— Если мы преподнесём этот мир в готовом виде и скажем: «Смотрите, он может существовать в „Автоверсуме“», — очевидный ответ: «Да, может существовать, если поместить его туда вручную. Но это не значит, что он мог бы там сформироваться». Если же мы продемонстрируем диапазон начальных условий, приводящих к образованию планетарных систем с пригодными для жизни мирами, то одним элементом неопределённости, который смогут использовать против нас, будет меньше.
В конце концов Дарэм согласился, и она приобрела готовую программу моделирования планетных систем, непочтительно называвшуюся «Казино Лапласа», приспособила её к физике и химии «Автоверсума» — не к глубинной физике клеточного автомата «Автоверсум», но к макроскопическим последствиям её законов. В основном последние сводились к перечню свойств существующих в «Автоверсуме» молекул: значения энергии связи, температуры плавления и кипения при разном давлении и так далее. Аква не была просто водой под другим названием: жёлтые атомы не вполне идентичны азоту. И хотя некоторые химические реакции можно было перенести один к одному, при глобальном расслоении фракций, происходящем в протозвёздной туманности, незначительные различия в относительной плотности и летучести могли оказать значительное влияние на конечный состав каждой из планет.
Были и другие фундаментальные различия. Поскольку в «Автоверсуме» не существовало ядерных сил, солнце нагревалось только за счёт энергии сил гравитации — иными словами, скорости, которую приобретали молекулы в процессе падения рассеянного первичного газа самого на себя. В настоящей вселенной звёзды, не способные запустить термоядерную реакцию, завершают жизнь холодными и недолговечными коричневыми карликами, но в физике «Автоверсума» гравитационный разогрев мог питать достаточно большую звезду в течение миллиардов лет. (Единицы измерения пространства и времени тоже, строго говоря, нельзя было прямо переносить из одной вселенной в другую, но все, кроме законченных пуристов, поступали именно так. Если ширину красного атома приравнять к ширине атома азота, а одно пересечение решётки за тик‑так принять за скорость света, соотношение получалось более-менее сносное.) Таким же образом планета Ламберт, хоть и была лишена внутреннего нагревания от распада радиоактивных изотопов, достаточно разогревалась силой тяготения в процессе формирования, чтобы сохранять тектоническую активность почти до тех пор, покуда будет светить её солнце.
В отсутствие термоядерного синтеза происхождение элементов оставалось загадкой, и удобное газовое облако, содержащее все тридцать две их разновидности, к тому же обладающее подходящей массой и скоростью вращения, приходилось принять за данность. Мария не возражала бы исследовать возможные варианты происхождения облака, но понимала, что, если будет и дальше подбивать Дарэма расширить граничные условия, проект никогда не завершится. Суть была в том, чтобы исследовать потенциальное разнообразие жизни в «Автоверсуме», а не изобретать космологию.
Тяготение в «Автоверсуме» для подходящего диапазона условий так же близко соответствовало ньютонову принципу обратной пропорциональности квадрату расстояния, как и тяготение в реальном мире. Поэтому орбитальная динамика применялась самая обычная. При крайних значениях плотности дискретная природа клеточных автоматов вызывала дичайшие отклонения от формул Ньютона, а также Эйнштейна и Чу, но Мария не собиралась приперчивать свою вселенную чёрными дырами и иной экзотикой.
Собственно говоря, гравитация считалась маловажным побочным эффектом изначального выбора Ламбертом правил для своего автомата, поскольку запустить достаточно большой «Автоверсум», чтобы она играла там хотя бы малейшую роль, было с очевидностью невозможно. Некоторые пытались избавиться от этого излишества, оставляя нетронутым всё остальное. Ни один человек, однако, в этом не преуспел: «рационализированные» версии неизменно оказывались не способны породить нечто, хотя бы отдалённо напоминающее разнообразную химию оригинала. В конце концов перуанский математик Рикардо Салазар доказал, что они могли не беспокоиться: правила «Автоверсума» располагались на границе двух радикально различных уровней алгоритмической сложности, и любое вмешательство в них в надежде на повышение эффективности обречено на поражение. Наличие или отсутствие тяготения само по себе никак не сказывалось на химии «Автоверсума», но корни того и другого, крывшиеся в простейших правилах клеточного автомата, по‑видимому, были неразделимо переплетены.
