– А ты читал? – заинтересовалась Катерина. Они очень медленно шли по улице по направлению к Домской площади, но разглядывать дома не хотелось, хотелось слушать, как Даниил рассказывает.
– Айна и Марис помогали мне учить латышский. Конечно, я ходил на курсы при Латвийском университете, но большую часть дало живое общение. Они мне принесли книгу Андрея Пумпурса, латышского писателя. Называется «Лачплесис». Так зовут местного народного героя.
– Как у нас – Иван-дурак? – засмеялась Катерина.
– Убереги тебя все боги мира сказать такое при латышах, – вздохнул Даниил. – Скорее вроде всех наших богатырей, вместе взятых. Про этого персонажа существует масса народных легенд, записанных в старых документах, а Пумпурс свел их все воедино и облагородил. Народ, в отличие от писателя, был неприхотлив. По версии простых латышских крестьян, Лачплесис появился на свет то ли от сожительства молодой женщины с медведем, который ее похитил, то ли от любви охотника, провалившегося в берлогу к медведице. Оттого у героя были медвежьи уши, в которых заключалась сила, как у Самсона в волосах. По версии Пумпурса, мальчика доставили боги. Но народная версия веселее.
– Еще бы…
– Согласно ей, однажды отец мальчика (тут используется версия с медведицей) сидел под деревом и наслаждался видами природы, и вдруг к нему на цыпочках подкрался медведь. Мужик предвкушал безвременную и ужасную гибель, когда появившийся сын с удалым гиканьем поймал медведя в распростертые объятия, взял одной рукой за верхнюю челюсть, другой – за нижнюю, да и разорвал зверя пополам. До этого момента ребенок, надо полагать, ходил без имени, либо с неподходящим, потому что отец, едва пришедший в себя от испуга, тут же нарек его Лачплесисом, что в переводе означает «разрывающий медведей». Сунул ему в руки меч, дал коня под седлом и отправил восвояси совершать подвиги. Чем Лачплесис и занялся, хорошо на этой ниве себя зарекомендовав. А если без шуток, – продолжал он все тем же беспечным тоном, – то он хороший народный герой, конечно. Символизирует защиту страны от захватчиков, неважно каких. В ноябре тут есть праздник имени Лачплесиса, аналог нашего Дня защитника Отечества. Традиции еще со времен Первой мировой. А нам налево.
Даниил провел Катерину узким переулком, в котором, несмотря на его небольшие размеры, сумел прилепиться кабак с летней верандой, на соседнюю улицу – и остановился. Здесь было совсем уже сказочно, разноцветные домики словно сияли отчищенными фасадами.
– Вот это самые старые здания Риги, – показал Даниил. – Три брата. Видишь, у них крыши разные? Если я не ошибаюсь, в средневековых городах было только пять типов крыш, но рисовать я тебе их не буду. Потом могу изобразить. А эти – пятнадцатый-шестнадцатый век, реставрация им пошла на пользу.
Три брата – домики на улице Маза Пилс в Старой Риге, типичный образец средневекового городского архитектурного стиля. Самый старый из домов – Белый брат, тот, который с крылечком, – построен в конце XV – начале XVI века, и рядом со входом у него сохранились каменные скамьи, типичный образец архитектуры раннего Средневековья. Вторым по старшинству является Средний брат, имеющий фасад желтого цвета; его возвели в XVII веке. И, наконец, самый младший – Зеленый брат, чья постройка приблизительно датируется началом XVIII века.
Церковь Святого Екаба (Иакова) – одна из наиболее хорошо сохранившихся средневековых церквей Риги, датируемая XIII веком, и самая небольшая по размерам. Внутри сохранились необычные фрески, регулярно проводятся концерты и службы. Часы работы: 7:00—18:30. Вход свободный.
К сожалению, в церковь Святого Екаба уже не пускали по причине позднего времени, и пришлось пройти мимо, полюбовавшись на высокий пирамидальный шпиль, скромно возвышавшийся над верхушками окрестных деревьев. Даниил мельком обозначил наличие Сейма, где заседало правительство, и провел Катерину на совершенно очаровательную узкую улочку. Мощенная, конечно же, брусчаткой, окруженная разноцветными домиками, она аккуратно изгибалась и казалась снова будто выдернутой иллюстрацией из книжки с картинками. Улочка привела к большому серому дому, в котором имелся проход на соседнюю улицу.
– Это Шведские ворота, – сказал Даниил, – забавный памятник старины – и единственные сохранившиеся ворота оборонительной стены Старого города. В реальности их устроили городские власти, а по преданию – проживавший в этом доме купец, который не хотел платить высокие налоги за ввоз товаров в город. Вот и проделал прямо в своем жилище такую дыру.
– Иногда легенды интереснее реальности.
– Но неплохо знать и то и другое, – возразил Серебряков. – Чтобы иметь возможность сравнить. Сказка – ложь, да в ней намек…
– Добрым молодцам урок! – подхватила Катерина, и они заулыбались друг другу.
– Вот спасибо тебе, – сказал ей Даниил. Он стоял совсем близко и смотрел на Катерину сверху вниз. – Вот спасибо.
– За то, что я помню эту старую цитату?
– За то, что у меня полная карусель в жизни, аферисты, воры и тунеядцы, а я стою с тобой здесь и понимаю, что воры с аферистами – дело преходящее. Черт с ними.
