Девчушка завизжала от удовольствия.
– Ой, ой, перестань, чертенок, – вскрикнул он, когда девочка вцепилась ему в волосы. – Вэл, говорят же тебе, перестань! Не то переверну тебя вверх тормашками. Я не шучу.
– Вэл? – повторила Клэри. Ну, конечно, ее зовут Валентина, прошептал в подсознании все тот же голос. Валентин Моргенштерн был славным героем этой войны; он погиб в сражении с Ходжем Старкуэзером, но сначала спас Чашу смерти. Когда Люк женился на твоей маме, они почтили его память, назвав его именем дочь.
– Клэри, скажи ему, чтобы он меня отпустил… о-о-о-ой! – завизжала Вэл, когда Джонатан перевернул ее вверх тормашками и стал раскачивать.
Наконец Джонатан усадил малышку на траву; она расхохоталась и обратила на Клэри взгляд таких же голубых, как у Люка, глаз.
– У тебя красивое платье, – сказала она.
– Спасибо, – ответила Клэри, еще не совсем придя в себя от изумления, и посмотрела на Джонатана; он улыбался, глядя сверху вниз на младшую сестренку. – У тебя грязь на лице?
Джонатан притронулся рукой к щеке.
– Шоколад, – сказал он. – Ни за что не догадаешься, за каким занятием я застал Вэл. Она запустила кулачки в свадебный торт. Надо будет подправить его. – Он искоса взглянул на Клэри. – О’кей, наверное, мне не стоило говорить об этом. Кажется, ты сейчас упадешь в обморок.
– Все в порядке. – Клэри нервно дернула себя за прядку волос.
Джонатан протянул к ней руки, как будто хотел оградить от чего-то.
– Послушай, я его приведу в порядок. Никто и не догадается, что кто-то съел половину розочек. – Он задумался. – Я мог бы съесть вторую половину, для ровного счета.
– Да! – послышался голосок Вэл. Она все так же сидела на траве у его ног и срывала одуванчики. Их белые парашютики разносил ветер.
– Кроме того, – добавил Джонатан, – тебе, наверное, захочется надеть туфли перед свадьбой.
Клэри посмотрела себе на ноги. И правда, она была босая. Босая и в золотом платье. Подол окутывал ее лодыжки, словно освещенное солнцем облако.
– Я… Какая еще свадьба?
Зеленые глаза брата округлились:
– Твоя свадьба. С Джейсом Эрондейлом. Такой вот высокий блондин. Все девчонки влюбляются в него… – Он замолчал. – У тебя ноги не замерзли? Это правда? – Он заговорщически наклонился к ней: – А хочешь, я увезу тебя за границу, во Францию. И никому не скажу, где ты. Даже если мне будут загонять бамбуковые ростки под ногти.
– Я не… – Клэри пристально посмотрела на него. – Бамбуковые ростки?
Он пожал плечами:
– Ради моей единственной сестры, не считая создания, сидящего у меня на ноге, – Вэл захныкала, – я бы это сделал. Даже если из-за этого мне бы не удалось увидать Изабель Лайтвуд в платье без бретелек.
– Изабель? Тебе нравится Изабель? – Клэри показалось, что она бежит марафонскую дистанцию и не может перевести дыхание.
Он бросил на нее косой взгляд:
– Что за проблема? Она что – совершила преступление и находится в розыске? – Он задумался. – Вообще клево было бы.
– О’кей, меня не интересует, что ты считаешь клевым, – автоматически произнесла Клэри. – Чушь!
Джонатан улыбнулся беззаботной, счастливой улыбкой. Но все же в ней читалось, что его не слишком-то заботят хорошенькие девчонки или то, что одна его сестренка съела свадебный торт другой. Клэри вдруг увидела черные глаза и следы от удара бича. Он – твой брат. Он твой брат и всегда заботится о тебе.
– Верно, – сказал он. – Как будто мне не пришлось годами выслушивать: «О-о-ой, Джейс такой умный. Как ты думаешь, я ему нравлюсь?»
– Я… – Клэри замолчала, снова почувствовав легкое головокружение. – Я просто не помню, чтобы он делал предложение.
Джонатан встал на колени перед Вэл и потянул ее за волосы. Она мурлыкала себе под нос, собирая в кучку маргаритки. Клэри прищурилась – она была уверена, что это одуванчики.
– Ох, я не знаю, сделал ли он предложение, – небрежно промолвил Джонатан. – Мы просто знали, что этим все закончится. Это было неизбежно.
– Но я ведь должна была сделать выбор. – Голос Клэри сорвался на шепот. – Мне ведь надо было ответить согласием.
– Ну, ведь ты согласилась бы? – Он внимательно смотрел на цветущие в траве маргаритки. – Между прочим, как ты думаешь: Изабель вышла бы за меня, если бы я ей предложил?
У Клэри перехватило дыхание.
– А как же Саймон?
Он взглянул на нее лучистыми глазами:
– А кто такой Саймон?
Клэри почувствовала, как земля уходит у нее из-под ног. Она протянула руку, чтобы опереться на брата, но рука прошла сквозь него. Он был неосязаем, как воздух. Зеленая лужайка, юноша и девочка на траве улетели от нее, она упала и сильно ударилась о землю локтями, тело обожгла боль.
Задыхаясь, Клэри повернулась на бок. Она лежала на клочке выжженной земли. Из земли выступали обломки булыжников, над ней нависали выгоревшие остовы каменных домов. Холодное стальное небо пронизывали черные облака, похожие на жилы вампиров. Это был мертвый мир, мир, начисто лишенный цвета и жизни вообще. Девушка свернулась на земле; перед внутренним взором были глаза брата и сестры, которых она больше не увидит.
