— Да на что я потрачу день, в конце‑то концов? — решила она. — Буду моделировать выживание Autobacterium hydrophila в морских брызгах? — Она уселась. — Валяйте, я слушаю.
— Почти шесть лет назад, в несколько вольном понимании этих слов, — начал Дарэм, — один мой знакомый снял с себя Копию. Придя в себя, Копия запаниковала и попыталась «соскочить». Но оригинал подмухлевал с программой, и «соскок» стал невозможен.
— Это противозаконно.
— Знаю.
— И кто был этот человек?
— Его звали Пол Дарэм.
— Вы? Вы были оригиналом?
— О нет. Я был Копией.
16. (Бумажный человечек)
Июнь 2045 года
Пол ощутил, что чья‑то рука сжимает предплечье. Он попытался высвободиться, но едва смог пошевелиться, а плечо пронзила страшная резь. Он распахнул глаза и тут же болезненно зажмурился. Попытался ещё раз. С пятой или шестой попытки сквозь заливающий всё яркий свет и выступившие слёзы ему удалось рассмотреть склонившееся над ним лицо.
Элизабет.
Она поднесла чашку к его губам. Пол глотнул, поперхнулся и облился, но потом сумел протолкнуть в горло немного сладковатой жидкости.
— С тобой всё будет хорошо, — проговорила Элизабет. — Постарайся не волноваться.
— Почему ты здесь? — Пол закашлялся, помотал головой и тут же пожалел об этом. Он был растроган и озадачен. Зачем его оригинал соврал, утверждая, будто Элизабет хочет его выключить? Ведь на самом деле она сострадала ему настолько, чтобы решиться на трудоёмкий процесс визита в виртуальность.
Он полулежал в чём‑то наподобие зубоврачебного кресла, в незнакомой комнате. На нём был больничный халат, в правую руку воткнута капельница, в уретру — катетер. Подняв глаза, Пол обнаружил на штанге невысоко над головой шлем-интерфейс — массивную полусферу с магнитными индукторами тока в аксонах. «Справедливо, — подумал он. — Соорудить для встречи симуляцию места, похожего на комнату, где сейчас покоится её тело». Хотя уложить его на койку и наделить всеми симптомами пробуждения после визита в компьютерный мир — уже перебор.
Пол похлопал по креслу левой рукой.
— Что это значит? Ты хочешь, чтобы я точно знал, что тебе пришлось пережить? Ладно. Я благодарен. И рад тебя видеть, — он содрогнулся от облегчения и запоздалого шока. — Просто на седьмом небе, правду сказать, — Пол слабо засмеялся. — Я в самом деле думал, что он меня сотрёт. Этот человек полный псих. Поверь мне, ты говоришь сейчас с его лучшей половиной.
Элизабет примостилась рядом с ним на табуретке.
— Пол, — обратилась она к нему. — Постарайся внимательно выслушать то, что я сейчас скажу. Постепенно твоя память сама начнёт восстанавливаться, но, если я сначала всё расскажу, дело пойдёт легче. Прежде всего, ты — не Копия, а человек из плоти и крови.
Пол закашлялся, ощутив во рту кислый вкус. Дарэм разрешил ей сотворить какую‑то гадость с моделью его пищеварительной системы.
— Я из плоти и крови? Что за садистическая шутка? Ты хоть имеешь представление, как было трудно смириться с правдой?
— Это не шутка, — терпеливо повторила Элизабет. — Я знаю, что ты этого ещё не помнишь, но… после того как ты снял с себя скан, результатом которого должна была стать Копия номер пять, ты наконец рассказал мне, что делаешь. А я убедила тебя не запускать её, не проведя другой эксперимент: поместить себя на место Копии, чтобы узнать для начала из первых рук, через что она будет вынуждена пройти. Ты согласился и сам вошёл в виртуальную среду, где предстояло жить Копии, предварительно подавив воспоминания обо всём, произошедшем после сканирования. Так что у тебя не было возможности узнать, что ты посетитель.
— Я?..
— Ты не Копия. Понимаешь? Ты лишь посетил виртуальную среду, которую подготовил для Копии номер пять, а сейчас ты из неё вышел. Вернулся в реальный мир.
Её лицо не выказывало и намёка на обман, но это могла быть работа маскирующих программ.
— Не верю, — заявил Пол. — Как я могу быть оригиналом? Я же с ним разговаривал. Во что мне верить? Что он был Копией, которая считала оригиналом себя?
— Конечно, нет. Это вряд ли помогло бы избавить Копию от испытаний, верно? Пятый скан вообще не запускался. Марионеткой, которая играла твой «оригинал», управляла я: активный словарный запас и язык тела обеспечивали программы, я же сама дёргала за ниточки. Ты мне заранее рассказал всё, что нужно говорить и делать. Довольно скоро ты это вспомнишь.
— А как же… эксперименты?
— Эксперименты поддельные. Едва ли их можно было провести над гостем, имеющим физический мозг. Так?
Пол помотал головой и пробормотал:
— Абулафия.
Окно интерфейса не появилось.
Вцепившись в кресло, он закрыл глаза, потом рассмеялся.
