Холодный душ приводил в чувство намного быстрее, чем кофе. И вот уже, посвежевший, он мог отправиться на любимую работу.
Так было и в этот раз. За окном стояла тихая и нежная осень. Она разрисовала город желтыми красками, где-то появлялись бордовые листочки, тополя стояли еще зеленые, но цвет их был заметно приглушен. Солнце вовсю светило, хотя грело уже меньше. Так что на улицу приятно было выходить. Все-таки прав был Пушкин, восхваляя осень. Это время подумать, повспоминать. И романтики осенью ничуть не меньше, чем весной. И чувства, бывает, нахлынут. И вот ты уже где-то недалеко от универа обнимаешь молодую студентку.
От напряженной работы хотелось отдохнуть. Сергей уже и не помнил, когда последний раз с удовольствием шел в редакцию. И не потому, что профессия надоела. Журналистику он по-прежнему любил. Но обстановка… Каждый день он узнавал что-то плохое. Новые обстрелы, снова погибшие и раненые, снова сломанные судьбы и мирных жителей, и военных, простых парней. От этих историй расшатывались нервы. Он перегорал, как костер. И энтузиазма в нем оставалось все меньше и меньше. К двадцати восьми годам его романтический взгляд на жизнь не изменился. Просто на него накинули кучу дерьма, и Сергей разгребал ее, пытаясь снова посмотреть на мир теми же глазами, что и в девятнадцать лет. Иногда у него это получалось. Часто он погружался в омут памяти, смотрел на лица любимых людей, пытался соприкоснуться с ними. Стоит только протянуть руку… Мираж рассеивался. Он оставался один. Друзья разъехались или умерли. Один довольно близкий товарищ погиб от взрыва, у других серьезно испортилось здоровье. Они увядали. Все из-за этой проклятой войны. Иногда Литвинову казалось, что когда он умрет тоже, то все равно останутся воспоминания о его молодости. Они будут прокручиваться снова и снова, жить своей отдельной жизнью. Может, время не линейно? Может, есть шанс остановить его, прожить какой-то момент снова?
Часть фотографий из прошлого не сохранилась, потому что ноутбук, бывало, барахлил. Приходилось нести в ремонт. Однажды вернули полностью чистым. Без документов, музыки, фотографий и программ. Поломка оказалась серьезной. Сергей попытался восстановить свои архивы. Частично ему это удалось, но многое безвозвратно кануло в Лету. Или, быть может, в лето…
Он редко пересматривал фотки. Это отнимало много времени. Настроение портилось. Вот Ксюша, такая миниатюрная для своих лет, но при этом острая на язык и волевая. Сашка, хмельной, поэтичный и энергичный, прямо Есенин. Только черноволосый. Ребята с курса, с потока. Все такие счастливые, смешные, молодые. Господи, как не любить всех их?
Однажды, разбирая снимки, Сергей наткнулся на фотографию. Он не помнил, откуда она у него взялась. Может, где-то на флешке сохранилась, или друг скинул по интернету. Литвинов долго смотрел на нее… Да, а раньше к этому было другое отношение. Ну, подумаешь, группа молодых парней, столичный Крещатик, очередная политическая акция, красно-черные флаги. А под ними он, Сергей Литвинов…
Это было уже так давно. Ровно восемь лет назад — в десятом году. Как раз времена студенчества. Четвертый курс.
Сергей хорошо помнил, как он оказался в Киеве, как шел вместе с националистами под разными «патриотичными» флагами. А дело было так.
Начало нового учебного года. Как обычно, все собирались на лавочках возле второго корпуса Луганского университета имени Даля. Делились новостями. Многих знакомых за лето Сергей не видел ни разу.
Подошел учившийся на политолога Максим Быков, именуемый в узком кругу Адиком — сокращенно от Адольфа. На одну из пьянок он пришел в черном кожаном пальто с немецкой военной фуражкой на лысой башке. И тогда, в мирное время, это не казалось перебором. Молодежь, что с нее взять? Дурная, бесшабашная, бестолковая. Но для Адика этот его прикид значил многое — он был украинским националистом и взглядов своих не скрывал. Да и в принципе к таким проявлениям политических взглядов на Украине относились терпимо, если не сказать положительно. Даже в Луганске.
Сергей и Максим довольно часто пересекались в университетских компаниях, не раз пили вместе водку, играли на гитаре песни любимых рокгрупп, бездельничали во время пар.
— Кто хочет в Киев на халяву поехать? — спросил как-то Быков.
— А че надо делать? — уточнил кто-то.
— На митинг. Я группу собираю.
— Что за митинг? — спросил Литвинов.
— Протестное шествие будет посвящено засилью легионеров в украинском футболе! — отчеканил Макс.
— Что за ерунда? — отозвался один из младшекурсников.
— Я вообще футбол не смотрю, — хмыкнул второй.
— Ребята, вы что, не хотите, чтобы Украина растила свою талантливую молодежь, а не арендовала у других стран этих негров? Серый, ты как? Со мной?
— Я? Да не знаю… Вообще, я в Киеве ни разу не был.
— Ну вот как раз и побываешь. Я тебе больше скажу, тебе еще и сто гривен заплатят. Так что давай, решайся.
— Ладно. Почему бы и нет?
Сергея привлекла возможность увидеть столицу Украины, мать городов русских, да еще и получить за это деньги.
— Выезд послезавтра вечером. Встретимся на вокзале.
Дома мама подняла вой.
— Вам там по голове надают! — кричала она.
— Да успокойся, никто нам ничего не сделает. Все согласовано, это законная мирная акция, — пытался успокоить ее Сергей.
