Полиция месяцами прослушивала записи их разговоров и не находила ничего полезного и стоящего. Когда же полицейские услышали это, они воодушевились. Кассон тоже был – и это понятно – очень доволен. Он допустил утечку высказывания Барбары Велло в печать; естественно, заголовки были соответствующей величины. Но в некоторых кварталах у публики возникли сомнения относительно того, что молодая женщина на самом деле имела в виду.
Однажды днем я зашел в «Джиа Скьяви», винный бар, куда частенько заглядывают местные жители, неподалеку от Академии. У стойки бара стояли четверо мужчин. Один из них держал в руках номер «Иль Газеттино» и вслух читал высказывание Барбары Велло своим друзьям.
– По тому, что здесь написано, – сказал один из мужчин, – она, похоже, хотела сказать: «Они сожгли “Ла Фениче” за пару баксов». Но это может зависеть и от интонации. Она могла спрашивать: «Они что, сожгли “Ла Фениче” за пару баксов?» – а это могло значить: «Как могла полиция подумать, что человек может быть настолько глуп?»
Остальные выразили полное согласие.
– Да, да… Конечно…
– Но здесь есть еще и вторая часть: «Если бы еще твой братец получил за это какие-то деньги». Наверное, она имела в виду нечто вроде: «Ну хорошо, если бы они и в самом деле это сделали, то твой братец должен был хоть что-то за это получить».
Через пять месяцев после ареста оба кузена все еще находились в тюрьме. Барбара Велло жила дома, в Сан-Дона, на материке – унылая и беременная.
– Она обвиняет себя в том, что случилось с Массимилиано, – говорила мать Маркетти. – Но она зря это делает. Это не ее вина. Они пытаются извратить ее слова.
Синьора Маркетти и ее муж сидели за столом своей кухни в Сальцано, маленьком городке в получасе езды от Венеции. В конце трехмесячного превентивного заключения Кассон попросил суд продлить время пребывания братьев под стражей еще на три месяца, и суд удовлетворил эту просьбу. Кассон продолжал давить на подозреваемых, то и дело подвергая их недельному заключению в одиночной камере. Никто не знал, когда они будут освобождены.
– Я никому не пожелаю такого ада, – сказала синьора Маркетти, и ее моложавое лицо вытянулось и погрустнело. У нее были коротко подстриженные седые волосы; одета она была в толстовку на молнии и брюки.
Ее муж, директор химического завода в Маргере, тихо сидел рядом с женой. Она разлила в чашки кока-колу из пластиковой литровой бутылки.
– Полиция постучала в нашу дверь в шесть утра, – рассказывала она. – У них был ордер на обыск, но они так и не сказали нам, что именно искали. Мы сидели здесь на кухне два часа, пока они осматривали и обнюхивали каждую вещь, каждый предмет мебели. Они открыли все ящики, все буфеты, все шкафы. Они обыскали даже машину Массимилиано.
– Нас спросили, не хотим ли мы позвонить адвокату, – заговорил синьор Маркетти. – Я сказал: «Нет, ищите, что хотите. Нам нечего скрывать».
– Мы думали, они ищут марихуану, – сказала синьора Маркетти. – Год назад Массимилиано арестовали за хранение марихуаны и дали год условно. Но все это уже в прошлом. Полицейские не нашли марихуану. Они забрали его самурайский меч и до сих пор не вернули.
Синьора Маркетти вытерла глаза носовым платком.
– Потом, уже в восемь утра, они попросили Массимилиано сесть в их машину. Сказали, что отвезут его в участок, чтобы он там подписал какие-то документы. Сказали, это простая формальность. Он даже взял с собой инструменты – собирался после полиции поехать сразу на работу. Мы сели в нашу машину и поехали за полицейскими к Квестуре в Маргере. Там мы сидели и ждали. В девять часов нам сказали, что сына арестовали за поджог «Ла Фениче». Мы были ошеломлены. После этого мы не виделись с ним два месяца. Я каждый день ходила в суд, просила разрешения на свидания.
Синьор Маркетти взял жену за руку.
– Подумать только, – продолжала она, – в ночь, когда горел «Ла Фениче», мы сидели перед телевизором и плакали. Мы любим Венецию. Массимилиано любит Венецию. Он очень хороший мальчик. Мне он сказал, что после ремонта ему дадут два бесплатных билета, и спрашивал, пойду ли я с ним. Мы надеялись увидеть Вуди Аллена.
– Как на все это отреагировали соседи? – спросил я.
– Наши друзья не сомневаются в невиновности Массимилиано, и это нас утешает. Но из-за случившегося я утратила веру. Я тридцать лет ходила в церковь, а теперь бываю там не слишком часто.
Лючия Карелла, старшая сестра синьоры Маркетти, работала горничной в отеле «Чиприани». Много лет назад она развелась с Ренато Кареллой и вышла замуж за его брата Альберто Кареллу. Жила она в Джудекке, в Сакка-Физола, с сыном Энрико. Двадцать лет работы в фешенебельном отеле сделали синьору Кареллу более светской дамой в сравнении с ее сестрой. Лицо ее выражало скорее вызов, нежели тревогу, а в глазах явственно проступало неистребимое чувство юмора.
