овой ушла в ароматную воду, а через несколько минут с наслаждением растянулась у бортика, опустив подбородок на сцепленные пальцы.
Стащив одежду, я последовала ее примеру и поняла, что счастье есть. Вот оно. В горячей воде, в пахучем лавандовом масле, в чистоте. Кожу приятно покалывало, а тело налилось сонной тяжестью.
— Не уверена, что даже смогу поесть сегодня, — пробормотала Флоренс.
— Я тоже. Скорее всего, просто свалюсь в кровать, не пошевелю и пальцем.
— Как ты себя чувствуешь?
Вопрос девчонки вогнал меня в ступор. Как я себя чувствую? И правда, как?
Разбитой. Уставшей. Бесконечно, сумасшедше уставшей, будто прошла пешком сто тысяч миль, а внутри у меня при этом перекатывались шарики льда и тлеющие угли. И столько всего свалилось на плечи, что никогда это все не разобрать и не принять. Севера я подвела. Его сын мертв, мой дом уничтожен, а впереди — только неизвестность. Разумеется, Фэд и Герант что-то придумают, но я сейчас была не способна порадоваться за то, что мужчины снова рядом. Все это словно происходило не со мной.
Мысли путались, пульс стучал в висках с такой силой, что пришлось обхватить голову ладонями.
— Устала, — ответила я, когда пауза непозволительно затянулась. — Смотри, лавандовое мыло. Давай я волосы тебе вымою.
Флоренс смущенно передернула плечами и развернулась ко мне спиной.
Взяв сиреневатый брусок, я втянула сладко-горький аромат и зачерпнула воды, чтобы взбить мыло в пену. Волосы у девчонки били шикарные: густые, темные, мягкие. Трогательные кудряшки облепили шею сзади, а плечи без одежды выглядели еще тоньше и острее, чем мне казалось раньше. Намылив голову Флоренс, я заставила ее нырнуть, а затем передала брусок и попросила помыть волосы мне.
— Знаешь, я оставлю это для Геранта.
У меня чуть челюсть не отвисла, когда я увидела ее хитрый взгляд. Флоренс проворно выбралась из чаши. Накинув легкий халат, она подхватила стопку одежды и обувь и наступила на одну из панелей вызова.
— Эй, ты что, бросаешь меня одну?!
— Вольный скоро составит тебе компанию, — хихикнула Фло. — Я попрошу магистра вас не беспокоить.
— Флоренс!
Девчонка помахала мне рукой и скрылась за дверью.
— Вот же…
Хлопнув рукой по поверхности воды, я нахмурилась и отплыла подальше от входа. Повернулась спиной и положила голову на край бортика, блаженно прикрыла глаза. Ну, Флоренс! Я тебе когда-нибудь припомню это бегство. Все стесняшкой притворяется, а туда же — жизнь мою устроить пытается.
Дрема опустилась на плечи, вода мягко покачивала тело, ласкала его теплыми волнами, убаюкивала не хуже колыбельной. Я не сразу почувствовала чужое прикосновение, а когда поняла, что не одна, то резко обернулась и оказалась в капкане крепких рук Геранта.
— Не отпущу, пока не выслушаешь! — прорычал он.
— Я сказала все, что хотела! Дай мне выйти!
Я рванулась в сторону, но мужчина держал крепко. Он почти причинял мне боль, но казалось, что даже если я сломаю ему руки — двоедушник не отступит.
— Разве ты не понимаешь? — выдохнул он, прижимаясь губами к моей шее. — Я же чуть с ума не сошел, когда ты пропала. Я не мог спать, не мог есть, не мог думать трезво. Разве ты не чувствуешь? Не чувствуешь?
Он обхватил мои запястья и прижал ладони к своей груди, прямо над сердцем.
— Я так дико скучал. Невыносимо, бесконечно. И ворон скучал по тебе.
Вся его суть хлынула в меня стремительной рекой, изломала, бросила из теплой воды в ледяной бурлящий поток сомнений, страхов и бесконечных тревог. Сердце Геранта колотилось, как сумасшедшее, а он снова и снова накачивал меня собственными чувствами, пропускал их через меня, как через сито, протягивал тонкие нити радости, облегчения и бескрайнего ужаса, что я могу исчезнуть, раствориться в его руках. Желтые глаза двоедушника были наполнены таким теплом и томлением, что мне совсем чуть-чуть хотелось плакать.
— Я боюсь, понимаешь? Я не хочу, чтобы случилось то же, что и с Анной, я не смогу пережить это снова.
Он отпустил мои запястья, обхватил лицо большими ладонями, покрыл щеки быстрыми, обжигающими поцелуями.
— Я люблю тебя, — выдохнул Герант, а я застыла в его руках, как каменное изваяние. — Люблю тебя, Ши. Все в тебе люблю, даже твое долбаное упрямство, твою бесконечную искренность, силу воли, духа и тела. Даже гордость твою люблю. Понимаю, что ты не можешь ответить мне тем же, потому что…
— Заткнись, пожалуйста, — простонала я, цепляясь ослабевшими пальцами за его плечи.
Герант немного сник и замялся. Я еще никогда не видела его таким подавленным, как в этот короткий момент. Если бы я сейчас приказала отпустить меня и уйти, то мужчина бы подчинился, не сказав ни слова, но я не собиралась его прогонять. Я была счастлива, что он здесь, живой, готовый отдавать всего себя только мне одной, наполнять мое сердце радостью встречи, одной на двоих. Наши души и тела — едины. И чувства мы делим поровну. Вся суть связи открылась мне в одной ослепительной вспышке, болезненной и сладкой, полной безоговорочного принятия друг друга.