— Что ты его от юбки не отпускаешь? — с нескрываемой долей презрения гаркнул папа. — Пусть едет куда хочет. Ему сколько лет уже? Не маленький.
Мама всегда затихала после кратких, но содержательных комментариев отца. Она продолжала причитать себе под нос, но приступами паники больше никого не беспокоила.
Литвинов практически ничего не взял с собой, потому что ехали одним днем. Только тонкую кофту с белыми и оранжевыми полосами, бутылку воды и пару бутербродов. Все уместилось в небольшой рюкзак. Денег Сергей решил взять немного — на сувениры. Может, удастся выкроить немного времени, чтобы посмотреть город.
На перроне собралось много молодежи, ехавшей на митинг. Она заняла практически весь плацкартный вагон. Поезд, покачиваясь и скрипя, тронулся.
— О, привет! — радостно сказал Сергей. — Ты тоже тут?
Он встретил Марину, знакомую.
— Привет! Да. Давно не виделись.
— Ага. Что у тебя нового? — поинтересовался Литвинов.
— Да вот недавно замуж вышла.
— Ого! Поздравляю. А муж где?
— На работе! — слишком уж весело ответила девушка.
«Может быть, это намек?» — подумал Сергей. Потом тряхнул головой. Темпераментная натура, он любой взгляд со стороны девушек воспринимал как приглашение к знакомству.
Подошла подруга Марины, невысокая темноволосая и голубоглазая девушка.
— Это Яна.
— Очень приятно. Сергей.
Мимо проходил Максим, держа в руках две бутылки водки. Он подмигнул товарищу.
— Что стоите, как в гостях. Идем бухать!
«Почему бы и нет?» — подумал Сергей.
Они присоединились к одной из компаний. Надо сказать, что Максим знал всех, кто с ними ехал, поэтому проблем с времяпрепровождением не возникло. Первая бутылка закончилась сразу. Хорошо пошло. Прогрело. Серега вышел в тамбур покурить. За окном мелькали темные деревья и поля, редкие огоньки деревень и станций. Создавалось ощущение одиночества, как будто, кроме освещенного поезда, в этом ночном мире жизнь нигде больше не сохранилась.
Хороший был вечер. Много пили и смеялись. Спать совсем не хотелось. Литвинов общался в основном с Мариной, ее подругой и иногда с Максом. Он успешно смешил девушек, постоянно задавал им вопросы, делая вид, что искренне интересуется ими, а сам втайне поглядывал на Яну.
В один из перекуров она пошла с ним.
— Я вообще-то не курю. Но такая хорошая ночь.
Сергей кивнул в знак согласия. Неожиданно она обняла его за талию, притянул к себе и начала целовать. Литвинов опешил от такой инициативы, хотя и был очень даже не против. Поцелуй пах водкой и сигаретами. Он, не отрываясь от губ Яны, тоже обнял ее.
Вернулись они минут через двадцать. Марина заговорщицки засмеялась. Максим ничего не заметил. Он уже порядком захмелел. А в алкогольном угаре он становился неудержимым. Он все норовил раздеться, прочитать стихи и искал гитару.
— В вагон-ресторан! «Я требую продолжения банкета»! — процитировал Адик классику советского кино.
Они из хвоста поезда прошли целых семь вагонов. При этом Яна держала Сергея за руку и вела за собой. Литвинов раньше вообще не имел представления о ресторанах. «Теперь-то я попаду в приличное общество», — обрадовался он.
Ожидания, конечно, оказались далеки от его представлений. Антураж вагона-ресторана не походил на картины из фильмов. «Западная пропаганда», — сделал выводы Литвинов. Уборщица отмывала пол от неприятной субстанции. Продавщица алкоголя сдерживала себя, чтобы не плюнуть им в лица, — так показалось Сергею. Набрали спиртного и, разливая его по стаканчикам на ходу, расплескивая, стали за два столика. Всего человек девять. Веселье продолжалось. Сергею все неимоверно нравилось. В частности, шаловливые руки Яны. Он, с трудом открывая веки, так как алкоголь хорошенько ударил в голову, с ликованием подумал: «Жизнь удалась». А что еще надо в двадцать лет?
Где-то на другом краю компании начались разборки и толкотня с чужаками. Сначала, как ни странно, начали драться девушки, но не Марина и Яна. Потом подключились парни. Худой Адик с голым торсом махал своими длинными руками и пытался попасть по здоровому дембелю в тельняшке. Но того и бить не надо было. Он с трудом понимал, что происходит, и кричал что-то типа: «Я дембель. Я опасный», получая ото всех удары по пьяной физиономии.
Сергей смотрел на это все и смеялся. Он с ловкостью отобрал у кого-то из своих бутылку с остатками коньяка и выпил прямо из горла. «Вот это дела, вот это жизнь», — радовался он. Было одновременно и хорошо, и плохо.
Конфликт вышел серьезный. Пришла милиция поезда. Начались долгие выяснения, разговоры, уговоры. Сильно пострадала девушка с чужой стороны. Ее передали медикам «Скорой помощи» на следующей станции. От правоохранителей удалось отделаться благодаря небольшой взятке. Скинулись все, кто был в вагоне-ресторане, даже абсолютно незнакомые мужики, которые искренне хотели помочь парням после такого представления. Они, видимо, восприняли все как театр и посчитали делом чести финансово поучаствовать в том, чтобы отмазать талантливую молодежь. Цвет нации — политологи, журналисты, экономисты, спортсмены. Будущее страны. И что, разве они не имеют права чуть-чуть похулиганить?