Город под прицелом — страница 26 из 40

Дождик шел так же неторопливо, как и наш разговор. В темных лужах уже отражались фары автомобилей, вода дрожала и расплескивалась из-под резины колес.

Домой я шел долго, пешком, не обращая внимания на попутные автобусы, уже полупустые. Хотелось насладиться свежестью, октябрьским ветром и темными низкими тучами.

4

Все-таки время года влияет на настроение. И осенью особенно часто задумываешься над жизнью. Я лежал на диване возле темного окна, в котором виднелись кривые ветки качающегося дерева. Оно как будто просилось в гости, наклонялось, заглядывало к нам в квартиру. Аня уже спала, а у меня душа была не на месте. И не знаю — почему… Ради чего я живу? Все дни однообразны, пусты и бессмысленны. И молчаливы. Я поймал себя на мысли, что часто бывали дни, когда я не произносил ни одного слова. Только работал и работал. А вечером за ужином мы с Аней обсуждали прошедший день. Рассказывать мне зачастую было нечего, потому что ничего и не происходило. А она обижалась.

В редкие моменты мы смотрели старые фотографии и видео.

— Помнишь, как мы познакомились? — спрашивала Аня.

— Да, конечно. На свадьбе друзей. Ты была дружкой, а я просто гостем.

Свадьба друзей практически стерлась из памяти, как и их лица. А мы остались друг у друга.

— Ты мне тогда не особенно понравилась, хотя платье у тебя было красивое.

— Да знаю я, — Аня демонстративно закатила глаза. — Ты мне тоже.

— Удивительно, что мы начали встречаться, — покивал я.

— Да… Помнишь тот наш первый год?

— Конечно. Наверное, самый счастливый. А потом началась война.

— И ты взял меня и принял решение уехать. Ты же хотел вернуться… Постоянно хочешь вернуться…

— И возвращался. И не раз. И опять уезжал. И окончательно потерялся бы, если бы не ты.

Мы говорили о тех вещах, которые и так хорошо знали. Проговаривали их в очередной раз. Зачем? Чтобы не забыть, кто мы? Из раза в раз одно и то же, как молитва. Но это было нужно и Ане, и мне.

— Я никогда не чувствовала там себя дома.

— А здесь?

— Наверное, да, наш дом теперь здесь.

— Ну, если по документам, то да, — горько улыбнулся я.

Где же мой дом?

Квартира родителей, в которой я прожил двадцать лет, а потом ушел, начал жить с первой девушкой и уже никогда не возвращался в нее окончательно, только как в перевалочный пункт, где можно отдохнуть, а потом снова уйти непонятно к кому.

Дом бабушки в деревне… Как часто он снится и как редко я там бываю. Уже нет бабушки, а дом продан и разрушается. Я был там недавно, но… лучше бы не ездил. Новые хозяева не жили в деревне, поэтому все ценное, что там было, растащили соседи, все постройки наполовину обрушились, а дом стал пустым помещением.

А потом… череда съемных квартир. Мы с Аней меняли по три квартиры в год, так уж складывались обстоятельства. И в какой-то момент я понял, что не могу находиться долго в одном месте, меня тянуло переехать. Пусть даже в пределах одного города.

Не привязывайся ни к чему и ни к кому. Это все лишнее. Все испытания ты проходил и будешь проходить один. Это правило. А исключения его только подтверждают.

— Помнишь, как мы чуть не расстались? Ты тогда не работал очень долго.

— Да, помню. Я не работал, потому что… Ты знаешь, почему.

— Я думала, что ты вообще не хочешь работать, понимаешь?

— Разве я не доказывал обратное десятки раз?

— Да, но это было потом. А тогда мне казалось, что тебя все устраивает… Я плакала по ночам…

— Я помню твои слова. И никогда их не забуду: «Если ты не можешь дарить мне подарки, то я буду принимать их от других».

— Я… ты же понимаешь…

— Я понимаю и не упрекаю тебя, — прервал я Аню. — Ты делала все правильно. Это я совершал одну ошибку за другой. И я тебе благодарен. Не все бы прошли через это.

— Да… правда… немногие. Помнишь Пашу и Иру?

— Да и не только их… Сколько пар распалось. Наверное, в человеке в определенный момент что-то ломается. Ломается безвозвратно. А разбитую вазу не склеить.

— Но мы смогли? — неуверенно и тихо произнесла моя жена.

— Мы… Мы ее поймали перед самым падением.

— Как хочется отправиться куда-нибудь в путешествие… — сказала Аня. — Последнее время мы с тобой никуда не ездим.

— Мне тоже хочется. Но еще больше мне хочется, чтобы у нас в семье было пополнение.

— Можем завести кошку, — грустно улыбнулась Аня, глядя в окно и делая глоток чая.

