Парк Золотые Ворота раскинулся от сердца Сан-Франциско до побережья – больше тысячи акров открытого пространства. За годы, прошедшие после Чумы, он разросся и одичал. По лугам бродили олени с белыми хвостиками и табуны диких лошадей – их предки когда-то катали детишек по выходным. Перелетные утки часто гостили на зацветших прудах, нагуливая жирок перед долгой дорогой. Лужайка перед огромной Оранжереей приобрела вид мохнатый и косматый – трава уже давно поглотила аккуратные клумбы. Теперь здесь паслись дикие быки (да-да, потомки тех ручных животных, что робко брали сладкие булочки с изюмом из рук восторженных туристов). Они недоверчиво принюхивались к тем экзотическим растениям, что смогли пробиться через стеклянные стены Консерватории и теперь тянулись к солнцу.
Дэнни-бой проверил силки, расставленные в низких кустиках у Консерватории, и обнаружил одного-единственного кролика. Вытащив добычу, он поправил ловушку и продолжил свой путь. Велосипед катился по дорожке, ведущей мимо Японского чайного сада, музея «Де Янг», Музея восточного искусства и Калифорнийской академии наук. Наконец он достиг назначенного места и резко затормозил, переполошив голубей, мирно клюющих что-то в расщелинах асфальта.
– Рэнделл! Эй, ты здесь?
Бык, пасшийся у входа в Японский сад, недоверчиво покосился в его сторону. Декоративная японская слива уронила несколько листьев, и они, кружась, опустились Дэнни под ноги.
– Рэнделл!
Его голос отозвался эхом под сводами Академии. Три оленя бросились прочь под сень деревьев. Дэнни сделал несколько кругов, высматривая друга. Воздух был мягок и свеж, солнце разукрашивало землю узорными тенями, и молодой человек, поддавшись очарованию дня, катался по парку, забыв о цели своего прихода. Велосипед подпрыгивал на камнях, склянки в повозке громыхали.
Вдруг он почувствовал, что за ним наблюдают. Рэнделл, стоя рядом с быком, смотрел на него бесстрастными глазами.
– Рэнделл, наконец-то! Рад тебя видеть. Дэнни резко затормозил.
Мужчина бросил на землю седельные мешки.
– Это принадлежит женщине, которую ты нашел. Молодой человек нахмурился. Опять Рэнделл знает больше, чем должен бы.
– Откуда ты знаешь, что она у меня?
– Мне рассказали обезьяны.
– А… Ну и что же они сказали?
– Говорят, грядут перемены. На нас движется беда. Эта женщина – предвестник несчастья.
– Предвестник? Навряд ли. Рэнделл пожал плечами.
– Может быть, именно она поможет справиться с бедой, но точно пока неизвестно.
– Да что за беда? О чем ты? Друг замялся, отводя глаза.
– Я не знаю точно, но что-то плохое произойдет. Он задумчиво разглядывал мешки, поглаживая бороду. Потом взглянул черными глазами в лицо Дэнни-бою.
– Ее лошадь присоединилась к табуну в парке, передай ей.
– Хорошо, передам.
– Береги себя, друг!
– Беречь от чего?
Рэнделл вновь пожал плечами.
– Узнаю – скажу.
Он ушел, оставив Дэнни наедине с жующим быком. Тот потряс головой и фыркнул, выражение его красных глаз было явно не дружеским. Молодой человек попятился.
Придя домой, Дэнни застал девушку спящей в кресле. Она выглядела хрупкой и уязвимой. Он заметил, что на затылке волосы ее вьются мелкими колечками. Дэнни-бой осторожно дотронулся до ее плеча, чтобы разбудить, и ее глаза немедленно широко распахнулись. Опять она напомнила ему диких животных, которых он. иногда спугивал, бродя по заброшенным офисным зданиям. Серая лиса, бесшумно скользнувшая в дверь мимо него; енот, разгневанно смотрящий огромными светящимися глазами. У девушки было похожее выражение во взгляде – она знала секреты, но не хотела ими делиться.
– Привет, я вернулся. Вот, чистая одежда для тебя. Я поговорил с Рэнделлом – твоя лошадь в парке, пасется с дикими табунами.
Девушка потянулась за мешками, но поморщилась и вновь опустилась в кресло.
– Давай помогу.
Дэнни развязал мешки под ее немигающим взглядом и протянул ей. Она рылась в вещах, нетерпеливо отбрасывая сушеные абрикосы, вяленое мясо, миндаль, пока не нашла то, что так искала, – стеклянный шар на черной подставке.
– Это Сан-Франциско, – объяснила девушка, показывая шар молодому человеку. Перевернув его, она в который раз залюбовалась золотым дождем. – Я смотрю на него уже много лет, и не надоедает.
Он улыбнулся и постучал пальцем по стеклу.
– Смотри, Юнион-сквер, мы сейчас здесь. А вот «Трансаатлантик».
– Я была там! – воскликнула девушка. – Точно, я пришла по этой улице. Кто-то изрисовал все стены странными картинами.
– Это неомайянисты. – Перехватив ее недоумевающий взгляд, он пояснил: – Художники граффити, они живут в районе Мишн-стрит и хотят сделать из «Транс-америки» что-то вроде храма.
Девушка задумчиво наблюдала за кружащимися блестками в шаре.
– По дороге в Город я видела толпу людей, сделанных из металла. Когда дул ветер, они как будто шептались.
