Бабушка накачала из скважины холодной воды и от души напилась. Ночью горло страшно сушило, но вставать не хотелось. Из сарая снова достала тяпку и отправилась на огород. «Скилькы викив кормыть нас земля, — промелькнуло в голове. — И не исчерпается нияк. Другэ дило люды… И черпать-то из них ничого». И вспомнила внука Женю.
Работала она самоотверженно, не жалея себя, труд был всем смыслом ее жизни. Безжалостно она выкорчевывала буйно разрастающийся бурьян, который мешал взойти помидорам, огурцам, картофелю. Кое-где приходилось рвать руками, отбросив тяпку. Бабушка Рая дошла до конца огорода, прополов узкую полоску. Она приостановилась, чтобы отдышаться. Окинула взглядом природу. Хорошо-то как, красиво. И не стреляют. В голове фантомами раздались вчерашние взрывы. За огородом земля спускалась вниз, а затем резко поднималась, образовывая небольшой овраг. Старушка заметила черные кляксы на зеленой траве — это свежие куски земли из воронок. Да, стало быть, мины ночью совсем рядом ложились.
Затем она обратила внимание на одно большое темное пятно у зарослей невысокого кустарника. Только через некоторое время, приглядевшись, бабка поняла, что это лежит человек. Рая заметалась, думая о том, что надо ему помочь. «А вдруг помэр? Так, мабудь, вже мэртвый», — заключила она, приметив, что человек не двигается. Но твердо решила проверить это. Не выпуская из рук тяпку, пожилая женщина пошла к нему. В овражек старушка не рискнула спускаться — ноги больные, поэтому решила обогнуть его справа.
Солдат не двигался. На форме были шевроны в цветах украинского флага. Рая видела его ранения, кровь испачкала штаны и рукава камуфляжной формы. Она спустилась ближе к нему. Человек, вероятно, услышал шорох травы, непонятные звуки и из последних сил открыл глаза. Теперь стало видно, как ему было тяжело дышать.
— Ты живый? Я зараз прыбигу! Нэ вмирай! — громко прокричала бабка и отправилась назад к своему двору, чтобы потревожить деда. Нельзя было терять ни минуты. Он-то точно знает, что делать.
Ей показалось, что дорога к дому заняла полчаса, хотя ковыляла бабушка Рая минут пять. Для ее больных ног и по такой неровной местности это была олимпийская скорость. Она ворвалась во двор, перепугав деда, стоявшего и смотревшего на облака.
— Что ты носишься? — спросил он, но осекся, видя ее взволнованное лицо. — Что-то стряслось?
— Там людына поранэна за городом лэжить!
— Яка людына? — сам перешел на суржик Степан.
— Солдат, вийськовый.
Украинский военный, стало быть. Дедушка перевел взгляд с супруги назад на небеса, всем своим видом давая понять, что не особо его это волнует.
— Що ты стоишь? Вин живый!
— И что? Пусть и живой. Мне до этого какое дело? — было видно с каким трудом дед произносит эти жестокие слова.
— Та цэ ж людына!
— Людына? Какого черта они вообще сюда приперлись? Тебе рассказать, что по селам творится? Что они творят? Людыны… Забыла, как они к нам приезжали, как угрожали убить? Ты не хуже меня знаешь — это фашисты! Настоящие фашисты. И ради этого мы немцев били в сороковых, чтобы спустя годы наши потомки стали такими? Да пусть сдохнет, — дед резко отвернулся. Ему противно было говорить эти слова.
Бабушку начало трясти, нервы сдавали.
— Та вин же поранэный. Чи ты забув, як сам воював, як сам горив?
Спина Степана дрогнула.
— Ты знаешь, що робыть, щоб его спасты?! Дид!
— Я уже который месяц не знаю, жив ли мой сын, что с ним, где он сейчас. И он воюет с этими нелюдями. Воюет из-за меня, потому что отец его защищал эту землю.
— А якщо вин также дэсь лэжить у трави и йому них-то не допоможэ? Дид, ты ж був солдатом, знаешь, як важко. Та в чому повынэн той хлопэць? То владу в кабинэтах трэба стрилять!
Дедушка Степан боялся сдвинуться с места. Он чувствовал правоту за собой… Тогда почему и бабка была права? Он не решался, боялся, что может предать все то, за что идет война на Донбассе.
— Та хватэ спать! Там людына вмирае!
И вспомнил старик, как советские медики одинаково лечили и раненых красноармейцев, и гитлеровцев. Потом первые отправлялись снова на фронт, а вторые оставались в плену. Наконец решился Степан помочь украинскому военному. Дома в аптечке взял то, что было.
— Пойдем, старая. Сведешь ты меня… Надо посмотреть, можно ли его трогать и отнести в дом. Только сами мы не донесем. Нужно из соседей кого-то найти.
Они дошли до края своего огорода. Дед заметил лежащего солдата. Но стояла рядом с ним другая фигура. Немного подойдя ближе, поняли старики, что это был их внук Женька. Он тоже их увидел и замахал руками. У обоих внутри все оборвалось, а в горле пересохло. Рая и Степан деревянными ногами, неуклюже шагая, стали подходить к нему. И предчувствие тревоги, когда они заметили внука у раненого украинца, подтвердилось. Мимо пробежал Женька, в руках у него была окровавленная тяпка, оставленная бабкой возле кустарника.
— Я укропа завалил, дед! — от парня несло алкоголем. — Я как ты в сорок пятом! Я укропа завалил!
