— Мы Сумеречные охотники, мы в опасности, каждый час, каждый день. Я думаю, что иногда мы от всего сердца безрассудны, но это наша жизнь. Мы отдаем все, каждый кусочек себя. И если не будем, то как мы будем жить?
— Ты думаешь, что она могла разлюбить меня, — сказал Захария. — После стольких лет?
Джиа не ответила. В конце концов, это было именно то, что она думала.
— Это умный вопрос, — сказал он. — И, может быть, она не сможет. Так долго как она жива и так как она счастлива в этом мире, я буду искать пути быть счастливым так же. Даже если не рядом с ней. — Он посмотрел на похоронные костры, на длинные тени мертвых. — Какое из них тело молодого Лонгфорда? Того, кто убил своего парабатая?
— Там. — Показала Джия. — Почему ты хочешь знать?
Это худшее, что я могу себе представить, никогда бы не смог это сделать. Я не был бы достаточно храбр. Поскольку есть кто-то, кто был, я хотел бы выразить свое уважение ему, — сказал Захария и пошел по заснеженной земле к огням.
— Похороны закончились, — сказала Изабель. — По крайней мере, перестал идти дым.
Она сидела на подоконнике своей комнаты в доме Инквизитора. Комната была небольшой, с белыми стенами и цветочными занавесками. Не очень похоже на Изабель, подумала Клэри, но было бы довольно сложно повторить ее шикарную и блестящую комнату в Нью-Йорке за столь короткий срок.
— Я читала свой Кодекс на днях. — Клэри закончила застегивать синий шерстяной жакет, в который она переоделась. Она не могла больше и секунды выдержать в свитере, который она носила весь вчерашний день, в котором спала, и которого коснулся Себастьян.
— И я подумала. Все время примитивные убивают друг друга. Войны, все виды войн, они уничтожают друг друга, но это — первый раз в истории, когда Нефилимам приходится убивать других сумеречных охотников. Когда Джейс и я пытались убедить Роберта позволить нам пройти в Цитадель, я не могла понять, почему он был так упрям. Но я думаю, что теперь вроде бы поняла. Я думаю, что он просто не мог поверить, что Сумеречные охотники могли действительно поставить под угрозу жизни других Сумеречных охотников. Независимо от того, что мы рассказали им о Буррене.
Изабель коротко рассмеялась.
— Это милосердно с твоей стороны. — она притянула колени к груди. — Знаешь, твоя мама брала меня в Адамантовую Цитадель с собой. Они сказали, из меня могла бы получиться хорошая Железная Сестра.
— Я видела их в бою, — сказала Клэри. — Сестёр. Они были прекрасными. И ужасными. Ощущение, будто смотришь на огонь.
— Но они не могут выходить замуж. Они не могут быть ни с кем. Они живут вечно, но у них нет жизней, — Изабель положила подбородок на колени.
— Есть разные способы жизни, — сказала Клэри. — И посмотри на Брата Захарию…
Изабель взглянула на неё. Я слышала, как мои родители говорили о нём сегодня по пути на заседание Совета, — сказала она. — Они сказали, то, что случилось с ним, было чудом. Я никогда раньше не слышала ни о ком, кто мог бы перестать быть Безмолвным Братом. Я имею в виду, они могут умереть, но обернуть заклинание вспять, это должно быть невозможно.
— Многие вещи должны быть невозможными. — Сказала Клэри, загребая пальцами свои волосы. Она хотела в душ, но она не могла перенести мысль о том, чтобы находиться там одной под водой. Думать о маме. О Люке. Идея потерять любого из них, не думая об обоих, была столь же ужасающей как идея быть оставленной в открытом море: крошечное пятнышко человечества, окруженное милями воды вокруг и ниже, и пустое небо выше. Ничего, чтобы пришвартовать ее к земле. Машинально она начала разделять волосы, чтобы заплести их в две косы. Секунду спустя Изабель появилась позади неё в зеркале.
— Позволь мне сделать это, — грубо сказала она и захватила пряди волос Клэри, мастерски работая пальцами.
Клэри закрыла глаза и позволила себе расслабиться на мгновение от ощущения заботы кем-то о ней… Когда она была маленькой девочкой, ее мать заплела ей волосы каждое утро перед приходим Саймона, забирающего ее в школу. Она вспомнила его привычку развязывать ленты, в то время как она рисовала, и прятать их в карманы или ее рюкзак, ожидая, пока она его заметит и бросит в него карандаш. Иногда ей казалось невозможным, поверить, что ее жизнь когда-то была такой обычной.
— Эй, — Изабель слегка подтолкнула ее. — С тобой все хорошо?
— Я в порядке, — отозвалась Клэри. — В порядке. Все хорошо.
— Клэри.
Она почувствовала руку Изабель на своей руке, которая пыталась расцепить пальцы Клэри. Её рука была влажной. Клэри поняла, что она схватила одну из заколок Изабель с такой силой, что та врезалась в её ладонь и кровь стекала вниз по её запястью.
— Я не… я даже не помню, как взяла её, — тупо сказала она.
— Я возьму ее, — Изабель забрала у Клэри шпильку. — Ты не в порядке.
— Но должна быть, — сказала Клэри. — Я должна быть в порядке. Должна держать себя под контролем и не развалиться на части. Ради мамы и Люка.
