж о том, что она запросто могла испугаться его порыва и закрыться, уйти в себя, как уже не раз случалось с нею с момента их знакомства. Но… дьявол, её губы были такими мягкими, податливыми и нежными, что Рус потерял голову, едва коснувшись их своими.
Он целовал её и не верил, что это наконец-то происходит с ними на самом деле, а не в его жарких фантазиях. Целовал, сходя с ума от её вкуса и понимая где-то там, на задворках сознания, что счёт, скорее всего, идёт на секунды — вот уже сейчас Оля упрётся ладонями ему в грудь и гневно оттолкнёт…
…а она вдруг ответила.
Ответила на его поцелуй!
Её губы шевельнулись и приоткрылись — робко, нерешительно, но всё же недвусмысленно впуская его, а уже через мгновение Рус почувствовал, как её руки сплелись вокруг его шеи.
Он чуть не задохнулся от такого неожиданного и щедрого подарка, обхватил её за талию и притянул к себе ближе, всё ещё стараясь не навредить, не спугнуть, не сделать нечаянно больно — хотя на самом-то деле ему хотелось буквально расплющить её в своих объятиях. Не похоже было, что Оля собирается протестовать — напротив, она словно поощряла Руса на дальнейшие действия, положив обе ладони ему на затылок и ласково перебирая его волосы. Чёрт, это было восхитительно. Охрененно… У него напрочь вылетело из головы, что они целуются на глазах у десятков свидетелей — да и плевать было, все ощущения и эмоции сосредоточились сейчас только на их слившихся губах. И только когда подбадривающее улюлюканье зрителей стало слишком уж многозначительно-непристойным, они с сожалением — зато под дружные аплодисменты — разорвали поцелуй.
— Лгунья, — оторвавшись от Оли и чувствуя себя пьяным, хотя не успел ещё выпить на капли, тихо сказал Рус. — Ты и правда банально меня приревновала. На самом деле тебе было плевать, как они танцевали. Просто хотела доказать мне, что ты лучше, верно?
Вот уж действительно насмешка судьбы — расстался с одной ревнивицей и по уши втюрился в другую!
— Ты так смотрел на них… — пробормотала Оля, виновато опуская взгляд. — На меня ты так никогда не смотришь, — добавила она обиженно.
— Смотрю, глупая. Постоянно смотрю, с самой первой встречи. Просто стараюсь это скрывать. Ты же сама мне запретила переходить за эту черту…
— Тогда почему… почему сейчас перешёл? — дрогнувшим голосом спросила она.
— Потому что ты сама этого хотела. Скажешь, нет? — Рус взял её лицо в ладони, очертил большим пальцем контур её губ, борясь с невыносимым желанием снова их коснуться…
— Я не знаю, — Олины глаза заметались. — Нет, не хотела. То есть да. Наверное… Но… нам ведь нельзя, — добавила она отчаянно и беспомощно.
— Почему нельзя? — нет, он предполагал, конечно, какие причины она назовёт, и где-то — отчасти! — был с ними даже согласен, но всё-таки хотелось выслушать её собственные размышления на этот счёт.
Однако договорить им не дали. Бармен сделал заговорщическое лицо и сообщил таинственным шёпотом, что арт-директор салуна ждёт Олю на втором этаже у себя в кабинете.
— Откуда он вообще обо мне знает? — удивилась та.
— Я скинул ему видео танца по ватсапу.
— Кажется, тебе сейчас будут предлагать работу, — ухмыльнулся Рус. Оля растерянно пожала плечами.
— Но у меня уже есть работа…
— Ну, можно же сходить и просто послушать, что он скажет. Вдруг это будет предложение века, от которого невозможно отказаться! — предположил он.
— А ты пойдёшь со мной? — Оля вцепилась в его ладонь, давая понять, что одна не сдвинется с места.
— Вообще-то я не танцую, — пошутил он, — ну да ладно. Скажем, что я твой продюсер!
Рус оказался прав — Оле предложили работу. Арт-директора здорово впечатлила её импровизация: не всякая танцовщица смогла бы сбацать канкан в джинсах и завести при этом публику до предела!