— Нет, Женюшка, — со срывающимися слезами простонал дед. — Мы так не воевали.
Но внук не слушал, он бежал в деревню в поисках единомышленников, чтобы отметить эту легкую победу над умирающим противником. Добрый солнечный свет заливал поля. Урожая не предвиделось. Сажать сельскохозяйственные культуры было некому.
После этого случая дедушка Степа уже не вставал с кровати.
Европейский шлях
Настало самое тяжелое для города время. Мины и снаряды щедро падали на здания и улицы. Число погибших и раненых с каждым днем увеличивалось. Рейсовые автобусы не ходили, последний поезд уже давно отправился прочь из города.
Некоторые жители не собирались никуда, у других еще теплилась надежда покинуть это опасное место, наполненное горьким дымом, запахом пепелищ и видами разодранных домов. Но как это сделать, когда город в осаде, окружен практически со всех сторон врагами, которые еще недавно были братьями? Самому отправляться в такое путешествие… Тут как повезет. Но, скорее всего, не повезет.
Были те, кто помогал в этом. Проводники, хорошо знавшие тайные тропы вокруг города, — они могли безопасно вывезти. За отдельную плату, конечно. Одним из них был Виктор Кузьмичев. Здоровый, светловолосый донбасский мужик.
В тот раз к нему снова обратились знакомые — давнишний приятель Славка и его жена Юля:
— Витя, помоги выбраться из города!
И момент такой неудобный: жена Виктора уехала в село помочь старым родителям, а пятнадцатилетнего сына не с кем оставить. И что делать, куда деваться?
Витя, загружая свою «Ниву», взглянул на своего пацана. Эх, хорош, парень: рукастый, технику любит и знает, общительный. Весь в отца. Как на молодого себя глядел Виктор на своего Никиту. Но нехорошо на душе было, тревожно. Не хотел он малого с собой брать. Но как его тут одного оставлять? Уж лучше вместе.
— Ну что, выезжаем? — спросил Славик, когда в его внедорожнике уже устроились Юля и их десятилетняя дочь Оксана.
Кузьмичев осмотрелся. Над ним возвышались девятиэтажки, а сбоку раскинулся частный сектор. Вокруг никого. Принюхался. Тяжелый летний воздух, да еще с нефтебазы доносится запах бензина. Прислушался. Вдалеке свист и гром. И почудилось Виктору, что они все ближе и ближе.
— Да. Не мешкай и езжай за мной, — похлопал он Славика по плечу. Повернулся к Никите. — Ты не высовывайся.
Сын кивнул. Он старался не нервировать отца и не произносил ни слова. Знал, что сейчас необходимо безоговорочно подчиняться ему. А ведь до войны и ссоры были, и обиды с обеих сторон. Да и будут еще. Если они сумеют пережить все это.
И две машины направились вон из города. По асфальтовой дороге гнали так быстро, как позволяла техника. Помех никаких, машин нет. Огненный воздух задувал в открытое окно. Недалеко послышались выстрелы из стрелкового оружия. Короткая перестрелка, и тишина. Кто, в кого, есть ли убитые? «Бог его знает», — подумал Виктор.
Мелькали разноцветные стены и окна частных домов. Остались ли в них люди? Наверняка. Сидят по подвалам. Нет, сейчас затишье, стреляют в другой стороне, поэтому, скорее всего, выбрались из укрытий, чтобы успеть сделать необходимые дела. Всегда наготове. Чуть раздастся свист, вой металлический — сразу в укрытие, если есть что подходящее, да желательно поглубже. Кирпич не спасет — земля убережет.
Проехали блокпост ополченцев. Этих Виктор знал, некоторых еще до войны. Все прошло нормально.
Дальше — опасней. Тут могут и ближние бои происходить. Витина машина свернула на грунтовку, Славик за ним. Мчались они по полям, перелескам и буеракам. Звуки сражений остались где-то сбоку позади.
«Ну, вроде вырвались», — кивнул сам себе Кузьмичев. Глянул на Никитку — он напряженно смотрел то по сторонам, то вперед, оглядывался назад на машину Славика.
Раньше дорогу в сосновый бор перегораживал шлагбаум, но теперь он, ржавея, валялся рядом. Два автомобиля, не сбавляя скорости, преодолели и этот рубеж. В скором времени они должны оказаться на украинской территории, в небольшом вымирающем селе. Подъезжать к нему надо не напрямую, по главной дороге, а в объезд, там, где не было блокпостов и позиций украинской армии. Для этого необходимо сделать размашистый крюк, переехать мелкую пересохшую речушку.
Поворачивая на проселочной дороге, Кузьмичев дал по тормозам. Витя опешил, увидев железнодорожный вагончик и несколько человек с оружием возле него. Посреди грунтовой дороги стоял двухколесный прицеп, преграждающий путь. Флага не было, но Кузьмичев сразу понял, что это украинские армейцы. Что же это такое? Ведь свободна была эта дорога. Или он что-то напутал? Да нет вроде.
Машины затормозили. На них уже были направлены дула автоматов. Один из трех солдат, видимо, старший, подошел ближе и махнул рукой.
— Выходим, — окрикнул он.
— В машине сиди, — сказал отец Никите. — Я сам разберусь.
Кузьмичев не спеша вышел и направился к военным. Знаков различия и принадлежности на них он не заметил. Из-за стресса потерялись мелкие детали. Только обратил внимание, что все — еще пацаны, немногим старше его сына.