Мария нацеливалась на звезду с четырьмя планетами: три небольшие, одна гигантская. Мир, предназначенный для засевания, Ламберт, — второй от солнца; по возможности, с луной солидного размера. Были или нет оставляемые приливами лужи движущей силой в эволюции реального мира, послужили ли они для жизни мостиком из моря на сушу (невзирая на то, что солнце само по себе могло вызывать небольшие приливы), а сделать Ламберт по возможности более похожим на Землю точно не могло повредить делу, поскольку Земля оставалась единственным примером, которым она могла вдохновляться. При том, сколь многое в земной эволюции оставалось предметом для дискуссий, самой безопасной политикой было постараться воспроизвести любой фактор, который мог бы иметь значение. Гравитационные воздействия соседних планет создадут достаточно сложный набор циклов Миланковича[6] — мелких изменений орбиты, сдвигов оси вращения, — обеспечивающих долгопериодические колебания климата — ледниковые периоды и межледниковье. Пояс комет и прочего мусора довершал картину, не только предоставляя атмосферу на ранних этапах, но и обеспечивая возможность случаев массового вымирания видов в грядущие миллиардолетья.
Фокус состоял в том, чтобы получить все эти якобы благоприятные для эволюции качества в такой версии Ламберта, которая сможет поддерживать существование зародышевых организмов. Мария держала в уме с полдюжины возможных модификаций A. lamberti, которые можно было сделать самодостаточными, но, прежде чем принять окончательное решение, хотела посмотреть, какого рода среда окажется в её распоряжении.
Нерешённым оставался вопрос, мог ли зародышевый организм или вообще какая бы то ни было жизнь возникнуть на Ламберте, не будучи привнесёнными туда рукой человека? Изначальной причиной, по которой Макс Ламберт разработал «Автоверсум», была надежда увидеть, как самореплицирующиеся молекулярные системы — примитивная жизнь — возникнут из смесей простых химических веществ. «Автоверсум» должен был стать компромиссом между химией реального мира, натурные эксперименты над которой в пробирках были трудоёмки и дороги, а полноценные компьютерные симуляции ужасно медлительны, и дразнящими абстракциями первых представителей «искусственной жизни»: компьютерных вирусов, генетических алгоритмов, самовоспроизводящихся машин, погружённых в первые миры клеточных автоматов, — лёгкими и тривиальными для вычисления, но не способными пролить особый свет на генезис молекулярной биологии реального мира.
Ламберт потратил десять лет, пытаясь найти условия, которые привели бы к спонтанному возникновению в «Автоверсуме» жизни, но безуспешно. Он создал A. lamberti — проект, потребовавший двенадцати лет, — чтобы убедить себя, что его цель не абсурдна, а живой организм может в «Автоверсуме» хотя бы функционировать, независимо от того, как он туда попал. A. lamberti навсегда увела его в сторону от первоначальных исследований, которые он так и не возобновил.
Мария мечтала предпринять собственную попытку абиогенеза, но никогда ничего не делала в этом направлении. То была бы работа, предсказать сроки которой невозможно; по сравнению с ней, любые проблемы с мутациями A. lamberti казались податливыми и управляемыми. И хотя в некотором смысле в этом и крылась суть того, что хотел доказать Дарэм, Мария была рада, что он предпочёл компромисс: если бы он пожелал начать свой «мысленный эксперимент» с полностью стерильного мира, неопределённость перехода от неживой материи к простейшей жизни в «Автоверсуме» затмила бы сложностью другие составляющие проекта.
Она отправила в небытие пустынный пейзаж планеты Ламберт и вернулась к первичному газовому облаку. Вызвав устройство управления, оснащённое множеством ползунков, принялась настраивать состав облака, сократив недавнее увеличение долей синего и жёлтого вполовину. Планетология проб и ошибок. Начальные условия образования землеподобных планет в реальном мире были установлены давно, но никто никогда не делал то же самое для «Автоверсума». Ни у кого не было на это причин.
Мария ощутила, как в ней шевельнулось беспокойство. Всякий раз, когда она останавливалась и напоминала себе, что эти миры никогда не будут существовать — хотя бы в том смысле, в каком «существует» культура A. lamberti, — перспектива, казалось, смещалась, и проект отступал вдаль, как мираж. Работа сама по себе была увлекательной, о большем она не могла бы просить, но каждый раз, как Мария заставляла себя увидеть её в контексте — не «Автоверсума», а реального мира, — она чувствовала дезориентацию и головокружение. Причины, побудившие Дарэма затеять проект, были настолько зыбкими, по сравнению с несокрушимой внутренней логикой модели, что отстраниться от проекта было всё равно, что сделать шаг назад от надёжной каменной планеты и увидеть, как она превращается в невесомый воздушный шарик на ниточке.
Мария встала, подошла к окну и раздвинула шторы. Улица внизу была пуста, бетон блестел под сиянием полуденного солнца, словно сошёл с картин гиперреалистов.
Дарэм платит ей хорошие деньги — деньги, которые позволят сканировать Франческу. И этого достаточно, чтобы продолжать работу. Если проект в конечном счёте окажется бесполезен, по крайней мере, он безвреден; это лучше, чем работать над каким-нибудь гедонистическим виртуальным курортом или виртуальной военной игрой для ненормальных детишек. Она отпустила штору, дав ей вернуться на место, и снова подошла к столу.