— Говоришь, я согласился? Каким мазохистом надо быть для такого? Я схожу с ума. Я не знаю, кто я такой.
Элизабет снова взяла его за руку.
— Ты дезориентирован, но это ненадолго. И ты знаешь, почему согласился: тебя тошнило от «соскакивающих» Копий, и ты должен был примириться с их существованием, провести несколько дней, считая себя Копией, и решить судьбу проекта — ты наконец окажешься психологически готов произвести Копии, которые смогут принять свою судьбу, либо проникнешься достаточным состраданием к их участи, чтобы перестать их делать.
По плану ты должен был узнать обо всём, оставаясь внутри, после третьего эксперимента. Но, когда ты странно со мной заговорил, я запаниковала. Всё, что я смогла придумать, — это заставить марионетку, игравшую твой оригинал, сказать, что она собирается тебя приостановить. Я не хотела тебя пугать и не думала, что ты так это примешь.
В комнату вошёл санитар, убрал капельницу и катетер. Пол приподнялся и посмотрел сквозь дверные стёкла в коридор: там стояло с полдюжины человек. Он нечленораздельно заорал во всю силу лёгких: стоявшие обернулись и посмотрели в его сторону. Санитар успокоительно произнёс:
— Пенис, возможно, поноет ещё час‑другой.
Пол вновь упал в кресло и повернул голову к Элизабет.
— Ты не стала бы платить за способную реагировать толпу. Я бы за неё не заплатил. Похоже, ты говоришь правду.
Люди, великолепные люди, тысячи посторонних людей, отвечающих на его взгляд своими, озадаченными или подозрительными, уступающие ему дорогу на улице, а чаще не уступающие, но делающие это явно сознательно. Свобода, даруемая городом, была столь сладкой. Он весь день бродил по улицам Сиднея, заново открывая каждую уродливую торговую галерею, каждый провонявший мочой и замусоренный парк или переулок, пока, с гудящими ногами, не протолкался сквозь толпы в час пик к себе домой, смотреть новости в реальном времени.
Сомнений не осталось: он находился не в виртуальной среде. Ни у кого в мире не могло быть причин потратить столько денег, чтобы обмануть его.
Когда Элизабет спросила, возвращаются ли к нему воспоминания, Пол кивнул и сказал: «Конечно». Она не стала выпытывать детали. Собственно, прокрутив её рассказ много раз в голове, он уже почти мог представить развитие событий: как он ныл после пятого сканирования, как раз за разом откладывал запуск модели, как сознался Элизабет насчёт проекта и принял брошенный ею вызов — попробовать самому вынести то, что выпадало Копиям.
А если подавленные вспоминания так и не восстановились, что ж… Он заглянул в литературу и выяснил, что риск такого исхода составляет два и пять десятых процента. Ограниченный электроникой доступ к воспоминаниям иногда переходит в перманентное ослабление нервных соединений, которыми эти воспоминания были закодированы.
Пол даже получил отчёт службы управления базами данных, показавший, что он уже заглядывал в эти статьи.
Он перечитывал и пересматривал новости, которые загружал, находясь внутри, и не находил никаких отличий. Просматривал энциклопедические базы данных, наугад проверяя случайные факты из истории, географии, астрономии, и, хотя отдельные детали, неизвестные ранее, его порой удивляли, явных противоречий не было. Континенты не сдвинулись. Звёзды и планеты не исчезали. Велись те же войны, с прежними победами и поражениями.
Всё совпадало. Всё было объяснимо.
И всё‑таки он не мог выбросить из головы судьбу Копии, которую выключили и больше не запустили. Обычная человеческая смерть — это одно: являясь частью большого полотна, этот процесс имеет смысл. Однако для Копии, которую просто взяли и остановили, с её собственной внутренней точки зрения, исчезновение необъяснимо — просто край, предел, на котором структура неожиданно обрывается.
Но, если озарение, снизошедшее на него во время экспериментов, истинно (вне зависимости от того, проводились ли эти эксперименты), если Копия способна собрать себя из пыли, разбросанной по всему миру, и заполнить пробелы в своём существовании пылью с другого конца вселенной… как может ей наступить нелогичный конец? Почему бы структуре и дальше не поддерживать себя? Или не найти более крупную структуру, частью которой она могла бы стать?
Теория пыли предполагала наличие неисчислимого количества альтернативных миров, миллиардов всевозможных мыслимых исторических процессов, начертанных знаками из одного и того же первичного бульона-алфавита. В одной истории Дарэм запустил Копию номер пять, а в другой его уговорили занять её место в качестве гостя.
Но, если гость был безупречно обманут и пережил то же, что и Копия, что их различает? Пока человек из плоти и крови неспособен узнать правду, бессмысленно говорить о «двух разных людях» в «двух разных мирах». Два комплекса мыслей и восприятия, в сущности, сливаются в один.
Если бы Копии позволили продолжить функционировать и после того как посетитель узнал, что состоит из плоти и крови, их пути опять разошлись бы. Но Копию выключили; в её изначальном мире у неё не было будущего, никакой отдельной жизни. Поэтому две субъективные истории остались одной. Пол действительно