Саймон стоял у окна. Перед ним простирался Манхэттен.
Вид впечатляющий. Центральный парк и Метрополитен, а еще дальше – небоскребы делового центра города. Опускалась ночь, один за другим зажигались городские огни – целая клумба ярких электрических цветов.
Электрические цветы. Он нахмурился. Неплохое выражение, надо бы записать. Последнее время ему некогда было работать над лирикой. Все время съедали другие дела: реклама, поездки, автографы, встречи с читателями. Порой с трудом вспоминалось, что его основная работа – сочинение музыки.
Покой. Обрести его – проблема. Темнеющее небо превратило окно в зеркало. Саймон улыбнулся своему отражению. Взъерошенные волосы, джинсы, винтажная футболка с принтом. У себя за спиной он видел комнату: целые акры пола из твердой древесины, блестящая сталь и кожаная мебель, на стене единственная изящная картина в золоченой раме. Шагал, любимый художник Клэри; пастельные розовые, голубые и зеленые тона, не подходящие к современному стилю апартаментов.
Ваза с гортензией на островке кухни, подарок матери, поздравившей его с исполнением джиги на прошлой неделе. К цветам прилагалась записка: Люблю тебя. Горжусь тобой.
Он пристально посмотрел на цветы. Гортензия… Странно. Если у него и были любимые цветы, то это розы, и мама знала это. Он отвернулся от окна и еще пристальнее посмотрел на вазу. Это и были розы. Он помотал головой. Белые розы. И ничего больше. Точно.
Он услышал звон ключей, и дверь распахнулась. Появилась миниатюрная девушка с длинными рыжими волосами и сияющей улыбкой.
– О мой бог, – сказала Клэри, то ли смеясь, то ли запыхавшись. Она захлопнула за собой дверь и прислонилась к косяку. – Не лобби, а зоопарк. Пресса, фотографы. Потрясно выйти сегодня вечером.
Она прошла по комнате, небрежно бросив на стол ключи. На ней было длинное платье из желтого шелка с разноцветными бабочками; в рыжих волосах красовалась заколка в виде бабочки. Девушка казалась теплой, любящей и открытой. И когда она приблизилась к нему и протянула руки, он подошел поцеловать ее.
Так он поступал каждый день, когда она возвращалась домой.
Чудный запах Клэри, ее духов и мыла… а пальцы в краске. Не отрываясь от его губ, она запустила пальцы ему в волосы и, смеясь, потянула так, что он едва не упал.
– Пора тебе носить туфли на каблуках, Клэри Фрэй. – Он прикоснулся губами к ее щеке.
– Терпеть не могу каблуки. Тебе придется купить мне портативную лестницу. – Она шутливо заглянула ему в лицо. – Разве что тебе захочется бросить меня ради очень высокой поклонницы.
– Никогда. – Он заправил прядь волос ей за ухо. – Разве очень высокая поклонница знает все мои любимые блюда? Помнит, что у меня была кровать в форме гоночного автомобиля? Умеет беспощадно обыгрывать меня в скрэббл? Захочет терпеть Мэтта, Кирка и Эрика?
– Поклонница способна и на большее.
– Не шали. – Он улыбнулся ей. – Тебе от меня не отделаться.
– Переживу. – Она сдернула с него очки и положила на стол. На него смотрели темные, широко открытые глаза.
На этот раз поцелуй был более жарким. Он обнял ее и прижал к себе, и Клэри прошептала:
– Я люблю тебя. Я всегда любила тебя.
– Я тоже тебя люблю, – промолвил он. – Боже, как я люблю тебя, Изабель.
Он почувствовал, как она застыла в его объятиях, а потом мир вокруг него, казалось, покрылся черными линиями, как разбитое зеркало. Его слух наполнил тонкий вой, и он отступил, спотыкаясь, вкручиваясь в темноту.
– Не смотри, не смотри…
Изабель засмеялась:
– Я не смотрю.
Она почувствовала руки у себя на глазах: мягкие руки Саймона. Он обнял ее в тот самый момент, когда она вошла в дверь квартиры, даже сумки с покупками выпали из рук.
– У меня для тебя сюрприз. – Судя по голосу, он улыбался. – Не подглядывай. Нет, правда. Я не шучу.
– Терпеть не могу сюрпризы, – сказала Изабель, – ты же знаешь.
Она видела только край коврика под руками Саймона. Коврик выбрала она сама: плотный, ярко-розовый и пушистый. В их маленькой и уютной квартирке, как ни странно, хватало места для гитар и японских мечей катана, винтажных постеров и ядовито-розовых покрывал. Когда они вселились, Саймон притащил своего кота Йоссариана. Изабель была против, но в глубине души он ей нравился. Покинув Институт, она скучала по Чёрчу.
Розовый коврик исчез, и теперь каблуки Изабель стукнулись о плитки пола на кухне.
– О’кей. – Саймон разжал руки. – Сюрприз!
– Сюприз!
На кухне было полно народу: ее родители, Джейс, Алек и Макс, Клэри, Джордан и Майя, Кирк, Мэтт и Эрик. Магнус держал бенгальский огонь, и во все стороны сыпались искры, одна из них попала на футболку Джейса, и тот громко вскрикнул. Клэри держала написанный неровными буквами плакатик: С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ИЗАБЕЛЬ! Она размахивала им, подняв высоко над головой.