Сведя близкое знакомство с природой, Катерина все-таки дошла до моря.
Оно лежало за цепочкой поросших лесом дюн, за золотистой полосой пляжа; под ярким солнцем мелкий песок казался почти белым. Катерина сбросила босоножки и пошла по песку, в который раз благодаря судьбу за то, что встретила вчера Даниила. Он дал хороший совет: если посмотреть налево, где пляж аккуратно загибался дугой, то даже издалека видно, как много там народу. В Лиелупе же тела не громоздились одно на другое, хотя и тут безлюдья не наблюдалось. Катерина пошла направо, к устью реки.
Девушка выбрала относительно свободный участок, бросила покрывало, привезенное из Москвы, и сначала долго сидела, не раздеваясь и просто глядя на море. Оно катило волны – синие, барашковые, похожие на глазурь. Потом Катерина сбросила штаны и майку, оставшись в скромном раздельном купальнике, оглянулась на оставленные вещи – но кому они могут пригодиться, в самом деле? Там даже телефон старенький, – и пошла к морю.
Купались многие, хотя вода оказалась прохладной. Беззаботные дети с визгом и криками носились по мелководью, поднимая фонтаны брызг. Море было чистое, у берега колыхалась полоса водорослей, и Катерина через них переступила. Даниил вчера пошутил: «Искупайся, конечно, если хватит терпения по морю до моря дойти», – и сегодня смысл шутки стал ясен. Пришлось долго идти по колено в воде, прежде чем стало достаточно глубоко для того, чтобы плавать. Катерина оттолкнулась и поплыла, и соленая вода аккуратно поддержала ее, помогая зависнуть над глубиной.
Плавать Катю научила мама, и почти всем вещам в жизни – тоже. Наверное, мама бывала в этих краях, раз отсюда ей приходили те письма. Может, так же, как и Катерина, приходила на пляж, сидела, смотрела на волны и чаек, потом шла в воду и гонялась за морем. Катерина беззвучно заплакала. Она плыла, слезы катились по лицу, смешиваясь с соленой водой моря, слепили блики на воде, было прохладно и свободно, и только сейчас и здесь Катерина почувствовала, как понемногу уходит боль.
Она сто раз читала об этом в книжках: дескать, ты плачешь-плачешь, и не помогает, но стоит однажды разрыдаться в правильном месте в нужное время, и боль сжалится и отпустит тебя. Катерина перевернулась на спину, глядя в небо сквозь намокшие ресницы. Море ласково покачивало ее, словно утешая. Что ты, говорило ей море, не огорчайся. Я с тобою впервые, но я тут столько лет, что знаю людей гораздо лучше, чем они сами знают себя. Я помогу тебе. Тут только ты и я, и еще небо и солнце, и лес на берегу, и мы все вместе тебе поможем. Понимаешь, нет ничего неизменного; я само в следующий миг не такое, как было. Может, однажды я пересохну, по-вашему – умру. Но сейчас я есть, и я качаю тебя, как твоя мама, и я точно знаю, что ничего не уходит бесследно. Я возвращаюсь ручьями и янтарем, люди возвращаются воспоминаниями и делами. Просто живи, Катерина Туманова, просто живи, в этом весь смысл, и знай вот что еще: в отличие от многих своих сородичей, ты точно можешь сказать, что мама тебя любила. Разве хотя бы этого тебе не достаточно для счастья? Разве твоя жизнь не станет не только памятью ей, но и твоей собственной, наилучшей, какая только может быть? Поплачь сейчас, но такой сильной боли уже не будет. Просто живи, будь собой, и это окажется счастьем для всех.
И мама с тобой, ты это знаешь.
Никто не мешал Катерине, и она плавала долго-долго, пока слезы не иссякли и не стало холодно. Все-таки не слишком теплая вода, градусов двадцать, наверное. Катерина выбралась на берег, преодолев долгую дорогу по мелководью, и нашла свои вещи в целости и сохранности. Внутри было очень хорошо, как бывает после долгих слез, и Катерина улыбалась.
Потом она валялась на солнышке, читала книжку, сбегала еще искупаться пару раз и совсем позабыла о времени. Когда затрезвонил телефон, Катерина почти уснула, замотав голову платком.
Звонил Серебряков.
– Надеюсь, ты там не подпеклась со всех сторон? – осведомился он. – Или не ездила на море?
– Пое-ехала, – пробормотала Катерина. Ей хотелось лежать так и дальше, и чтобы солнышко грело ноги и спину.
– Не спать, юнга. Давай собирайся, я за тобой подъеду. Или скажи мне, что я не прав.
Катерина нашарила в сумке часы и посмотрела – батюшки-светы, полдня прошло.
– Ты прав, я тут уже три часа лежу… Мне подойти на станцию?
– Ты хочешь, чтобы я прокатил тебя на большой машине с мощным мотором? – проникновенно осведомился Даниил. – На автобусе или электричке? Не повезло. Просто выйди из лесу там, где заходила, я буду тебя ждать. Если парковку найду. Приеду минут через пятнадцать. – И он положил трубку.
Катерина неторопливо собралась, помазалась на всякий случай кремом после загара, хотя обгореть не боялась – кожа у нее была довольно смуглая, загар прилипал легко и не травмировал. К счастью, «свой» выход на море она запомнила и вышла из него точно – мимо радостных мамаш с детьми, мимо группы пожилых теток в полосатых купальниках (также встречалась расцветка «дикий леопард»), мимо девушек, устроивших в соснах выездную фотосессию. Одна нажимала на кнопку зеркального фотоаппарата, вторая работала моделью, смотрела в камеру то так, то этак, – но они хохотали и разговаривали о чем-то веселом, так что было ясно: это не работа, а просто так.
