Серебряков застонал и на мгновение закрыл лицо ладонью; в Интернете этот жест носил емкое иностранное название «фэйспалм».
– Так вы аферист, что ли? – уточнил Даниил.
– Ну зачем же так грубо, – поморщился Вернер.
– Меня окружали милые, добрые люди, – доверительно поведал Серебряков, – медленно сжимая кольцо.
– Не обращайте внимания, – сказала Катерина, – у Данилы перебор аферистов на этой неделе. Но… вы правда этим занимались?
Вернер вздохнул, встал и прошелся по кухне туда-сюда. По всему было видно, что сейчас говорить ему нелегко.
– Вы должны понимать, что обычно я о таком не распространяюсь, но… Да. Чаще всего выступал в качестве консультанта, пару раз помогал планировать даже военные операции. И когда встретил твою маму и влюбился в нее, – он криво улыбнулся, – то все ей рассказал начистоту. Она это приняла и даже пару раз мне помогала.
– Мама планировала с вами аферы?! – Катерина ушам своим поверить не могла. Ее выдержанная, честная мама – и аферистка?!
– Ну, это громко сказано. Я полагаю, она хотела удержать меня от неприятностей и мягко намекала, что мне хорошо бы сменить работу и податься в честный бизнес. Стращала, что рано или поздно меня поймают. Я обещал, что вскорости закрою эту страницу своей жизни, и был готов измениться ради Марины, просто на это требовалось время. Люди не становятся другими в одночасье, а мне по душе был кураж, азарт, ловкие многоходовые комбинации, которые работали отдельно от меня – и потом я читал о них в газетах. Я старался остановиться, но у меня никак не получалось. Даже купил этот дом… Мне всегда нравилась Латвия, а тихое место – вот то, что требуется человеку моей профессии, когда он уходит на пенсию. И все шло так, пока в один далеко не прекрасный день Марина вдруг не исчезла. Она оставила подробное письмо, в котором просила не искать ее и не препятствовать принятому ей решению. Я все-таки попробовал, конечно, но знал лишь ее московский адрес в почтовом отделении до востребования, и в России оказалось слишком много Тумановых. Она научилась от меня заметать следы. Как я жалел в тот момент, что сам ее этому научил!
Катерина слушала, чувствуя, что челюсть медленно, но верно отвисает. Даниил толкнул подругу в бок – дескать, не лови мух, – и рот пришлось захлопнуть.
– Я недоумевал, почему она так резко ушла, ведь соглашалась подождать еще немного. Теперь все ясно. – Отец повернулся к Катерине. – Причина передо мной, и какая… совершенная причина!
Катерина почувствовала, что краснеет.
– Я писал твоей матери, – сказал Вернер, – но понятия не имел, что она получила часть этих писем и хранила их все эти годы. Дал обратный адрес моих хороших знакомых – давать этот не стал, издержки перестраховки. И вот спустя много лет ты передо мной. Катя, девочка… Ты сможешь меня простить?
– Я вас ни в чем и не обвиняла, – сказала она тихо. – Только… вы сказали, что все-таки были женаты?
– А! Недолго. Развелся через год, понял, что не моя женщина. А потом случилось то, о чем меня предупреждала твоя мама. Меня настигло правосудие.
– Карающая рука закона? – уточнил ехидный Даниил. Катерина была ему благодарна, что он воздерживается от замечаний, хотя Серебрякову вот сейчас точно не очень весело.
– Угу. Меня поймал Интерпол. Я ведь, дети мои, не просто маленький аферист, который живет в Латвии и не выглядывает за ее пределы. Какие тут аферы, боже мой! Стыдно обманывать этих людей. Я много ездил, приобрел репутацию, только однажды взялся за заказ сомнительного свойства. Стоило доверять интуиции.
– Причем гораздо раньше, – еле слышно пробормотал Даниил. Вернер будто и не услышал.
– Я провел некоторое время в заточении, а когда вышел, решил, что пора отойти от дел. С тех пор почти не консультирую, живу уединенно, часто путешествую. Это немыслимая удача, что вы меня застали. На выходных я должен был лететь в Брюссель. Но теперь к черту его, я никуда не поеду, ведь ко мне приехала… моя дочь.
Он впервые произнес это вслух, и Катерина видела, что слова дались ему с трудом, и совсем не знала, что теперь делать. Отец не против выстроить мосты между собою и внезапно обретенной дочерью, и она тоже не хотела отказываться. Поведение мамы, не пожелавшей подвергать ребенка опасности, теперь тоже стало ясным. Мама всегда хотела своей дочери добра. Что думала бы Катерина, зная, что ее папа не в ладах с законом или вообще в тюрьме сидит? Но сейчас она достаточно взрослая, чтобы справиться с этим знанием. Можно хотя бы попытаться.
Не надо пытаться, говорил магистр Йода. Делай – или не делай.
Что бы ни случилось, начало положено. Первый кирпич на желтой, как одуванчик, дороге в волшебной стране, первая ласточка в небе, первый рассветный луч. Что-то заканчивается, что-то начинается, и мама ведь не уничтожила эти письма, хотя имела на то и время, и возможности. Вдруг она хотела, чтобы Катерина их нашла? Вдруг она оставила эту крохотную тропинку, надеясь, что все изменилось? Катерина – другая, и ей полагается другое. Вот эта реальность, которую она выбрала.
