Дарэм заварил растворимый кофе. Мария оглядела спартанскую обстановку комнаты.
— Знаете, — сказала она, — как‑то слабовато. Нам бы тут двести человек в наушниках да огромный экран во всю стену. Как в старину при запусках в НАСА.
— Не беспокойтесь, — отозвался Дарэм, чуть повысив голос, чтобы перекрыть бурление кипящей воды. — У нас уйдёт больше вычислительных мощностей в секунду, чем потратило НАСА на всю программу «Аполлон».
Вычислительные мощности. Вот о чём нужно побеспокоиться. Мария подключилась к КваКС-обменнику; цены чуть поднялись с тех пор, как она смотрела в прошлый раз, но того, чего Мария боялась, не было и в помине. Если Операция «Бабочка» именно сегодня вздумает вновь объявиться на рынке, «Эдемский сад» окажется заморожен, его придётся отложить, пока КваКСы не вернутся к обычной стоимости. Для Дарэма и его последователей не составит ни малейшей разницы, даже если программа запуска окажется вышвырнута из сети на середине и завершится лишь дни или недели спустя. Реальное время не имеет значения. Мария могла оценить логику такого отношения, но её саму при одной мысли о задержке, неожиданном промедлении начинало тошнить от беспокойства. Все юристы, с которыми ей удалось проконсультироваться, ясно дали понять, что как ей, так и Дарэму едва ли грозит судебное преследование. Если же обвинения всё‑таки будут выдвинуты, суд, скорее всего, вынесет решение в их пользу. И даже если нет, апелляция почти наверняка окажется успешной. Тем не менее каждый лишний день совместной работы с Дарэмом в качестве известной полиции «сообщницы» заставлял её чувствовать себя всё более уязвимой перед капризами властей. Когда Мария призналась, что отбросила смехотворную идею «работы под прикрытием», Хэйден заговорила с ней ледяным тоном. Риск угодить под преследование едва ли исчезнет в момент завершения проекта, и всё же облегчение будет значительным.
Мария начала жалеть, что сдержала обещание не записывать клиентов Дарэма, когда те заверяли её, что участвуют в схеме сознательно. Подлинники этих сообщений, которые она просматривала на общественных терминалах, может, и не были равносильны показаниям живых людей, но, имей она их в запасе, сохранёнными на чипе памяти, можно было бы чувствовать себя в большей безопасности. Вне зависимости от юридического статуса Копий, Мария не могла представить, что её станут преследовать за мошенничество, если можно продемонстрировать, что «жертвы обмана» точно знали, за что они платят.
Дарэм поставил кофе на стол перед Марией. Та промямлила «спасибо», а он уселся рядом и спросил:
— Никаких колебаний в последнюю минуту? Вы ещё можете отказаться, если хотите.
Она оторвала взгляд от экрана, на котором мерцала круговая диаграмма КваКС-обменника.
— Не искушайте.
Можно подумать, она стала бы всерьёз рассматривать отказ от единственного шанса сканировать Франческу — после всего, что сделано, и всех тревог, — из‑за смехотворного микроскопического шанса, что искусственная вселенная в самом деле раскроется и обретёт независимое существование.
Терминал Дарэма бибикнул. Мария бросила взгляд на экран. В оконце сообщения горели слова: ВЫЗОВ ПЕРВОСТЕПЕННОЙ ВАЖНОСТИ. Она отвела взгляд.
— К слову, о колебаниях в последнюю минуту, — Дарэм просмотрел сообщение. — Риман передумал. Хочет участвовать.
— Так скажите ему, что уже поздно, — раздражённо откликнулась Мария. — Скажите, он опоздал на пароход.
Говорила она не всерьёз: насколько она знала финансовую сторону проекта, Дарэм едва сводил концы с концами. Стоимость ещё одного билета может полностью преобразить его состояние.
— Расслабьтесь, — успокоил Дарэм, — чтобы его ввести, понадобится максимум полчаса. А его взнос даст гораздо больше простого расширения данных: мы сможем немного продлить запуск.
Мария замерла, усваивая эти слова. Затем переспросила:
— Вы намерены вышвырнуть большую часть двух миллионов экю, чтобы продлить нечто такое…
Дарэм улыбнулся.
— Какое «такое»? Такое, что всё равно сработает?
— Что, по‑вашему, сработает!
— Чем дольше я буду видеть, как моя Копия свидетельствует вселенную ТНЦ, тем мне будет спокойней. Я ведь не знаю, что именно нужно, чтобы дать закрепиться правилам автомата. Если десять неопровержимых опытов — хорошо, одиннадцать — ещё лучше.
Мария отодвинулась от стола и отошла от терминала. Дарэм стучал по клавиатуре, сначала вызывая программы, которые пересчитают конфигурацию «Эдемский сад» так, чтобы она включала нового пассажира с его багажом, а потом перечисляя нежданный подарочек от Римана прямиком на счёт проекта в JSN.
— Да что с вами такое? — бросила Мария. — Два миллиона экю — это больше двух миллионов долларов! Вы бы могли жить на это весь остаток жизни!
Дарэм продолжал печатать, проводя документы Римана сквозь ряд юридических проверок.
— Обойдусь.
— Тогда отдали бы их на благотворительность!