Катерина им немножечко позавидовала, совсем чуть-чуть. У нее с подругами было туговато, одну Анжелу, пожалуй, и можно таковой назвать. Наверное, по возвращении в Москву надо ей позвонить. Даниил расскажет Анжеле о встрече в Риге, и не годится обижать подругу, не давать о себе знать. Катерина твердо решила, что позвонит. Она оглянулась на море, чтобы покрепче запомнить этот ласковый блеск, и пошла искать Даниила.
Он подкатил на старенькой «Тойоте» ровно в назначенное время, перегнулся через пассажирское сиденье и открыл для Катерины дверь.
– Садись. Познакомься с моей старушкой.
– С машиной? – уточнила Катерина.
– А ты видишь здесь еще каких-то старушек? Ты сама для сего звания еще слишком молода.
Сегодня он был какой-то другой – более взвинченный, что ли, и более отстраненный. Велел Катерине пристегнуться и газанул с места, невзирая на ограничение скорости. Правда, тут же снизил.
– Спасибо за совет, – произнесла Катерина; тени от сосен скользили по машине, и в глазах плясали солнечные блики. – Я все нашла, это действительно хорошее место. А как ты провел утро?
– Сочинение на тему – как я провел утро, – провозгласил Даниил, не отрывая взгляда от дороги. Глаза его прятались за солнечными очками, и толком разобрать выражение лица не получалось. – Я провел одну воспитательно-познавательную беседу и вечером буду иметь вторую. Только утром воспитывал я, а вечером будут меня. Круговорот воспитания в природе.
– Я могу чем-нибудь помочь?
– А? Нет, Кать, извини. – Он бросил на нее быстрый взгляд. – Не обращай на меня внимания. Я просто несколько дезориентирован и считаю себя слишком старым для криминальных забав, и на полицию их не скинешь, вот в чем штука. Поэтому надеюсь, что все разрешится каким-либо образом. Мироздание мне поможет.
– Ты веришь в мироздание?
– Неколебимо.
– Тогда непременно поможет.
– Особенно после обеда. Сейчас мы едем на Йомас, это проще, чем возвращаться в центр, а потом отправимся по твоим делам.
Загадочная Йомас оказалась длинной пешеходной улицей Юрмалы, донельзя туристической; народу здесь было просто море. Даниил нашел парковку, виртуозно втиснул туда «Тойоту» и потащил Катерину в ближайший ресторан. Как ни странно, место нашлось, хотя вокруг яблоку некуда было упасть.
– Забронировал, – объяснил Даниил. – Еще когда из Риги выезжал.
– Ты предусмотрительный.
Улица Йомас – самая популярная пешеходная улица в Юрмале между Майори и Дзинтари. Здесь расположены рестораны, отели и магазины, а также находится знаменитое еще с советских времен кафе-мороженое.
Ничего «национального» тут не подавали, и обед прошел довольно быстро. Катерине после купания и лежания на пляже есть, конечно, хотелось, однако не настолько, чтобы наедаться в жару, поэтому она ограничилась салатом и лимонадом. Большим стаканом лимонада.
Даниил ел быстро, разговаривал мало и думал о своем. Катя попыталась было намекнуть, что справится и сама, но он так на нее посмотрел, что возражать снова она не решилась. Ей было неловко: вот, заставила человека заниматься ее проблемами, когда у него своих хватает, и гораздо более серьезных!
Ну, может, он отвлекается так.
После обеда, когда Катерина выпила весь свой лимонад и поблагодарила официанта подсказанным Даниилом «Paldies»[3], вышли на улицу; Серебряков включил в машине навигатор и спросил адрес.
Искомый дом оказался кирпичной двенадцатиэтажкой, расположенной в тихом и зеленом спальном районе. Сразу за ней начинался то ли лес, то ли лесопарк. Наверное, хорошо здесь жить, спокойно, приблизительно как в Жуковском. Или еще лучше. У подъезда в закутке была устроена лежанка для уличных кошек, и три весьма упитанные особи непринужденно спали, свесив хвосты. Все кошки были в ошейниках.
– Я заметила, тут почти нет бездомных животных, – сказала Катерина. – И бомжей. Только одного видела у вокзала…
– Ну, попрошайки случаются, а вот с животными и правда лучше. Моя квартира тут неподалеку, знаю район. Большинство зверей посчитано, жители их прикармливают, утепляют им ящики на зиму, стерилизуют, чтобы не размножались бесконтрольно, кого-то относят в приюты. Айна с Марисом взяли кошечку из приюта, например. Ситуация не критическая.
На подъезде красовался кнопочный домофон, по которому нельзя вызвать жителей определенной квартиры, зато надо извернуться и нажать несколько кнопок одновременно, чтобы открыть дверь. Даниил попробовал несколько комбинаций, но домофон блестел новенькими кнопками, и какие именно из них нажимаются чаще, было не понять. Пришлось ждать, так как ни дворника, ни местных поблизости не наблюдалось. К счастью, минуты через три из подъезда вышла молодая мать, толкавшая перед собой коляску; Даниил придержал дверь, помог спустить громоздкую конструкцию по ступенькам, и на волне добрых дел они с Катериной все-таки оказались в подъезде. Тут было полутемно и пахло хлоркой.