Несмотря на постоянные клятвы мэра Каччари, что в Венеции нет мафии, все понимали, что Ангелочек Маньеро держит под контролем венецианское водное такси, а до недавнего времени занимался ростовщичеством у дверей казино, ссужая деньги под безумные 10 процентов в день.
Моложавый сорокаоднолетний Маньеро был одним из самых дерзких и жестоких итальянских мафиозо. Однажды он похвастался, что организовал кражу инкрустированной драгоценными камнями реликвии, челюсти святого Антония, из Падуанского собора, чтобы использовать эту реликвию как предмет торга на случай, если арестуют его самого или кого-то из его людей. Маньеро культивировал свой образ городского бонвивана. Он носил аскотские галстуки, держал целый парк роскошных автомобилей, его часто видели с шампанским и икрой в компании длинноногих блондинок. Когда полиция в 1993 году начала на него охоту, он купил тридцатишестифутовую яхту и дерзко отправился в круиз по Средиземному морю. Полиция настигла его на Капри, захватила яхту и арестовала ее хозяина. Его судили и приговорили к тридцати трем годам тюрьмы. Всего через несколько месяцев после приговора Маньеро организовал эффектный побег. Семеро его головорезов, переодетых в форму карабинеров и вооруженных штурмовыми винтовками, ворвались в хорошо охраняемую тюрьму Падуи и взяли надзирателей на мушку, обеспечив побег Маньеро и пятерым другим членам его банды. Когда же его повторно арестовали пять месяцев спустя, он стал информатором полиции. В обмен на освобождение под программу защиты свидетелей он дал информацию, которая позволила арестовать более трехсот членов мафии. В момент пожара в «Ла Фениче» Маньеро находился в Местре, где свидетельствовал против семидесяти двух мафиози, обвинявшихся в нескольких грабежах на сумму два миллиона долларов, в продаже сотен килограммов героина и в двойном убийстве.
Сотрудничество Маньеро с настроенными против мафии следователями сделало вполне возможной ситуацию, когда другие главари мафии могли заказать поджог «Ла Фениче», чтобы в этом обвинили Маньеро, даже если он и не был причастен к пожару.
Другая версия мафиозной гипотезы появилась, когда информатор полиции сообщил Кассону, что босс мафии в Палермо, Пьетро Альери, поведал своим сообщникам, что именно он поджег «Ла Фениче», чтобы спасти лицо. Свидетель обвинения на суде над мафией в Венето заявил, что он гомосексуалист и большой друг Альери. Возмущенный до глубины души Альери, стараясь отмыться перед своими подельниками, решил поиграть мускулами и устроить грандиозный катаклизм в Венеции. Он подожжет «Ла Фениче». Согласно этому информатору, Альери и еще один член его клана приехали в Венецию из Палермо и запалили «Ла Фениче» обычной сигаретной зажигалкой. Кассон расследовал и эту версию до тех пор, пока не начал сомневаться в источниках. Но вместо того, чтобы с порога отмести эту гипотезу, он передал ее венецианскому отделу по борьбе с мафией для дальнейшего расследования.
Между тем специалисты Кассона делали все, что в их силах, желая объяснить, почему они изменили мнение относительно причин пожара. Сначала они полагали, что искра или небрежно брошенная сигарета зажгли пропитанную смолой обшивку ridotto, вестибюля третьего этажа входного крыла. Пропитанный смолой пол разгорался медленно, он должен был тлеть в течение двух-трех часов, прежде чем вспыхнуть пламенем. Такой тлеющий огонь типичен для случайно возникших пожаров.
Однако последующие лабораторные анализы показали: даже пропитанный смолой пол воспламеняется при куда более высокой температуре, чем температура горящей сигареты. Специалистам пришлось признать, что пол мог воспламениться только в том случае, если его предварительно облили какой-нибудь горючей жидкостью. В ridotto хранились восемь литров в высшей степени горючего растворителя «Сольфип»; следы его были обнаружены в обугленных досках пола.
Единственная улика, которая привела экспертов к выводу о том, что пожар начался случайно, заключалась в обнаружении того факта, что пол в ridotto прогорел насквозь. Это, по мнению специалистов, указывало на медленное предварительное тление, и, следовательно, на случайную причину пожара. В соответствии с новым сценарием – сценарием преднамеренного поджога, эксперты стали говорить, что вследствие того, что доски пола были покрыты и пропитаны растворителем, они продолжали гореть во время пожара, несмотря на то, что их поливали водой из пожарных брандспойтов.
Таким образом, огонь не тлел в течение двух или трех часов. Он превратился в ревущее пламя в течение десяти – пятнадцати минут после воспламенения. Это означало, что пожар начался приблизительно между 8.20–8.50 вечера, а не в шесть часов, как сначала думали эксперты. Но как тогда быть с восемью свидетелями, которые утверждали, что в шесть вечера почувствовали с улицы, что в «Ла Фениче» что-то горит? В ответ на это эксперты утверждали, что никто в здании театра не чувствовал в это время запаха дыма, а те, кто говорил, что ощущали его, не сообщили об этом в шесть часов. Источником запаха дыма в шесть часов, по мнению экспертов, могла быть кухня какого-нибудь ресторана или дрова, горевшие в печи или камине.
