– Можно сказать и так. Я не знаю точно. Я… просто думаю, что это мой отец.
Вот она это и сказала. Произнесенное вслух тайное знание выглядело неуверенным и жалким, и Катерина не удивилась бы, если б Даниил засмеялся. Однако он этого не сделал, лишь чуть подался вперед.
– Я почти ничего не знаю о твоей семье, но помню, ты говорила, что живешь только с мамой…
– Да, так всегда и было. Мы с мамой вдвоем. – К горлу подкатили слезы, но Катерина сглотнула комок – еще разрыдаться не хватало. – Я спрашивала у нее о папе, и она не отнекивалась, просто говорила, что намеренно его оставила. На вопрос «почему?» только пожимала плечами. Когда мне исполнилось восемнадцать, она прямо в день рождения усадила меня рядом на диван и объявила, что теперь ничто не помешает мне поступить по своему разумению, но на моем месте она бы не стала искать отца. «Больше неприятного удивления, чем пользы», – вот как она сказала. И я… всегда доверяла ей и решила, что, если мама хочет меня от него оградить, значит, имеются причины. Бывают приятные сюрпризы, но… в таких случаях дело обычно заканчивается неприятным. Может, мой отец был алкоголиком, или уголовником, или… не знаю кем, а мама связалась с ним по ошибке. Я спросила, должна ли я что-то знать в плане наследственных заболеваний, и она твердо заявила, что об этом я могу не беспокоиться и самого страшного предполагать не нужно. Я и сделала единственно возможный вывод – что отец был женат и не собирался разводиться, а мама – человек гордый и не собиралась обивать его порог, ожидая подачек. Мама даже созналась, что отчество у меня – как бы от дедушки, а не по имени отца. Дмитриевна. Я не знала, ни где живет человек, причастный к моему рождению, ни чем занимается. Предполагала, что в Москве.
Даниил молча слушал. Подошла официантка, поставила на стол несколько блюд, однако Катерине сейчас было не до закусок.
– Потом у мамы диагностировали лейкоз. Довольно поздно, к сожалению. Мы начали лечение цитостатиками, но она очень быстро угасла. – Катерине удалось не заплакать. – Конечно, нам было не до разговоров об отце. А после ее смерти, месяца через два, я решилась разобрать вещи в маминой комнате – как-то сложить, перебрать, ну и документы на квартиру требовались… И среди разных бумажек нашла три письма с обратным рижским адресом. Без имени, только инициалы – О. В. Их писал мужчина, и они были очень нежными, и я вдруг подумала, что это мой папа. Там масса намеков на это – он пишет о том, что не может маму найти, что писать «до востребования» все равно что писать в пустоту, и он даже не знает, заберет ли она эти письма или они нераспечатанными вернутся к нему, а то и вовсе затеряются… Все три были получены в первый год после моего рождения, через короткие промежутки времени. Больше, как я ни искала, ничего не нашла, а в свидетельстве о рождении в графе «отец» стоит «неизвестен».
– Это довольно смело со стороны твоей мамы, в старые-то времена.
– Мама никогда не была трусихой, – улыбнулась Катерина. – Она не особенно любила общество, как и я, и почти ни с кем не дружила, но если требовалось отстоять свои интересы – тут ее не остановить. Она всегда относилась равнодушно к тому, что о ней подумают. Мать-одиночка, без мужа, без штампа в паспорте… неважно. У нее была я, хорошая квартира в Жуковском и любимая работа. Мы вместе проводили время, нам было весело… Я не чувствовала себя обделенной, мне просто стало интересно насчет отца, не более. И когда я нашла эти письма…
Катерина умолкла. Даниил ее не торопил.
– Когда я нашла письма, то долго не знала, что с ними делать. Это мамино прошлое, ее вещи, и их нужно либо сложить в коробку с другими письмами и открытками и никогда не вспоминать, либо просто уничтожить. Но время шло, и я не переставала думать об этих трех письмах. А вдруг их и вправду написал мой отец? И если так, имею ли я право теперь, много лет спустя, попытаться с ним познакомиться? – Она невесело улыбнулась. – Я два года протянула, прежде чем решилась. И вот я тут, все это кажется мне кошмарной авантюрой, и я не уверена, что смогу это сделать.
– Что тебя останавливает? – спросил Даниил.
– Имею ли я право так вторгаться в чужую жизнь? Несмотря на эти письма. Их мог писать другой человек. Он мог изменить свое мнение. Он до сих пор может оставаться женатым, и если я вдруг появлюсь на пороге, не воспримет ли его семья это в штыки? Я не хотела бы портить им жизнь. Но с другой стороны, мне все больше хочется узнать, так ли это, он ли это и кто он.
– Катерина, – сказал Даниил, – я, конечно, советчик не очень хороший и в подобной ситуации никогда не оказывался. Но позволь сказать тебе одну отвлеченную вещь. Каждое действие имеет последствия, и каждую минуту мы делаем выбор, однако он не бывает как правильным, так и неправильным. Это обычная жизнь, в которой иногда приходится принимать весьма сложные решения. Твое поведение, твои сомнения – это не трусость, а воспитание, врожденная деликатность и бог знает что еще. Многие на твоем месте не задумывались бы. Здесь нет универсального ответа – хорошо или плохо будет, если ты так поступишь, – а потому действуй так, как тебе велит сердце. Извини уж за высокопарность… Но ты сидишь сейчас здесь, а не дома, и хочешь узнать. Подумай, что с тобой будет, если ты вот теперь откажешься от поисков?
