Но кто-то из работников бухгалтерии растрезвонил о проведенной операции, так появилась в коллективной жалобе строчка о не правильном использовании государственных средств.
— Да не дрейфь ты, — успокаивал его Честнухин. — У меня кореш — городской прокурор, всё замнёт, и всё загладит. И всё-таки на душе было тревожно. Ещё и поэтому Бугрову хотелось покинуть побыстрее Анадырь и Чукотку. Он помнил, почти два года назад какую принял телерадиокомпанию. Интересные самобытные журналисты, высокого уровня передачи, как на радио, так и на телевидении Участие в различных, даже международных конкурсах, шумная радость по поводу побед. Везде царил творческий дух, желание хорошо работать. Теперь во всей компании не осталось ни одного человека с журналистским образованием. Кругом унынье, наушничество, безразличие к работе. Даже оставшиеся работники радио и телевидения в открытую презирают Бугрова и Честнухина.
К концу рабочего дня Честнухин почувствовал во всём теле недомогание. Его ломало, как-то вытягивало, шумело в голове, будто внутрь ее налили шипящую газировку. «Что это со мной? — еще не испуганно и даже не с особой тревогой подумал он. — Вроде ничего не делал, а чувствую столетнюю усталость». Он не знал, какова эта «столетняя усталость», просто выражение само собой пришло в его голову.
— Может по рюмке пропустим в баре? — предложил он Бугрову, скучающему за рабочим столом.
— А что, это прекрасная идея, тем более, что мне не грех и опохмелиться. — ответил весело тот.
Быстро оделись, прошли длинный коридор офиса, вышли на улицу.
Чувствовался легкий морозец, было безветренно. Весь город выкрашен алым, закатным солнечным светом. Уже давно выбелило сопки у горизонта и в алых лучах солнца, они светились розово и возвышенно. Землю давно сковал мороз, кое-где на обочинах дорог серел снег.
Здание развлекательного центра находилось всего в нескольких метрах от служебного офиса Честнухина и Бугрова.
Из раздевалки сразу направились к стойке бара.
— Нам два по сто, — ласково, сокровенно заказал Бугров.
В этом заведении его все хорошо знали, ибо бывал он тут часто.
— Чего-то меня сегодня искручивает всего, — пожаловался Честнухин.
Может перед пургой? Сейчас выпьем и всё, как рукой снимет.
— Надеюсь на это. Лишь бы холодная водка была.
— Будет, — уверенно сказал Бугров. — Лёша, а водка у тебя холодная? Нам непременно холодную нужно, — обратился он к бармену.
— Конечно холодная! У нас только холодная и вкусная.
— А ты знаешь, как о водке сказал поэт Светлов «Водка бывает хорошая или очень хорошая!»
Все засмеялись. Бугров попросил нарезанный лимон и два бутерброда с ветчиной. Выпили, стали жевать бутерброды.
Честнухин был грустен, задумчив. Он прислушивался к себе, и чувствовал, что в нём происходит что-то необычное, болезненное.
— Не полегчало? — с той же веселостью, как и рассказывал о водке, спросил Бугров.
— Пока нет.
— Тогда еще по одной. И непременно полегчает.
Выпили. Опять бросили в рот по кругляшку лимона, зажевали кислоту бутербродом. Бугров хоть и пьянел быстро, но всегда крепко держался на ногах.
— Мне думается, что меня отравили, — сказал Честнухин.
— С чего ты взял? — удивился Бугров.
— Помнишь, я тебе рассказывал, что какого-то плода попробовал?
— Но ты ж выблевал его, — извиняюсь за крутое выражение, не за столом бы сказанное.
— После этого во мне всё и началось. Чувствую, ощущаю, но понять ни хрена ни могу.
— Сходи к врачу.
— Плевал я на этих коновалов. Тут, наверное, в больнице одни дураки собрались.
— Почему же, очень даже врачей-северян хвалят.
— Хвалить всё можно, но лучше ничего не хвалить, — буркнул раздраженно Честнухин.
Говорить им друг с другом было не о чем. Они надоели друг другу и встречались только потому, что вместе работали и были связаны многими неблаговидными делами и поступками.
— Не пропустить ли нам еще по одной! — весело предложил Бугров.
— Нет! Не могу! Мне стало хуже! — зло отрубил Честнухин. Соскочил на пол и пошел к выходу.
«Сволочь, опять не распалился! Всё время пьет на холяву. Вот и крутит его за жадность», — сердито подумал Бугров и тотчас заказал еще сто грамм водки.
В раздевалке Честнухин столкнулся с турком Кармалем.
Тот схватил его за рукав шубы, вытаращив глаза почти закричал:
— Делай дэвушка иначе очен горько будет!
— Сделана уже!
— Как зовется?
— Виктория!
— Сколькам лет?
— Девятнадцать и очень красивая.
— Чукочанка?
— Тебе-то какая разница, лишь бы дырка была!
— Нэт, нужен хороший секс. Буду платить и тэбе буду вновь платыт. Но гыляди, обман — жуткий дело.