Изабель издала тихий неопределенный звук. И Клэри осознала, что это ее стило прошлось по тыльной стороне ее ладони, и кровь перестала идти. Она все еще не чувствовала боли. Только темноту на краю видения, темноту, которая угрожала сомкнуться, каждый раз, когда она думала о своих родителях. Она чувствовала, как будто бы тонула, барахтаясь ногами на грани собственного сознания, чтобы держаться живой над водой.
Неожиданно Изабель открыла рот и отпрыгнула назад.
— Что такое? — спросила Клэри.
— Я увидела лицо, лицо в окне.
Клэри выхватила Геосфорос из-за пояса и начала отступать назад. Изабель была прямо позади нее, ее серебристо-золотой кнут развивался в ее руке. Он полоснул вперед, и его конец сомкнулся вокруг ручки окна и рывком оно открылось. Последовал вскрик, и маленькая, темная фигура упала на ковер, приземляясь на руки и колени.
Кнут Изабель завис в воздухе, она изумленно моргала. Тень на полу распрямилась, и показалась маленькая фигурка, одетая в черное, бледное лицо и растрепанные светлые волосы, выбившиеся из косы.
— Эмма? — удивилась Клэри.
Юго-западная часть Лонгмидоу в Промект-Парке была пуста ночью. Наполовину полная луна освещала вдалеке некоторые дома Бруклина, за пределами парка, деревья без растительности и расчищенную от снега площадку в парке. Это был круг, примерно двадцати футов в диаметре, окруженный оборотнями. Вся Нью-Йоркская стая была там: тридцать или сорок оборотней, молодых и старых. Лейла, её темные волосы были связаны сзади в конский хвост, прошествовала в центр круга и хлопнула один раз, чтобы привлечь внимание.
— Члены стаи, — сказала она. — Был брошен вызов. Руфус Гастингс оспорил Бартоломью Веласкеса по поводу старшинства и лидерства в стае Нью-Йорка. — в толпе забормотали. Лейла повысила голос.
— Это вопрос временного лидерства в отсутствие Люка Гарроуэя. Никаких обсуждений замены Люка в качестве лидера в это время не будет. — она сцепила руки за спиной.
— Пожалуйста, Бартоломью и Руфус, выйдете вперед.
Бэт шагнул вперед, и мгновение спустя Руфус последовал его примеру. Оба были одеты не по погоде: в джинсах, футболках и ботинках, руки обнажены, несмотря на холод.
— Правила вызова таковы, — сказала Лейла. — Волк должен побороть волка без оружия, за исключением зубов и когтей. Потому как это сражение за лидерство, борьба будет до смерти, а не до крови. Выживший станет лидером, а все остальные волки присягнут ему этим вечером. Вам понятно?
Бэт кивнул. Он выглядел напряженным, его зубы были стиснуты; Руфус улыбался всем, размахивая руками по сторонам. Он отмахнулся от слов Лейлы.
— Мы все знаем, как это работает, малышка.
Её губы сжались в тонкую линию.
— Тогда вы можете начинать, — сказала она, однако когда она встала в круг вместе с остальными, она пробормотала: — Удачи, Бэт. — достаточно громко, чтобы все расслышали её.
Руфус, казалось, не беспокоился. Он все еще ухмылялся, и в момент, когда Лейла встала в круг со стаей, он бросился. Бэт обошел его. Руфус был большой и тяжелый; Бэт был легче и быстрее. Он развернулся в сторону, увернувшись от когтей Руфуса, и вернулся с апперкот, чтобы схатить голову Руфуса. Он держал преимущество, быстро обрушивая на него удары, послали другого волка камнем назад; Руфуса тащили по земле, как в глубине его горла началось низкое рычание. Его руки висели по бокам, пальцы сжаты. Бэт снова замахнулся, нанося удар в плечо Руфуса, в то время как тот обернулся и замахнулся левой рукой. Его когти были полностью высвобождены, массивные и блестящие в лунном свете. Было ясно, что он заточил их как-то. Каждый коготь был как бритва, и они полоснули по груди Бэта, разрезав его рубашку и кожу под ней. Грудная клетка Бэта расцвела алым.
— Первая кровь, — крикнула Лейла, и волки начали топать, медленно, каждый поднимал свою левую ногу и ударял ею в ровном ритме, так, чтоб земля, казалось, отозвалась эхом, как барабан.
Руфус усмехнулся снова и двинулся на Бэта. Бэт размахнулся и ударил его, нанося еще один удар в челюсть, из-за чего у него пошла кровь. Руфус повернул голову в его сторону, сплюнул красным на траву, и продолжил наступать. Бэт отошел назад, его когти теперь были выпущены, а глаза были плоскими и желтыми. Он зарычал и совершил выпад. Руфус схватил его за ногу и вывернул, бросив Бэта на землю. Он бросился на Бэта, но тот уже откатился, и Руфус приземлился на землю.
Бэт пошатывался на своих ногах, но было ясно, что он терял кровь. Кровь стекала по его груди и впитывалась пояс его джинсов, и его руки были влажными от нее. Он полоснул своими когтями; Руфус повернулся и принял удар на плечо, получив четыре неглубоких пореза. С рычанием он схватил Бэта за запястье и выкрутил руку. Треск костей был громкий, и Бэт ахнул и отступил. Руфус совершил выпад. Своим весом он опрокинул Бэта на землю, сильно ударив его головой о корни дерева. Бэт обмяк.
Остальные волки всё еще топали ногами по земле. Некоторые из них открыто плакали, но никто не двинулся вперед, когда Руфус сел на Бэта, одной рукой прижимая его к траве, другой замахиваясь, поблескивая заточенными когтями. Он приготовился нанести смертельный удар…