– Но ты мне о них расскажешь? – рискнула спросить Катерина, и Даниил, подумав мгновение, кивнул:
– Да, пожалуй. Ты все равно слышала большую часть. Расскажу.
Они прогулялись вдоль остатков кирпичной городской стены и бывших казарм Екаба, в которых теперь располагались дорогие магазины и рестораны, и вышли к Бастионной горке – парку около Рижского канала. Даниил купил на лотке мороженое, одно сунул Катерине, второе распаковал сам и потащил ее на травку. Присели на газон. Вода скромно журчала в искусственных водопадах, вдалеке крякали утки, которых здесь обитала целая стая, и тени от дубовых листьев скользили по земле и людям. Под этот природный аккомпанемент Даниил все Кате и рассказал.
Про оборотистого Белозерского.
Про бывшего вора Вадима Уткина.
Про ловкого фотографа, который, наверное, и сейчас их снимает.
Катерина оглянулась, но никого не увидела и пожала плечами:
– Ладно, пусть снимает, мне не жалко.
Ей совершенно не было страшно. Она прекрасно понимала, что происходящее – не игрушки, и не розыгрыш, и даже не чья-то глупая шутка; но рядом с Даниилом любой страх становился маленьким и глупым. Ей, Катерине, наплевать на угрозы, главное – чтобы Даниил выкрутился.
– Извини, что втянул тебя в это, – повинился Серебряков, закончив рассказывать.
– Ничего страшного, Данила-мастер. – Она доела мороженое и, ничуть не стесняясь, облизала пальцы, а потом достала из сумки влажные салфетки и поделилась с другом. – Тебе тяжелее, это раз. Два – я не боюсь. И ты за меня не волнуйся. Я в школе карате занималась.
– Правда? – удивился он.
– Чистая правда.
То, что со школьных времен все забыто, Катерина уточнять не стала. Ни к чему сейчас малозначительные подробности.
– Тогда ладно, – усмехнулся Даниил, – не буду бояться.
– Может, все-таки стоит обратиться в полицию?
– Будь дело в Москве, я бы так и сделал. Связи есть. Но на Ригу их не хватит. К тому же Белозерский утверждает, что у него везде свои люди, и я не рискну это проверять. Он хорошо расставил приоритеты, – Даниил скривился и яростно откусил кусок растаявшего эскимо. – Вы все против французских драгоценностей. Ладно, посмотрим. Я намерен ориентироваться по ходу дела.
– А если тебя поймают?
– Понадеемся, что до кражи вообще не дойдет, и я что-нибудь придумаю.
– Ты умный человек, – сказала Катерина, – ты придумаешь.
Даниил невесело рассмеялся и комментировать это заявление не стал.
9
«Да, тот самый! – ему отвечала Лаймдота.
– Как это дверь я сегодня закрыть позабыла?
Только отец ее ведал да я.
Но уж раз обнаружил
Ты затонувший наш замок, останься!
Читать будем вместе
Праотцев наших преданья
и их прекрасные песни».
В среду погода испортилась, но Катерина даже обрадовалась этому обстоятельству. Если бы не пасмурный денек, она бы терзалась проблемой выбора – отправиться снова на пляж, так приятно принявший ее вчера, или же культурно обогатиться? Но, если загорать нельзя и вода холодная, культурная программа будет как нельзя кстати. Катерина встала довольно поздно, позавтракала в отеле, побродила по улочкам и к половине двенадцатого пришла к Домскому собору.
Даниил предупредил, что почти весь день будет занят на работе – привезли выставочное оборудование, и его следовало осмотреть до того, как отвезут в Дом конгрессов, – и потому Катерина спланировала день так, чтобы не ориентироваться на Серебрякова. Она и так сбила ему все расписание. Оказывается, это приятно, когда мужчина жертвует своим временем, чтобы побыть с тобой… Наверное, с его стороны это не смотрится как жертва, потому что, если смотрится, проще утопиться.
Домский собор в пасмурную погоду выглядел еще более величественно, чем солнечным днем; она как нельзя лучше подходила его суровости и романской тяжеловесности. Катерина зашла внутрь, купила за пять латов билет в кассе и была пропущена в святая святых – громадное соборное нутро. Здесь было просторно, гулко, прохладно. На стенах – гербы, похожие на те, что Катерина видела в церкви Святого Петра, и вдавленные в пол плиты с полустершимися надписями. А над этим довлел орган. Катерина выбрала место в углу на лавочке, открыла путеводитель и прочитала, что этот монстр высотой в 25 метров включает в себя 6768 труб, металлических и деревянных, длиной от 13 миллиметров до 10 метров, имеет четыре клавиатуры для рук и одну для ног – педаль; а на пульте – 124 регистра и 47 рычагов для включения различных вспомогательных механизмов. Музыкальное чудище, создание ловких человеческих рук, словно спало в объятиях старых стен, однако ожидалось, что человек оживит его простым прикосновением.
Люди понемногу собирались, занимали понравившиеся места, однако народу было немного. Катерина сидела, прикрыв глаза, и наслаждалась тишиной, прохладой, одиночеством. Хотя общество Даниила не утомляло, сегодня Катя была рада оказаться одна. Она чувствовала в себе робкий, молодой инстинкт первооткрывателя, требующий, чтобы знакомство с городом состоялось и тет-а-тет. Только она, Катерина, и Рига, ее церкви и улицы, ее неизменная брусчатка и утки в канале, которых непременно следует покормить. Вот после концерта надо купить булку и пойти крошить ее уткам.