Честнухин, наконец, освободился от турецкого специалиста и побежал по улице, трусливо оглядываясь, дрожа всем телом. Пробежав целый квартал, Честнухин остановился, чтобы перевести дыхание. Тут ему почудилось, что кто-то за ним бежит. По-заячьи, подпрыгнув на месте, Честнухин рванул далее. Пробежав еще квартал, он остановился в изнеможении, прижался к стене дома. Он дышал со свистом, в левом боку кололо. Такого раньше с ним не было. Прежде он был натренированным конвоиром, метким стрелком-милиционером, футболистом сборной УВД. Что ж теперь стряслось с ним? Он не мог найти ответа. Шёл, думал и ничего не понимал. «Сволочи, люди, мерзкие тараканы, это они мстят мне, преследуют меня, — озлобленно думал он. — Они мне и этот вонючий, отравленный светящийся плод подсунули. Но я его не ел, могу поклясться всем, что у меня есть. Я никогда эти вонючие плоды не вкушал. Это всё месть, месть, месть!»
Бормоча слово «Месть», Честнухин еле дошел до дома, открыв входную дверь, он рухнул у порога в прихожей и мгновенно заснул.
20. Загадка третья
Прогуливаясь по улице, я проходил мимо злачного заведения, в тот момент, когда к мужчине в дорогой кожаной шубе, стоявшему на крыльце, приставал другой и требовал от него что-то… Требовал иностранец, ибо изъяснялся он на ломанном русском языке. Другой, от которого что-то требовали, говорил на чистом русском. И я узнал этого человека, только что вышедшего из питейного заведения. Просвечивая его взглядом, как рентгеном, сразу понял, что болезнь, родившаяся в нём совсем недавно, стремительно прогрессирует. Я ни чем не мог ему помочь. Он был обречен, природа избавлялась от него. Наверное, он думает, что ему кто-то мстит, но природа вовсе не мстит, и даже не наказывает, а расставляет всё на свои места. Природа благородна, даже в самых, казалось бы, жестоких своих проявлениях. Она превратит этого человека в тлен, горстку атомов и молекул, из которых он состоял, и растворит в земной плоти, дав, тем самым, пищу и основу продолжения жизни, может быть траве или безвредному цветку, который, в свое время, напоит нектаром пчелу или бабочку, а эти в свою очередь… Бесконечный круговорот на планете Земля, летящей в комическом пространстве со скоростью 240 тысяч километров в секунду.
Это он сбил меня, ведя машину по глухой бетонированной улице семь лет назад. Это он со своим ни то начальником, ни то приятелем затем сбросил меня с обрыва в холодные воды лимана. Жестокая правда жизни! Я не злился на него. В какой-то мере даже ему благодарен. Проживая какое-то время на земле, сколько бы я еще совершил неблаговидных поступков? Вольно или невольно скольким бы людям принес огорчения? Теперь мой дух живет, и долго, долго, возможно тысячелетия, будет жить. А он, мой убийца, столько уже сделал зла людям, что тело его и дух его будут растворены в земле и он никогда не познает радостей и печалей потустороннего мира.
В мире много разных злодеев, но кающихся мало. Может, поэтому природа к ним так сурова и беспощадна?
На улице пахло снегом и приближающимися холодами. Со стороны лимана дул не сильный, но обжигающий холодом лицо, ветер. На улицах безлюдно. Хотя время раннее. По телевидению идет один из популярных бразильских сериалов.
Почему люди так бездарно и бесценно тратят свое время? Для меня лично это было всегда загадкой. Ведь человеку не так много отпущено времени жить на земле. Загадка не разрешимая.
Хотя бы этот Честнухин. Всю жизнь стремился кого-то обмануть, украсть, пристроится работать там, где больше платят и можно воровать. Он ни кого не любил кроме себя, не помнит своих родителей и родственников. Ни кому не помогал, не защищал, даже не занимал денег. Но брал у сослуживцев в займы и редко возвращал долг.
«Да что это я о нём?» — с горечью подумалось мне. Есть дела и поважнее.
Я любил и прежде, люблю и теперь гулять по ночному Анадырю. Теперь центральная его часть залита огнями. Некоторые дома подсвечены и смотрятся красиво. На улицах тихо, малолюдно, и если промчится на большой скорости какой-то автомобиль, то вовсе не портит ощущения покоя и размеренности жизни ночного города. Правда, ближе к полночи, когда закрываются питейные заведения, то улицы наполняются шумом, песнями подвыпивших горожан. Но длится это недолго. Толпа любителей посещать рестораны и кафе, быстро рассасывается по квартирам, где занимаются или выпивкой или сексом.
Секс у анадырцев в такой чести, что они занимаются им круглосуточно и круглогодично, точно от этого зависит сохранение жизни не только на земле, но и во всей вселенной. Здесь девушки слишком рано вступают в половую связь со сверстниками или с более старшими партнерами. И это еще одна загадка. Недостаток солнца, витаминов, суровая природа и это чрезмерное увлечением сексом. В этой части южане не годятся в подметки анадырцам. Я читал исследование одного из местных сексологов. Он уверяет в нём, что к 12–13 годам среди северянок уже нет девственниц. Может виной тому интернатское воспитание, или отсутствие вообще полового воспитания?
Вспомнилась еще одна любопытная статья, которую я недавно прочитал в газете.
Виток вспышки заболевания туберкулезом на Чукотке. Рост числа абортов среди 15–17 летних девушек ставит под угрозу здоровое материнство целой народности.