— Отправьте несколько тысяч роботов, — предложила Мария, — пусть прочешут это место на признаки жизни.
Дарэм уже делал это. Он нахмурился.
— Не вышло. Но вот хотел бы я знать…
Он создал в нескольких метрах правее себя дверь, ведущую якобы в пышно украшенный коридор. Мария обеспокоенно предупредила:
— У вас семь минут. Вход неработоспособен: если уж робот не может там материализоваться…
Дарэм встал и вошёл в дверь, затем побежал. Мария смотрела ему вслед. Но ведь там, «внутри», нет особой опасности — никакого дополнительного риска. Программы, моделирующие их тела, одинаково защищены, где бы эти тела якобы ни находились.
Она нагнала Дарэма, когда тот добрался до украшенной, плавно изгибающейся лестницы: они находились будто бы на втором этаже большого двухэтажного дома. Дарэм хлопнул её по плечу.
— Спасибо. Поищите внизу, а я здесь пошарю.
Мария не возражала бы сейчас отключить все свои человеческие метаболические реакции, которые только мешали, но была слишком возбуждена, чтобы выяснять, как это делается, слишком налита адреналином, чтобы делать хоть что‑то, кроме как бегать по коридорам нижнего этажа с криком: «Кто‑нибудь дома?»
В конце одного прохода она выскочила в дверь и оказалась в саду.
В отчаянии посмотрела кругом. Территория была огромной и, судя по всему, запущенной. Мария стояла, переводя дыхание, и прислушивалась, нет ли признаков жизни. На расстоянии слышалось птичье пение, больше ничего.
Потом она заметила белую фигуру в траве, возле клумбы с тюльпанами.
— Здесь! — крикнула она и бросилась к лежавшему.
Это был молодой человек, голый как палка, растянувшийся на газоне, обхватив голову руками. Мария услышала, что позади разбилось стекло и что‑то тяжело ударилось оземь; оглянувшись, она увидела, как Дарэм поднимается и хромает к ней.
Встав на колени возле незнакомца, она пыталась его будить, хлопая по щекам. Подошёл Дарэм, пепельно-бледный: искусственное спокойствие явно ему изменяло.
— Кажется, я растянул лодыжку, — сказал он. — А мог бы и сломать шею. Ничем не рискуйте, с нашей физиологией происходит что‑то странное. Я не могу отменить стандартные свойства старого мира.
Мария ухватила лежавшего за плечи и потрясла — без всякого эффекта.
— Это безнадёжно!
Дарэм её отпихнул.
— Я приведу его в себя. Идите обратно.
Мария попыталась вызвать панель мысленного управления, чтобы унестись в мгновение ока. Ничего не произошло.
— Не могу связаться с моим «внешним я». Мне не выйти.
— Так ступайте через дверь. Бегом!
Мария заколебалась, но она не собиралась вслед за Дарэмом становиться мученицей. Поэтому, развернувшись, кинулась в дом. Пронеслась по лестнице, прыгая через две ступеньки и стараясь ни о чём не думать, пробежала по коридору. Дверь в зал управления эвакуацией осталась на месте: во всяком случае, её ещё было видно. На бегу Мария представляла, как сейчас врежется в невидимый барьер, но, добравшись до дверного проёма, легко его проскочила.
Часы в окне интерфейса показывали двадцать секунд до запуска.
Когда Мария настояла на том, что задержится вместе с ним, Дарэм заставил её установить программу, которая упакует её в «Эдемский сад» за один момент; иконка этой программы — трёхмерная Алиса, делающая шаг в плоскую книжную иллюстрацию, — маячила в углу окна. Мария потянулась к ней, потом оглянулась на дверь в мир Римана.
Коридор двигался, медленно отступал. Ускользал, как здания Города.
— Дарэм! — крикнула она. — Идиот! Спадается! — Её рука дрогнула, пальцы легко коснулись иконки с Алисой — без усилия, необходимого для сознательной подачи сигнала.
Пять секунд до запуска.
Можно себя склонировать. Послать одну версию с остальным Элизиумом, а одну — предупредить Дарэма.
Но она не умеет. И нет времени учиться.
Две секунды. Одна.
Она двинула кулаком по экрану рядом с иконкой и взвыла. Карта гигантского куба замерцала бело-синим светом: начала прорастать новая решётка, самые дальние процессоры занимались воспроизводством. Это всё ещё была часть Элизиума — новая решётка симулировалась на процессорах старой. Но Мария знала, что сторожевая программа не даст ей второго шанса, не позволит остановить запуск и начать заново.
Мария оглянулась на дверь. Коридор продолжал ускользать со скоростью в несколько сантиметров в секунду. Сколько ещё, пока дверь не врежется в стену, оставив Дарэма затерянным окончательно?
С руганью Мария шагнула к двери и потянулась внутрь одной рукой. Невидимая граница сред по‑прежнему пропускала её. Нагнувшись у косяка, Мария пощупала пол — ладонь скользнула по уползающему ковру.
Трясясь от страха, она выпрямилась и перешагнула порог. Остановилась заглянуть в проход: коридор заканчивался тупиком в двенадцати-пятнадцати метрах от входа. У неё самое бо́льшее четыре-пять минут.
Дарэм ещё находился в саду, пытаясь поднять лежавшего. Он сердито взглянул на Марию.