У мамы своя судьба, а у нее своя.
– Кстати, я прошу прощения, – произнес Вернер, – я так растерялся, что не познакомился с вами. – Он кивнул Даниилу. – Вы Катин молодой человек или муж?
Прежде чем Катерина успела развеять это предположение, заявив поспешно, что тут только друзья, ее задушевный друг поднялся.
– Да, – сказал он холодно, – я Катин молодой человек, меня зовут Даниил Серебряков. И я не посмотрю ни на ваш возраст, ни на степень родства, если вы только попробуете втянуть Катерину в свои сомнительные дела. Это ясно?
– Даня! – шокированно пискнула Катерина. Он никак не отреагировал, не отрывая взгляда от Вернера, и повторил: – Это ясно?
– Конечно, – усмехнулся отец, глядя на Даниила с уважением. – Предельно. У вас знакомая фамилия. Серебряков… Вы случайно не тот российский ювелир, у которого здесь своя небольшая лавочка?
Даниил, видимо, понявший, что на Катерину в данный момент никто покушаться не будет, спросил с некоторым удивлением в голосе:
– Откуда вы знаете?
– Ну, господин Серебряков! Я человек образованный и слежу за событиями в культурной жизни страны. Кроме того, ювелирное дело… Всегда им интересовался.
Пара секунд потребовалась Катерине, чтобы уловить подтекст этого высказывания. Она подавила эгоистичное желание сыграть в страуса и спрятать голову в песок. Ой, что сейчас будет…
Буря над нею, впрочем, не разразилась. Даниил помолчал, а потом сказал безнадежно усталым тоном:
– Как же вы все мне надоели на этой неделе, господа аферисты. То один является и втягивает меня в дела, то вот второй… является.
– Небольшое уточнение – это вы ко мне явились.
– Я с Катериной пришел. Кто ж знал.
Катерина, наконец переварившая тот факт, что она, оказывается, считается девушкой Даниила, вмешалась:
– Просто у нас, – это «нас» вышло так естественно, как будто всегда там находилось, – выдалась непростая неделя. Даня, можно, я расскажу?
– Это же не полиция, а… наоборот, – хмыкнул он. – Что тут рассказывать? Ваш коллега, господин Вернер, по имени Ростислав Белозерский, нанес мне деловой визит и попросил об услуге. А я, между прочим, не вашей профессии человек.
Отец вдруг заинтересовался, глаза вспыхнули неподдельным интересом.
– Белозерский? – уточнил он. – Так. Давайте-ка нальем еще кофе, у меня есть хлеб, колбаса и салаты из нашей кулинарии. И мы сядем, и вы мне все расскажете. Очень подробно.
12
Стражи отчизны, герои отважные
Еще не вывелись в нашем народе.
Сестры, сплетайте венки им зеленые!
В песнях прекрасных их воспевайте!
Ювелирная выставка, конечно, не поражала великим размахом, как в иных европейских столицах, однако для Восточной Европы смотрелась на уровне.
Обычно выставки проходили в специальном центре на Кипсале – большом острове на Даугаве, в который упирался Вантовый мост, – однако эту, ввиду специфики, устроили в Доме конгрессов. Под нее требовалось не так много места, а охранять драгоценности было удобнее. Хотя мерзавец Белозерский оказался прав – уровень охраны оставлял желать лучшего.
Французы привезли не самую выдающуюся часть луврской коллекции, всего-то двадцать единиц – ожерелья и браслеты, – но для хорошего вора и это будет заработком. Смысла нет красть «Мону Лизу» или алмаз «Куллинан» – куда это девать-то? А со средневековыми украшениями средней руки проблем не возникнет, черный рынок примет их в распростертые объятия.
Все шло по установленному Белозерским плану. Подделки завезли в одном из кофров, спрятав под остальными изделиями, и охрана ничего не заподозрила. С пятницы рядом с Даниилом крутились всякие сомнительные личности, якобы наблюдающие за ходом работ, и он, пребывая в мрачнейшем расположении духа, не испытал никаких трудностей с постановочным спектаклем, натурально наорав на охранников. Устроители выставки попытались разрулить конфликт, Даниил позволил им это сделать, однако память о себе закрепил и предупредил, что будет сам наблюдать, все ли в порядке. Ему сказали: «Да ради бога», – и первая часть плана прошла без сучка без задоринки.
Всю пятницу Даниил Катерину не видел – не хотел, чтобы она мелькала поблизости, и к тому же у нее появился опекун. Окажись милейший папа алкоголиком из ближайшей канавы, Даниил разозлился бы меньше. Но Олег Вернер чем-то неуловимо напоминал Белозерского, и это сходство Серебрякова бесило. Он не стал уточнять, использовал ли Вернер во времена своей активной работы те же методы, что и подросшее поколение. Некоторых вещей лучше не знать.
В субботу выставку торжественно открыли. Она имела большой успех. Народу пришло – не протолкнуться. Даниил мельком видел Катерину, переходившую от стенда к стенду, но перекинулся с ней всего парой слов. Видел и Белозерского, тоже мельком. Тот не подал виду, что кого-то знает, однако осматривался внимательно – видимо, проверял все детали перед готовящейся ночной операцией.