Переквалификация причины пожара с халатности на поджог означала, что Феличе Кассону предстояло вернуться к началу расследования и заново проанализировать всю информацию, собранную за прошедшие несколько месяцев. Наибольший интерес Кассон проявил теперь к троим молодым людям лет двадцати, которые вскоре после начала пожара бежали в направлении Кампо-Сан-Фантин и кричали на венецианском диалекте: «Scampemo, scampemo!» – «Скорее смываемся отсюда!» При этом они громко смеялись. Свидетелям показалось, что они либо участвовали в какой-то проделке, либо просто заблудились. Еще десять минут спустя люди видели двоих молодых людей, мчавшихся прочь от театра. Все они бежали от служебного входа «Ла Фениче» на Калле-делла-Фениче.
Двадцать девятого января на реставрации театра работали двадцать пять человек. Кассон решил узнать, кто из них последним покинул здание.
Джильберто Паджаро, сторож «Ла Фениче», мужчина пятидесяти четырех лет с печальными глазами, заступил на дежурство в четыре часа дня 29 января 1996 года. Со своего поста в комнатке привратника служебного входа он видел, что большая часть людей покинула театр между пятью и половиной шестого вечера. В следующие полчаса из театра вышли еще три человека: дизайнер сцены, представитель по связям с прессой и хозяйка кафетерия, чью кофемашину некоторое время считали причиной пожара. В половине седьмого ушел домой электрик театра. Через десять минут из здания «Ла Фениче» вышел руководитель одной из работавших в театре реставрационных фирм, а вслед за ним один из бригадиров. В половине восьмого театр покинул плотник театра в сопровождении четырех рабочих, которые все вместе отмечали в плотницкой мастерской день рождения бывшего коллеги.
В восемь часов в театре оставались еще девять человек; сторож Паджаро, фотограф «Ла Фениче» – Джузеппе Бонаннини, снимавший ход работ; и семеро молодых электриков, сотрудников компании «Вьет», маленькой фирмы-субподрядчика. Все семеро, включая владельца компании, были переведены на двенадцатичасовые смены. Трое были наняты в течение предыдущей недели, чтобы наверстать потерянное время. 29 января они работали на первом этаже. В восемь вечера они закончили работу и поднялись в раздевалку на четвертом этаже, чтобы принять душ и переодеться.
Энрико Карелла, двадцатисемилетний владелец «Вьет», рассказал следователям, что вышел из театра в половине девятого со своим двоюродным братом Массимилиано Маркетти, который тоже у него работал. В течение следующих пяти минут здание покинули три электрика, один из которых позднее говорил следователям, что, вероятно, это он и два его товарища были теми молодыми людьми, которых видели бегущими по Калле-делла-Фениче. «Мы просто развлекались», – объяснил он.
Еще через несколько минут вышел шестой электрик, который, выходя, попрощался с другим электриком. Ушедшего последним сотрудника «Вьет» главный электрик «Ла Фениче» попросил выключить весь свет в театре. Сделав это, тот остановился у комнатки привратника; не обнаружив там Паджаро, он оставил записку, в которой было сказано, что он, как его просили, вырубил в театре свет. Записку после пожара нашли, но этот человек, Роберто Визентин, был единственный из семи электриков «Вьет», чей уход из театра не был никем засвидетельствован.
Теперь в театре оставались только два человека: сторож Джильберто Паджаро и фотограф Джузеппе Бонаннини.
Паджаро отравился на обход здания в восемь тридцать, освещая фонариком путь по темному театру. Обычно обход занимал около получаса, учитывая размер здания, множество уровней и лабиринтов боковых коридоров и переходов. Сначала Паджаро поднялся наверх, пересек сцену и вышел в южное крыло, где осмотрел крошечные кабинетики и переговорные. Там все было в порядке. Потом он снова пересек сцену и проверил служебные помещения северного крыла. Там он тоже не обнаружил ничего особенного. Оттуда он направился по подковообразному коридору, огибавшему второй ярус лож, и перешел в заднюю часть зрительного зала и залы Аполлона. Именно здесь, приблизившись к середине подковообразного коридора, он и учуял дым. Решив, что запах идет снаружи, он открыл окно и сразу увидел на противоположной стороне канала женщину, кричавшую: «На помощь! Театр горит!»
Теперь Паджаро встревожился не на шутку. Он помнил, что Бонаннини до сих пор находится в своем кабинете на четвертом этаже – фотограф просил Паджаро зайти к нему во время обхода, чтобы затем помочь ему спуститься вниз по темным лестницам, светя фонариком. Паджаро взбежал наверх и обнаружил Бонаннини в его кабинете за сортировкой фотографий.
Едва переводя дыхание, Паджаро крикнул:
– Беппе, Беппе, на втором ярусе я учуял дым! Давай мне руку. Нам надо выяснить, откуда он идет. Пошли. Скорее!
Вдвоем они вышли из кабинета Бонаннини и поспешили по ступенькам вниз.
– Второй ярус, второй ярус! – кричал Паджаро, ведя за собой фотографа.