Несмотря на то, что сумму ей пообещали солидную, явно превышающую её нынешний заработок — Рус понял это по ошеломлённому выражению Олиного лица — она, конечно же, отказалась. Вернее, Оля вежливо приняла визитку, сказала, что ей нужно хорошенько всё обдумать и она перезвонит в случае чего, а как только они перекусили и вышли из салуна — без раздумий отправила карточку в ближайшую урну.
— Смотри не пожалей потом, — заметил Рус, пока они шли к парковке, где он оставил мотоцикл.
Оля пожала плечами:
— Можно подумать, мне предложили ставку в одном из театров Бродвея или в “Мулен-Руж”. Я люблю свою работу в баре, люблю Сан-Франциско… и этот город, несмотря ни на что, отвечает мне взаимностью.
— А если бы и правда предложили? — вдруг спросил Рус. — Я имею в виду, если бы действительно… ну, допустим — Бродвей, Нью-Йорк?
Оля фыркнула.
— Смеёшься, что ли?! Кому я там нужна?
— И всё-таки? — настаивал он.
Оля поёжилась под его испытывающим взглядом.
— Не пойму, чего ты добиваешься… Ну, от Бродвея бы мне тоже пришлось отказаться. Ты же знаешь про мои проблемы с документами.
— Вот, — Рус удовлетворённо кивнул. — В этом и кроется главная причина твоего отказа!
Оля хмуро покосилась на него.
— Что ты хочешь сказать?
Он остановился, развернул её за плечи лицом к себе и пристально взглянул в глаза.
— Оль, но ведь это не может длиться вечно.
Она насупилась.
— Почему не может?
— Ну, не прикидывайся дурочкой. Ты и сама всё прекрасно понимаешь. Что это за жизнь? Постоянно прятаться, дрожать, бояться быть пойманной…
— Я вовсе не прячусь и не боюсь. Просто живу, — буркнула она.
— Живёшь, — кивнул он, — не спорю, и быть может, даже получаешь от своей теперешней жизни искреннее удовольствие. Но… сколько это может продолжаться? И до каких пор?
— Я не заглядываю далеко вперёд… — неуверенно отозвалась Оля, но Рус с сомнением покачал головой.
— Не верю. Прости, но не верю. И мне непонятно твоё упорное желание продолжать. Ты… — он собрался с духом, как перед прыжком в воду, — ты никогда не думала о возвращении в Россию?
Оля моментально напряглась, её плечи закаменели.
— Нет, — резко отозвалась она. — Я не вернусь. Это даже не обсуждается!
У Руса имелось что сказать по этому поводу, но он решил не спешить — в данный момент Оля явно не была настроена на откровенную беседу. Пожалуй, сейчас действительно не место и не время… Однако он многое отдал бы за то, чтобы узнать, кто же так обидел или напугал её в России, что сама мысль о возвращении неизменно вызывала гримасу отвращения, чуть ли не омерзения, на её лице.
— Хорошо, — легко меняя тему и усыпляя её бдительность, согласился Рус. — Тогда давай поговорим о том, что мы не успели обсудить в салуне.
— А о чём именно мы не успели договорить? — нахмурилась Оля.
— О нас с тобой.
Она слегка покраснела, опустила голову и ковырнула носком обуви землю.
– “Мы” существуем? — нерешительно уточнила она.
— Ну конечно, — усмехнулся он. — “Нас” можно увидеть, услышать, даже пощупать… что я и собираюсь сейчас сделать, — и он шутливо устроил обе свои ладони у неё на ягодицах. Оля дёрнулась было по привычке, но тут же рассмеялась, качнулась вперёд, уткнувшись лицом ему в грудь, и обняла. Чёрт возьми, она сама — первая — его обняла! Налицо был явный прогресс…
Рус не удержался и снова поцеловал её — и целовал долго-долго, нежно-нежно, растягивая удовольствие. Оля, обессилев от этого поцелуя, цеплялась за его плечи, колени её подгибались сами собой, но он держал её крепко и надёжно, не позволяя упасть.