— Что вы здесь делаете?
Та перевела дыхание.
— Я упустила запуск. А это всё сейчас… отделяется. Как Город. Вам пора выходить.
Дарэм повернулся к незнакомцу.
— Он похож на омоложенного Томаса Римана, но может быть и его потомком. Одним из сотен. Одним из миллионов, насколько мы можем знать.
— Где они, эти миллионы? Похоже, он здесь один, и никакого признака других сред. Вы ведь нашли всего один вход?
— Мы не знаем, что это значит. Единственный способ убедиться, что он один, — разбудить и спросить. А я не могу его добудиться.
— А что, если просто… вытащить его отсюда? Знаю, нет причин, чтобы это переместило его модель на безопасную территорию, но раз уж это место воздействует на наши модели, пытается подчинить их человеческой физиологии… Тогда вся логика, на которой основаны наши рассуждения, уже недействительна.
— А что, если есть другие? Я не могу их бросить!
— Времени нет! Что вы для них сможете сделать, пойманный здесь? Если этот мир будет уничтожен — ничего. Если кто‑то выживет… выживет и без вас.
Дарэм выглядел так, словно его тошнило, но нехотя кивнул.
— Пошевеливайтесь, — велела Мария. — Вы изувечены, я понесу Спящего Красавца.
Нагнувшись, она попыталась взвалить Римана (Томаса или какого‑то иного) на плечи. Когда это делают пожарные, кажется, всё легко. Дарэм, задержавшийся присмотреть, зашёл за спину и помог. Когда Марии удалось выпрямиться, идти оказалось не слишком трудно. Первые несколько метров.
Дарэм хромал рядом. Поначалу Мария допекала его, неискренне пытаясь отослать вперёд. Потом сдалась, отдавшись на милость абсурдной ситуации. Задыхаясь, она пробормотала:
— Никогда не думала… что стану свидетелем… распада вселенной… с голым банкиром на шее… — Она чуть заколебалась. — Как думаете, если… закрыть глаза и сказать… мы не верим в звёзды… может, тогда…
Она поднялась по лестнице, почти согнувшись под весом тела, с отчаянным желанием сбросить ношу и передохнуть, но уверенная, что, если она так поступит, им не справиться.
Когда они добрались до коридора, дверь была ещё видна и продолжала равномерно отодвигаться. Мария пропыхтела:
— Бегите, удержите её… откройте…
— Как?
— Не знаю. Станьте в середине…
Дарэм, кажется, сомневался, но похромал вперёд и добрался до двери намного раньше. Сразу шагнул туда, потом повернулся и встал, расставив ноги и вытянув руки к Марии, готовый втащить её на уходящий поезд. Ей представилось, как его рассекает пополам, и окровавленные половинки падают на пол в каждом из миров.
— Надеюсь, этот ублюдок… — выговорила она, — был великим филантропом… лучше, на хрен, святым…
Она посмотрела в сторону прохода. Тупик оказался всего в нескольких сантиметрах. Дарэм, похоже, верно истолковал выражение её лица и отступил в зал управления. Дверь соприкоснулась со стеной и исчезла. Мария взвыла от расстройства и уронила Римана на ковёр.
Добежав до стены, она замолотила по ней кулаками, затем опустилась на колени. Она здесь умрёт, запертая в слипающейся фантазии постороннего человека. Она прижалась лицом к холодной краске стены. Там, в старом мире, есть другая Мария, и, что бы ни случилось, по крайней мере, она спасла Франческу. Если этому безумному миру конец, пусть кончается.
Кто‑то положил руку ей на плечо. Потрясённая, она изогнулась всем телом, растянув мышцу на шее. Это был Дарэм.
— Сюда. Нужно обойти. Поспешите.
Он подхватил Римана — должно быть, в Элизиуме он себя вылечил, да ещё, несомненно, и прибавил силы — и провёл Марию по короткому коридору, через большую библиотеку к хранилищу в конце. Дверь оказалась там, в нескольких метрах от дальней стены. Дарэм попытался пройти в неё, держа Римана головой вперёд.
Голова исчезла, стоило ей пересечь плоскость дверного проёма. Дарэм вскрикнул от потрясения и шагнул обратно: декапитация тут же сменилась рекапитацией. Мария нагнала их, когда Дарэм уже повернулся и пытался войти в дверь, волоча Римана за собой. Проходившая в двери часть тела Римана вновь исчезала, а когда пропали подмышки, под которые Дарэм его держал, остаток тела грохнулся на пол. Мария сунулась в дверь и увидела целёхонького Римана, лежавшего на пороге.
Они не могли его спасти. Этот мир впускал их и выпускал на своих условиях, но для самого Римана созданный ими выход был ничто, пустая деревянная рама.
Перешагнув тело, Мария вернулась в Элизиум. Дверь отступала, плечи Римана показались снова. Дарэм, всхлипывая от расстройства, протащил спящего около метра, а затем невидимая голова, должно быть, ударилась о невидимую стену, и тело перестало двигаться.
Дарэм вышел в Элизиум в тот самый момент, когда дверь стала непрозрачной. Секунду спустя они увидели наружную стену дома. Слипание — или разделение — ускорялось, пока дверной проём летел по воздуху над садом; потом вся сцена была окружена тьмой, словно моделька в стеклянном пресс-папье, и уплыла в пространство.