Дарэм нахмурился, но терпеливо ответил:
— Насколько я понимаю, Томас Риман ежегодно делает щедрые пожертвования на борьбу с голодом и на исследования по повышению урожайности. Эти деньги он решил потратить на место в моём убежище, и едва ли моё дело — перенаправлять его средства на цели, которые вы или я посчитаем более достойными, — он бросил на Марию косой взгляд и добавил с насмешливой серьёзностью: — Это называется мошенничеством, мисс Делука. За такое могут и в тюрьму посадить.
Марию это не смутило.
— Вы могли бы оставить кое‑что для себя. Для этой жизни, этого мира. Не думаю, чтобы ваши клиенты ожидали, что вы станете стараться даром.
Дарэм закончил работу с терминалом и повернулся к ней.
— Не думаю, что вы это поймёте. Для вас весь проект просто анекдот, и отлично. Но едва ли вы можете ждать, что я стану действовать на той же основе.
Мария уже и не понимала, на что она, собственно, злится: на задержку запуска, непристойную растрату денег или просто на то, что Дарэм сидит здесь и рассуждает, как всегда, абсолютно логично, с собственной точки зрения. Она заявила:
— Этот проект и есть анекдот. Триста миллионов человек живут в лагерях беженцев, а вы предлагаете убежище шестнадцати миллиардерам! От чего их нужно защищать? Не будет никакой революции против Копий! Их никогда не выключат! Вы знаете не хуже меня, что они будут просто сидеть и богатеть ближайшие десять тысяч лет!
— Возможно.
— Но тогда вы мошенник, разве нет? Даже если ваше «убежище» и правда появится, даже если ваша драгоценная теория подтвердится, что получат ваши сторонники? Вы отправили их клонов в одиночное заключение, только и всего. С тем же успехом могли засунуть их в чёрный ящик на дне шахты.
— Это не совсем верно, — мягко возразил Дарэм. — Вы говорили, что Копии проживут десять тысяч лет. А как насчёт десяти миллиардов? Ста миллиардов?
Мария нахмурилась.
— Ничто не может существовать так долго. Вы что, не слышали? Обнаружено достаточно тёмного вещества, чтобы обратить расширение вселенной вспять меньше чем через сорок миллиардов лет…
— Вот именно. Эта вселенная не будет существовать вечно.
Мария саркастически кивнула и попыталась ответить что‑нибудь уничтожающее, но слова застряли у неё в горле. Дарэм безмятежно продолжал:
— Вселенную ТНЦ не ожидает коллапс. Никогда. Сто миллиардов лет, сто триллионов, — неважно, она всегда будет расширяться.
— Энтропия… — слабо начала Мария.
— Не проблема. Собственно, «расширяться» — неподходящее слово: вселенная ТНЦ прирастает, как кристалл, а не растягивается, словно воздушный шарик. Подумайте об этом. Расширение обычного пространства наращивает энтропию: всё становится более размазанным, неупорядоченным. Возникновение большего количества клеточных ТНЦ‑автоматов просто даёт вам больше пространства для данных, больше вычислительных мощностей, больше порядка. Обычное вещество в конце концов ждёт распад, но компьютеры созданы не из вещества. В правилах клеточных автоматов нет ничего, что помешало бы им существовать вечно.
Мария уже не была уверена в том, что она себе представляла раньше. Раз вселенная Дарэма соткана из той же «пыли», что и настоящая, значит, их ждёт одна судьба? Она не особо обдумывала этот вопрос, потому что такой вывод не имел смысла. Перестановки происходят во времени, как и в пространстве; вселенная Дарэма может взять точку пространства-времени аккурат перед Большим Сжатием и поставить рядом с другой, существовавшей за десять миллионов лет до нашей эры. И даже если общее количество пригодной к использованию «пыли» ограничено, нет причин, почему её нельзя было бы использовать заново в разных комбинациях, снова и снова. Судьба ТНЦ‑автомата должна иметь лишь собственный внутренний смысл, а у этой штуки нет причин когда-либо останавливаться.
— Так вы пообещали этим людям… бессмертие?
— Конечно.
— Буквальное бессмертие? Возможность пережить вселенную?
Дарэм изображал невинность, но при этом явно наслаждался её потрясением.
— Именно таков смысл слова «бессмертие». Не «умереть спустя очень долгое время». Просто «не умереть» — и точка.
Мария прислонилась спиной к стене, сложив руки на груди и пытаясь отделаться от чувства, что этот разговор столь же нереален, как и все видения, пережитые Дарэмом в Блэктаунской психиатрической клинике. «Когда Франческа пройдёт сканирование, устрою себе выходной, — подумала она. — Навещу Адена в Сеуле, если придётся. Что угодно, лишь бы подальше от этого города и этого человека». Вслух она сказала:
— Такие идеи обладают большой силой. Когда-нибудь вы нанесёте ими кому‑то серьёзный вред.
Дарэм выглядел уязвлённым.
— Я только пытался быть честным — ответил он. — Знаю, сначала я вам солгал и сожалею об этом. Я не имел права так поступать. Но что мне было делать с правдой? Держать её запертой у себя в голове? Спрятать от мира? Не дать никому шанса в неё поверить или хотя бы не поверить? — Он упёрся в Марию взглядом, спокойным и разумным, как всегда — та отвела глаза. — Когда я только вышел из больницы, — продолжал Дарэм, — хотел всё опубликовать. И даже пытался… Но ни один уважаемый человек не заинтересовался, а публикация в псевдонаучных журнальчиках означала бы признание, что всё это ерунда. Что мне оставалось, кроме как искать помощи у частного капитала?