Евгений РожковГОРОД ОТРАВЛЕННЫХ ДУШ
1. Загадка первая
Погода в это августовское воскресенье выдалась тихая, было необыкновенно жарко для Севера. Именно в этот день почему-то пахло пылью — это впоследствии многие отмечали — пылью древности. Возможно, этот запах занесен из Азии — прародины народов, заселяющих Чукотский полуостров. Той глубинной Азии, где и теперь тащатся по древним дорогам, взметывая пыль, арбы с вечным грузом человеческих страстей.
Распродажа загадочных плодов началась под вечер, когда солнце слегка потускнело — высветилось скупым, северным теплом — в часы, когда выспавшиеся за день, самодовольные, сытые мужчины, с коротко стриженными затылками, распираемые энергией и силой, заботливо держа под локоть подруг, выходят на оздоровительный променад. Продавал плоды неизвестный в городе человек, чрезвычайно обходительный, вежливый — вежливость незнакомца отмечалась всеми. Судя по убедительным, клятвенным заверениям очевидцев, незнакомец продавал плоды одновременно в разных местах.
В описании внешности продавца так много противоречивого, как это всегда бывает в случаях, когда конкретно никто ни кого не видел, но каждый горячо и убедительно утверждал, что именно он, а не кто другой присутствовал при этом «поблизости».
Одни, фанаты факта (так они себя называли), уверяли, что это был мужчина с восточной внешностью, с посеревшим от пыли лицом, с глазами мудрого дервиша, с длинными вьющимися чёрными волосами, с женственными губами, в стеганом ватном халате, а может фуфайке. Другие, не меньшие ревнители правды, заверяли всех, что это была женщина, действительно, восточной наружности, с загорелым, напудренным лицом (отсюда ощущение запыленности ее лица), коротко стриженная, «как ворон черноволосая» — сравнение записанное со слов очевидца — в облезлых джинсах, как танцовщица узкобедрая, с застывшей, обаятельной улыбкой на губах.
И вот, что еще было удивительно: нашлись такие, кто клятвенно заверял, будто плодов не покупали, хотя знали, что их кто-то где-то продавал, не ели их, но вкус помнят. Другие вообще несли несусветное, якобы за плоды они платили, — «вот те крест, вытаскивал из кармана хрустящие купюры» — но домой возвращались с тем числом рублей, что и до прогулки, а купленные плоды дома испарялись.
Не менее противоречивы слухи (прямо азиатчина какая-то) в описании загадочных плодов.
Одни доказывали, что плод похож на крупный помидор, по вкусу напоминает апельсин в смеси с инжиром, но пахнет пропыленным мандарином (возможно, рос у дороги), имеет семена арбуза, а размножается черенками — «это так и должно быть, потому что это мы сами утверждаем» — по весу необычно легкий, точно он из папье-маше, а когда его едят, издает хруст молодого первородного огурца, столь надежно оккупировавшего весь мир за многие столетия, споро наступая из влажных земель Индии.
Другие утверждали, что у плода типичный вкус теплого южного винограда, семена не арбузные, а дынные, причем и запах дынный, с примесью запаха глины — азиатских многовековых дорог и времен, но плод (что уж тут скажешь!) действительно, необычного, редкого на Севере пурпурного цвета. Кожица нежная, ранимая, а сам плод просвечивается, так что видны семена и ядро, некая вселенская сингулярность, законсервированной всеобщей жизни. Кое-кто бился об заклад, что плод вовсе без кожуры, а потому в темноте светится, напоминая игрушечный бумажный фонарик.
Так и не удалось выяснить, кто же продавал плоды, покупали их люди или брали даром, кто откушал этот загадочный фрукт. Всё перепуталось. Возможно, многие не ели плод, а просто «запомнили» его вкус по рассказам других, как запоминают жизнь из книг и сказаний, затем выдавая ее за свою.
Город Анадырь, где происходили все эти таинственные события, отмечен на картах всего мира (возможно и других миров), крохотным чёрным кружочком с красной точкой — эмбрион пучка света — посредине. Так изображают все малые административные центры в наше административное время.
Чёрный кружочек с красной точкой, по меткому выражению любителя «зеленого змия» напоминает красноглазую (возможно с похмелья) муху в профиль, примостившуюся на крохотном клочке суши. Если продолжать этот «насекомый» изобразительный ряд, то само острие коричневой суши на карте — Чукотский полуостров — это тело мухи, а единственная нога — это Камчатка, то тогда точка, изображающая г о р о д, будет напоминать не глаз, а то отверстие, которое находится между ног, из которого насекомые выбрасывают дерьмо.
Облик всего сущего создается не только внешним видом, но и внутренней сутью. Иногда облик предмета лучше всего распознать именно через внутреннюю суть.
В Анадырь не ведут привычные в наши дни широкие автострады, такие, как в Бельгии или Швейцарии, сюда не дотянулись железные дороги — вечный конкурент морскому и авиационному транспорту. В город можно попасть только двумя путями — это по воде и воздуху. Поскольку море, окружающее сушу, на которой расположен город, сковано льдом восемь месяцев, то воздух становится единственной возможностью достичь этих берегов людям и птицам.
Главная достопримечательность города — его сиятельство чиновник. Тут так много разного рода гор-, рай-, окр- контор, что город можно было бы считать одной большой конторой.
Ещё город славен свадьбами и разводами. Ежегодно в местных ресторанах и кафе шумно и пышно отмечается двести свадеб. Опять же ежегодно в ЗАГСе, опять же шумно, с обильным застольем, расторгается четыреста браков.
Таким образом, славный град Анадырь стал кузницей разводов. До сих пор причина столь необычного явления не разгадана. Острословы называют город полюсом разводов. В самом деле, есть же полюс холода, магнитный полюс. Почему бы не быть, и полюсу разводов?