– Полицейские разбудили нас в пять утра и перевернули в доме все вверх дном, – рассказывала она, – но не сказали нам, что хотят найти. Я спросила Энрико, что они ищут, и он, сдерживая волнение, ответил: «Эти ублюдки стараются взять меня за яйца. Наверное, ищут наркотики». Ему и в голову не могло прийти, что все это как-то связано с пожаром в «Ла Фениче». Кажется, он даже не особенно нервничал.
– Прокурор, – заметил я, – утверждает, будто Энрико был одним из поджигателей, а ваш племянник Массимилиано выступил в роли простого подельника – он стоял на стреме.
– Кассон! – воскликнула она. – Я кое-что скажу вам о Кассоне. Когда он в первый раз вызвал меня после ареста Энрико, то попросил меня прийти и ответить на несколько вопросов. Он тогда сказал, что я имею право отказаться. Но я ответила: «Я хочу прийти и ответить на ваши вопросы». В его кабинете я рассказала ему все, что знала, и все, что смогла вспомнить. Вот как это было.
Потом Кассон решил задержать Энрико в тюрьме еще на три месяца, и, как вы можете представить, я пришла в отчаяние и страшно разозлилась. Сразу после этого Кассон снова мне позвонил, попросил прийти и ответить на очередные вопросы. Но на этот раз я сказала «нет». Я сказала, что мне нечего добавить. Тогда он заявил: «Вот как, вы отказываетесь от сотрудничества с нами. Отлично, в этом случае вам не будет разрешено видеться с сыном». После этого за семь месяцев, что Энрико находился в тюрьме, я смогла посетить его лишь дважды. Сестра посещала своего сына каждую неделю.
– Почему, вы думаете, Энрико обвинили в поджоге?
– Он стал козлом отпущения. Кассон говорит, мой сын поджег «Ла Фениче», чтобы избежать уплаты штрафа. Неужели? В результате пожара Энрико потерял оборудование на сумму в десять раз большую, чем размер штрафа. Одно это уже доказывает, что он не имел к пожару никакого отношения.
– Ваш сын подвергался повторным допросам о пожаре в «Ла Фениче» до ареста, – сказал я. – Тогда вы или он понимали, что он является подозреваемым?
– Наша самая главная ошибка в том, что мы с самого начала не наняли адвоката, – ответила она. – Мы недооценили важность происходившего. Мы недооценили Кассона, этого идиота, сломавшего нам жизнь.
– Кассон говорит, что ваш бывший муж, Ренато Карелла, также является подозреваемым в деле о поджоге, – сказал я.
– Кассон! Кассон – один из тех людей, которые любят светиться на телевидении, людей, которые никогда не ошибаются, знают все и всегда находят настоящих виновных. Один важный человек сказал мне, будто знаком с еще одним важным венецианским чиновником, который говорит, что от Кассона больше вреда, чем пользы!
Синьора Карелла наклонилась ко мне.
– Мне не следует этого говорить, – понизила голос она, – но он сказал мне, якобы тот чиновник считает Кассона просто кретином.
Синьора Карелла быстро прижала ладонь к губам, понимая, что переступила дозволенную грань, но, когда я рассмеялся, она рассмеялась тоже.
Расследование еще продолжалось, когда Кассон выпустил обоих кузенов – Маркетти после пяти, Кареллу после семи месяцев заключения. Энрико Карелла, освободившись, жил у своей невесты и коротал время, подрабатывая в ее магазине мороженого. Я позвонил ему.
– Конечно, я поговорю с вами, – сказал он, – но вы мне за это заплатите.
– Извините, но я так не работаю, – сообщил я.
– Я скажу вам то, что не говорил никому, – пообещал он.
– Вы уже давали интервью «Иль Газеттино» и «Оджи», – напомнил я. – Почему вы готовы рассказать мне то, что не рассказали им?
– Поймете сами.
Я пожелал Карелле всего наилучшего и позвонил Маркетти через его адвоката Джованни Сено. Сено сказал, что я могу поговорить с Маркетти в его кабинете, но должен при этом понимать, что на определенные вопросы он ответить не сможет. Отлично, согласился я. Ни о какой плате за интервью Сено не упомянул.
Адвокатская контора Сено располагалась в торговом центре над складом хозяйственного магазина в городке Спинея в получасе езды на машине от Венеции. У адвоката были пышные усы и волосы с проседью, искусно зачесанные так, чтобы скрыть довольно большую лысину. Позже я узнал, что его спортивный пиджак из тонкой, хорошо выделанной кожи был его фирменным нарядом, можно сказать, форменной одеждой. Пиджак придавал ему вид изысканной небрежности, вполне соответствующей его раскованной манере поведения. Он был полон дружелюбной самоуверенности, не переходящей, однако, грани самодовольства. Когда я в самом начале разговора спросил его, какими делами он по преимуществу занимается, он по-деловому и коротко ответил одним словом: «Мафия».
– Вы когда-нибудь защищали Феличе «Ангелочка» Маньеро? – спросил я.
– Да, – ответил адвокат и пояснил, что это было двадцать лет назад, когда тот был еще молодым парнем, задолго до того, как стал капо, крестным отцом. – То было какое-то мелкое преступление, я даже не помню какое.
Самый знаменитый на тот день клиент Сено, Массимилиано Маркетти, приехал в контору в сопровождении своего отца. Молодой Маркетти был мал ростом и коренаст; длинные светлые волосы уже начинали редеть на темени. Одет он был в ветровку, потертые джинсы и кроссовки. В мочке левого уха я заметил тонкое золотое кольцо.