Привстав на цыпочки, я коснулась его губ. Мягко, будто в первый раз. Под водой я прекрасно ощущала, как сильно он возбужден, и обвила крепкое тело ногами, не желая тратить больше ни секунды на глупые обиды.
В этот раз близость была ослепительной и острой. Быстрой, жадной и раскаленной, как кипящее масло. Герант набросился на меня оголодавшим зверем, подхватил под ягодицы и ворвался в тело на полном ходу. Застыл он только после пары резких рывков, опомнился, попытался спросить, как я, но решительный поцелуй стер всего его сомнения. Оглаживая ладонями крепкую спину, я не могла им насытиться. Хотелось всего и сразу: его рук повсюду, губ на шее и изломе ключиц, красно-кровавых полосок на смуглой коже, хриплых криков в потолок и животного рычания.
И он давал все, чего я желала, читал меня безупречно, улавливал каждую мысль, как свою собственную. Двигался мощно, врезался так глубоко, что искры сыпались из глаз и не было сил сдерживать стоны; а крепкие пальцы оставляли синяки на бедрах и ягодицах, сжимали до боли ребра и вплетались в волосы, чтобы открыть шею для жадного горячего языка.
Толчок. Еще один. Нижняя губа безжалостно прокушена, а в горле пересохло, но Герант упорно подталкивал меня к самому краю, но не позволял упасть вниз.
Вцепившись зубами в его плечо, я получила чувствительный шлепок по ягодице, а мир перед глазами померк. Внутри все скрутилось в тугие узлы, мышцы сжались, выжимая из двоедушника хриплые стоны и проклятия.
— Как же в тебе хорошо, — выдохнул он, прикусывая мою шею и тотчас зализывая место укуса.
— Кажется, я сейчас сознание потеряю, — пролепетала я, повиснув на его шее.
Герант довольно усмехнулся и опустился со мной в воду.
— Я отнесу тебя в постель. Можешь терять, если хочется.
— Показушник, — промычала я да так и заснула, уткнувшись носом в плечо мужчины.
Флоренс
Марта проводила меня в крохотную комнату, где почти все место занимала массивная кровать из темного дерева с самым настоящим балдахином из изумрудно-зеленого бархата. Нежные, кремовые подушки звали меня к себе, манили и умоляли прижаться щекой к прохладе надушенной наволочки. Осторожно опустившись на краешек кровати, я удивленно охнула, едва не утонув в пушистом одеяловом облаке.
У противоположной стены стояла невысокая тумба с зеркалом, упрятанным в резную раму, и низенький пуфик, обтянутый светлой кожей. На стенах горели вездесущие свечи, а воздух был тяжелым и сладким, напитанным лавандовым маслом и запахом спелых орехов.
На дверь в углу я даже не посмотрела. Догадалась, что это ванная комната, но купаний мне на сегодня было достаточно — и так голову повело после горячей воды. К тому моменту, как мы с Мартой добрались до нужной комнаты, волосы почти высохли и теперь напоминали мочалку. Недовольно поморщившись, я устроилась на пуфике и взяла с тумбочки массивный костяной гребень.
Все здесь было будто из прошлого тысячелетия! Свечи эти, масла, купальни, настоящий шелк, что так приятно льнул к коже. Халатик соскользнул с плеча, и я могла поклясться, что он был тоньше бумаги. Интересно, Госпожа использует настоящую бумагу, а не инфопланшеты? Наверное, да. Такая женщина не станет делать исключений ни в чем.
Впрочем, Госпожа Лир занимала меня меньше всего.
Куда больше меня волновала моя дальнейшая судьба в качестве личного помощника магистра.
Ведь он мог уволить меня! Я проявила непозволительную слабость, проигнорировала все его правила и запреты. Объятия еще эти дурацкие выпросила! Наверное, магистр уже думает, как бы от меня избавиться поскорее, чтобы под ногами не путалась. Дура! Какая же я дура.
Теперь ты довольна, Флоренс?
Сама все испортила! Я должна была быть сильнее! Должна была показать себя воином, а не размазней, не способной справиться с ситуацией. Зачем магистру такой помощник?
Тяжелые мысли так меня увлекли, что я не услышала стук в дверь. Не услышала его и во второй раз, когда стук повторился и был уже громче. Самобичевание и разочарование в себе были слишком сильны, чтобы окружающая реальность смогла пробиться сквозь них.
— Канарейка, мать твою, ты там померла что ли?
Магистр кажется таким хмурым и… взволнованным? Да нет же, не может этого быть. Он ведь никогда не волнуется.
Стоп, что? Магистр?!
Вскочив с пуфика, я едва успела запахнуть халат, правда, это все равно не спасало: ткань была слишком тонкой, чтобы спрятаться под ней, и больше открывала, чем скрывала. Стягивая несчастную материю на груди дрожащими пальцами, я поняла, что у меня вот-вот подогнутся коленки. Жар ударил в лицо, растекся по коже огненной волной, и покраснели даже плечи, а от ушей должен был валить пар.
Магистр, со свойственной для него невозмутимостью, черной тенью прошагал по комнате и поставил на тумбочку небольшой поднос. И правда, Марта говорила, что нас покормят в комнатах, но она могла сама принести еду, так почему же…