Все нормальные города на земле родились в далекой древности на перекрестке торговых путей. Анадырь — на перекрестке военных дорог, которых тут не было. Потому-то он вначале и назывался не поселением, а постом.
Рождённый вместо пеленок в солдатских портянках, в серой шинели не гоголевской, а казацкой, город отличается суровостью нравов.
Здесь по-солдатски размашисто пьют мужчины, размашисто по-солдатски изменяют им женщины.
На протяжении многих лет этот город был чисто мужским, когда появление в нём женщины воспринималось событийно. На нее смотрели, как на райскую, редкую птаху, случайно залетевшую в мир холода и пург. Теперь тут живет много молодых женщин, и былая мужская черствость переросла в женскую вседозволенность, болезненную ранимость, которая изменила стиль жизни в городе, с той обреченной, айсберговой, подводной силой, которая тем значимее, чем незаметнее.
Город строился быстро, стремительно отвоевывая у тундры пространство.
Точно так же теперь стремительно перестраивается, перекрашивается, прощаясь с серостью, превращаясь в кокетливую чрезмерно раскрашенную девицу легкого поведения.
В былые годы город строили те, кому и предназначалось в нём жить. Строили они его торопливо и небрежно, точно жить тут собирались временно и недолго. Скорее, они не строили город, а лепили, где придется и как придется. Хотя в планах начальства город должен был вырасти в огромное бетонное чудище со стотысячным населением. Не вырос. Финансовая пуповина, через которую подпитывалось строительство города, была отрезана с падением большевизма в стране.
Город хирел, разрушался, но тут произошло чудо, на земли, где расположен город, пришел Богатый человек и всё разом изменилось. Богатого человека были амбиции. Он пожелал город сделать иным, и чтобы об этом заговорили во всём мире. Город стали перестраивать, только не те, кто тут собирался жить, а завезенные из далеких городов Малой Азии специалисты. Их пыльные лица, ломаный шершавый говор, похожий на клекот орлов, балахонная одежда, примелькались в городе. Их кровь незаметно, но уже вливается в иные женские сосуды. Кровь северянок, пра, пра родина которых является Азия, сливается с молодой кровью прибывших от туда строителей. Это и есть веление времени или случайное пришествие, которое сотворил Богатый человек? Кто может ответить на этот вопрос? Да и нужно ли на него отвечать?
2. Торжество без вдохновенья
В это же августовское воскресенье, когда еще солнце не зашло за горизонт, в помещении городского музея собрались и его сотрудники, и частично работники управленческого аппарата департамента культуры. Отмечалось два важных события — это отъезд в центральные районы страны старейшего сотрудника музея Зои Ивановны Водолеевой и открытие новой музейной экспозиции «Одежда коренных народов Севера». Поскольку выколачивание квартиры на материке для Зои Ивановны стоило больших усилий для всего управленческого аппарата, а создание новой экспозиции больших денег, то и решено было отметить застольем эти важные события.
Стол накрыли в небольшой комнатке, которую работники музея называли интимной. Тут и впрямь частенько закрывались парочки молодых сотрудников, для «беседы», тут… Впрочем, не стоит раскрывать тайны музейного двора. Широкий, мягкий диван, занимавший часть комнаты, мог рассказать о многом. Поскольку муж Зои Ивановны работал бригадиром на неводе, на столе преобладали рыбные блюда. Тут котлеты из нерки и кеты, икра в глубоких столовых тарелках (ешь вволю), маринованные грибы, даже брусника, компоты из голубики и морошки, холодец из свинины и оленины, другие блюда, была даже тушеная лосятина. Муж Зои Ивановны, к тому же, был и заядлым охотником.
Часть участников застолья сидели за столом на прочных стулья, другая, в основном, старшая часть — на диване. Их притягивало это роскошное ложе с большой, похожей на попу жирного медведя вмятиной посредине. Сколько голеньких, девичьих поп покрутилось в этой диванной долине, одному только дивану и известно. Но он всегда молчалив, а если и поскрипывает, то уж об этом ни кому не рассказывает. Во главе стола восседала сама начальница Управления культуры Тамара Ивановна Столбова. Возраст этой женщины приближался к пятидесяти и это решительным образом влияло на всю ее жизнь. Она пыталась ограничить себя во всём, но не могла, ибо привыкла жить так, как того требует душа и тело. Разум, и появившиеся в последнее время телесные болячки, говорили о том, что в жизни её всё уже позади, но душа, привыкшая к широте и необузданности, не желала смириться с этим. Это внутреннее противоречие и было основой, которая изменяла ее характер, подчас влияла на поступки. За долгие годы работы в качестве начальника управления, Тамара Ивановна привыкла и к хорошей зарплате, к уважению подчиненных, и тем льготам, которые давала сама должность, кто бы ее не занимал. Всего два года назад, при прежнем губернаторе Александре Викторовиче Наярове, она чувствовала себя прочно и комфортно в роли начальника. Тратила государственные деньги не оглядываясь, не боясь за последствия. Так тратили средства все управленцы, тратил их и сам глава округа. Это было время неприкрытого воровства на всех уровнях государственной власти. С приходом к власти Богатого человека, многое изменилось. Нет, деньги так же тратили безалаберно, широко, пожалуй, еще в больших размерах, но тратили другие. Её более всего возмущало то, что она попала в лагерь второразрядных людей. Первыми считались те, что прибыли сюда «поднимать» из руин Чукотку. Участники застолья наполнили фужеры вином, рюмки водкой, стаканы сиропом, тарелки закуской. Первый тост попросили произнести Тамару Ивановну. Она повела плечами, как бы выражая некоторое неудовольств