– Это скульптура Затча и Гамбита. Они назвали ее «Разговор ни о чем».
– А музыка? Я слышала странные глухие звуки, как вой на ветру.
– Аа-а-а, это ветряной орган Гамбита. Ветер играет на нем.
– А механический паук, размером с собаку? Он обогнал меня в центре Города.
– Его создал Робот. Робот вообще изобрел множество машин, которые бегают теперь по Городу. Некоторым это не нравится, но они не причиняют никому вреда.
Дэнни взглянул на нее. Девушка облизнула губы, она явно хотела задать еще какой-то вопрос, но не решалась. Наконец она спросила:
– Я видела Ангела, который забрал мою мать. Его тоже построил Робот?
– Ангел? – Молодой человек нахмурился. – Что еще за Ангел?
Девушка описала ему свое приключение на улицах Города, ее глаза горели от волнения. Дослушав, Дэнни покачал головой.
– Никогда не видел ничего подобного. Может быть, это дело рук Робота, но я что-то не уверен. Ладно, узнаю у него поточнее.
Девушка с надеждой кивнула и спрятала шар в рюкзак.
– Хочешь есть? – спросил Дэнни и, услышав утвердительный ответ, предложил: – Я готовлю на крыше. Пойдем покажу.
Они поднялись на третий этаж и вышли на крышу. До Чумы это было что-то вроде сада, соединявшего старое здание с новым корпусом. Стены отеля защищали его от ветра, и Дэнни-бой использовал пространство как кухню и мастерскую. В хорошую погоду он готовил на воздухе, разводя огонь из обломков старой мебели и прочего мусора, найденного на улице.
Огонь весело затрещал, и Дэнни-бой принялся свежевать кроликов, пойманных в парке. Девушка сидела на краю крыши, свесив ноги и барабаня пятками по стене. Закончив приготовления, молодой человек сел рядом. Изабель лежала между ними, посапывая во сне. Солнце заходило, оставляя тянущее чувство потери, упущенной возможности. Над ними кружила чайка, и лучи заката окрашивали ее белоснежные крылья пурпурными пятнами. На фоне темно-синего неба то тут, то там возникали столбы дыма, как огромные грязно-серые знаки вопроса.
– Сколько людей здесь живет? – спросила девушка внезапно.
– Не знаю, человек сто или около того.
– А сколько было до Чумы? Он пожал плечами.
– Об этом лучше спросить мисс Мигсдэйл или Ученого – он-то уж точно знает.
Девушка почесывала Изабель за ухом, и собачий хвост равномерно молотил по крыше. Дэнни улыбнулся.
– Любишь собак? Она кивнула.
– Да, очень. У меня дома была собака… Ее пристрелили солдаты.
– Мать Изабель была дикой собакой. Я нашел щенят в подвале разрушенного дома, они скулили, все пытались присосаться к пальцу.
– Где же была их мать?
– Не знаю, я караулил целый день, но она так и не появилась. Я взял щенят, выкармливал их молоком из соски, пока они не подросли и не смогли есть сами. Двух сразу пришлось отдать Даффу в обмен на молоко, остальных раздал друзьям, а Изабель оставил себе. Она была самой смышленой из помета.
Изабель потянулась и заворчала. Девушка потрепала ее по холке.
– Помогаешь бездомным, значит?
– Да, а что? Ты не помогла бы? Она задумалась лишь на секунду.
– Собаке – да, человеку – вряд ли.
– Эсмеральда подобрала меня на улице. Когда родители умерли от Чумы, мне было только три года. Я помню, как увидел их мертвыми и убежал, весь в слезах. Эсмеральда нашла меня и приютила. Людям надо верить.
– Мама верила людям, – глухо отозвалась девушка. – Помню, когда я была совсем маленькой, к нам зашел торговец. Он предлагал пинту керосина в обмен на орехи. Миндаля у нас было предостаточно, а керосина не хватало, и мать впустила его в дом. Когда она положила ружье, чтобы отсыпать человеку орехов, он схватил ее. Я играла на улице и услышала ее крик. – Голос девушки дрогнул, и она несколько мгновений молчала, наблюдая за собакой. – Я схватила во дворе топор с поленницы и ударила его. Сначала по ногам, а когда он упал – по голове. Мама плакала, ее одежда была разодрана. Все вокруг было залито кровью того человека. Мы закопали тело в саду, без всякого надгробия. Повозка, на которой он приехал, и лошади остались у нас. Я научилась ездить верхом.
Дэнни-бой инстинктивно сделал движение ей навстречу, чтобы утешить, но девушка холодно взглянула ему в лицо. В ее глазах читалось предупреждение.
– Так что я не верю людям, нет в них ничего хорошего.
– Я знаю много добрых людей, – мягко возразил молодой человек, но она не ответила.
Он поворошил угли, установил над огнем решетку и разложил на ней куски кроличьего мяса. Сок закапал в костер.
– Смотри! – вдруг окликнула его гостья.
На уровне крыши в воздухе зависла колибри, привлеченная яркой красной рубашкой девушки. Дэнни слышал треск крошечных крыльев. Птичка переливалась ярким оперением, как переливается на солнце капля росы в траве. Девушка растерянно улыбнулась.
– Глупенькая, приняла меня за цветок!
Когда ужин был готов, они съели пахнущее дымом мясо из китайских тарелок, найденных Дэнни на кухне отеля. Солнце зашло, но звезд пока не было видно. Улицы внизу опустели, только кошки крадучись выбирались на охоту в парк.