Катерина подумала. Конечно, она может провести эти дни как туристка – ходить по городу, лежать на пляже – и потом уехать домой, приняв на себя ответственность за решение. Она представила, как через девять дней входит в самолет, так ничего и не выяснив, садится на свое место, пристегивается; лайнер набирает скорость и отрывается от земли, и Катерине вдруг безумно хочется повернуть его назад.
– Я бы пожалела, – сказала она вслух.
– Вот и ответ на твой вопрос.
– Спасибо, – произнесла она, – вот теперь правда спасибо, Даниил.
– А до этого ты, значит, благодарила меня в шутку? – притворно возмутился он. – Ладно, если хочешь отблагодарить, попробуй вот это крылышко в меду, а то остынет. – И когда Катерина послушно взяла крылышко, добавил: – Что касается твоей истории… Ты поступаешь, на мой взгляд, правильно. Я бы тоже не устоял. А если ты называешь это авантюрой, то, с твоего позволения, я попросился бы к тебе в добровольные помощники. Если хочешь, я отвезу тебя по имеющемуся адресу. Какая там улица указана?
– Слокас, сотые номера.
– Найдем. Сегодня уже поздновато наносить визиты, но завтра после обеда я полностью в твоем распоряжении.
– Но у тебя…
– Работа, – прервал ее Даниил, – масса забот и реалити-шоу, как выяснилось. Кать, не переживай за меня. Я хочу тебе помочь, и такая помощь гораздо лучше, чем обычная экскурсия по городу. Тем более, как ты заметила, у тебя путеводитель есть.
– Ты лучше путеводителя, – поспешно сказала Катерина и только потом сообразила, что Даниил ее, наверное, дразнит.
– И это приятно слышать. А твоя история меня тронула. Ты не откажешься от дружеской поддержки?
Катерина вздохнула. Так, кажется, настал тот момент, когда следует окончательно прояснить ситуацию, чтобы не натворить глупостей.
– Даня, я бы не отказалась, но… Видишь ли, я не люблю создавать неудобные ситуации или служить причиной их возникновения. Ты уверен, что никого не… огорчит твое внимание ко мне?
Несмотря на то, что намек был дан весьма завуалированный, Даниил мгновенно сообразил, в чем дело, и широко улыбнулся.
– У меня нет жены, Катерина. И девушки на данный момент тоже нет. Моим работникам и партнерам все равно, кого я катаю в кабриолете. А ты мой старый и хороший друг. Спасибо за то, что ты так предупредительна.
– Тогда ладно, – сказала Катерина, неуверенно улыбаясь ему в ответ, – тогда я не против.
Сутки назад, сидя в аэропорту, Катерина и предположить не могла, что через день в это самое время будет гулять вдоль реки с Даниилом Серебряковым, в которого когда-то давно и безнадежно влюбилась.
Они просидели в ресторане достаточно долго, и серьезные темы больше не обсуждали – в основном вспоминали старых знакомых. Катерина за их жизнью почти не следила, хотя иногда открывала их странички в социальных сетях, и потому была рада узнать новости. Кто-то женился, у кого-то уже дети, кто-то бросил все и уехал работать в Австралию – жизнь не стояла на месте, и в ее неумолимом беге чудилось нечто… упущенное.
Нет, о своей собственной жизни Катерина не жалела. Ей нравилось существовать в замкнутом пространстве, в вымышленных книжных мирах, и одиночество не тяготило. Но здесь, рядом с Даниилом, она вдруг вспомнила, что когда-то ее волновало и другое – тяга к человеку, с которым хочется быть все время. Желание провести с ним вот эту быстро бегущую жизнь, и смутное ощущение, что он понимает: ее молчание, ее закрытость – всего лишь свойства характера, которые следует принять и с которыми Катерину вполне можно полюбить.
О любви речи не идет, конечно же. И все равно Катерина ощущала себя более живой, чем вчера.
После ужина они выбрались из подвала, обретшего вторую жизнь в качестве ресторана, и выяснилось, что солнце уже зашло, разбросав по небу огненные хвосты. Даниил предложил прогуляться до набережной.
Река в пределах центра была закована в гранитные берега и сейчас отражала сочный небесный свет, подернувшись еле заметной рябью. Ветер стих, словно отправился на боковую, на фоне заката черным силуэтом вырисовывался Вантовый мост. У ступеней, спускавшихся к воде, швартовались речные кораблики; один из них был точной копией американского колесного парохода времен войны Севера и Юга и назывался «Миссисипи».
– Они ходят и вверх, и вниз по реке, некоторые – к самому устью, некоторые – до Межапарка, это в другом конце города, – объяснил Даниил, облокачиваясь на перила. Катерина пристроилась рядом. – Если захочешь прокатиться, пройдись вдоль всей набережной и выбери, что тебе понравится.
– Я сто лет не каталась на кораблике, – призналась Катерина. – Хотя мы плавали летом по Москве-реке, мимо