— Да, я знаю, ты животных любишь больше, чем людей. Извини, я пошутил. Даже родители мои говорят: «Зачем ты живешь?». Они, конечно, имеют в виду то, что у нас нет детей. А нам уже за тридцать.

— Сергей! — она отвернулась.

Я затронул самую больную тему. И не потому, что хотел сделать ей больно и упрекнуть в чем-то. Просто я ощущал пустоту, неполноценность и бессмысленность. Ради чего я живу? Не знаю. Ради прошлого и настоящего, ради родителей и Ани. А в будущем что или кто? Двое пожилых и одиноких людей. Годы, десятилетия и века одиночества… И за что это наказание? Судьба такая…

Может, поэтому я любил менять места жительства. Что здесь я никто, что там, и даже вон там, а на другой стороне — тем более никто. И всем наплевать.

— Хочется попутешествовать, — повторила жена.

— Да, и мне, — повторил я.

5

Через несколько дней мне неожиданно написала Мила. Попросила мой номер телефона. Я думал, он у нее есть, но она сказала, что не записала его.

— Привет. Я помню, ты говорил, что хочешь покататься по области. Не хочешь со мной в Рамонь съездить?

Я бросил эту фразу во время нашей встречи, не рассчитывая ни на что. Но Мила запомнила.

— Привет. Да, давай.

— Ты где живешь?

— На Левом берегу.

— Говори адрес, я через полчаса заеду.

Отлично, думал я, хоть какое-то разнообразие.

Мила приехала на машине, я упал на сиденье рядом с ней. Поздоровался еще раз. Чувство неловкости и неуверенности охватило меня. О чем говорить с ней? Вижу ее второй раз в жизни. Да еще и симпатичная. Меня выбило из колеи. Я как школьник или студент на экзамене. А передо мной декан. Но самое главное, какой я для нее студент — любимец или ненавистный прогульщик? От этого зависит, как будет строиться разговор.

— Мне тут по заданию надо съездить в Рамонь, — рассказывала Мила, выруливая на федеральную трассу. — Ты был там?

— Нет, я здесь особо нигде не был.

— Ты что! — удивилась она. — Там есть настоящий дворец. Я тебе покажу.

— Это я по своей области ездил и неплохо ее знаю, во многих городах бывал. А здесь… не было такой возможности.

— Но ты любишь путешествовать? — уточнила Мила.

— О, еще как люблю. Знаешь, дорога в последние годы стала моим любимым местом. Не важна цель, важен путь.

— Да, наверное, согласна. У меня есть стихи про дорогу.

— Почитаешь?

— Прямо сейчас? — бросила она, обгоняя несколько фур, мчащихся в Москву.

— Ну, можно и потом.

— Погоди, дай припомню…

И она начала сбивчиво, но приятным голосом читать свои стихи. Трасса, красивая девушка, читающая стихи. Мелькающие желто-красные деревья. Наверное, именно в этот момент во мне что-то екнуло. Я даже приоткрыл окно.

— Старый стих, я плохо его помню.

— Ничего, ты круто прочитала. Мне понравилось, правда. А про природу есть? — спросил я, вглядываясь в поля.

— Тебе интересно?

— Ну конечно, зачем бы я спрашивал.

— Я давно ничего нового не писала и не читала.

— Все хорошо, продолжай. Если это не отвлекает от дороги.

Она так мило улыбнулась, не глядя на меня. Но я получил эту улыбку. Ее первую улыбку, адресованную мне.

Я от удовольствия прикрыл глаза. Как же все атмосферно было. И чувство такое… Оно промелькнуло и разбавило серые будни… Чувство, как в восемнадцать лет… Ее голос звонко прыгал под гул машины. И я почувствовал себя так хорошо, как давно не чувствовал. И вдруг мне захотелось увидеть ее красивые глаза, насыщенно синие. Я мельком бросил взгляд — она сосредоточенно смотрела на дорогу. Я не смог рассмотреть ее глаза так внимательно, как хотел. Но мое внимание приковали губы, читающие стихи. Их движение, их приятный цвет и форма… Я отвернулся, уставился в окно и нахмурился, отгоняя от себя позабытые эмоции.

Что мне бросилось в глаза в Рамони, так это улица имени Юлиуса Фучика, героя-коммуниста Чехословакии, казненного нацистами. «Репортаж с петлей на шее» — его выдающееся произведение. И памятник уроженцу села Сергею Мосину, который изобрел легендарную винтовку.

А дальше был парк, в котором кружили желтые листья. За ним — дворец Ольденбургских. Мы с Милой прошлись вокруг него, сама усадьба сейчас была закрыта для посещений.

— Красиво, — протянул я.

— Я давно была внутри, там тоже интересно.

Она рассказала немного об истории дворца. Я как любитель истории оценил это, по-щенячьи глядя ей в глаза. Потом понял, что переборщил, и сделал лицо кирпичом.

— Тогда я должен угостить тебя кофе. В этот прохладный день.

Пришлось долго ее уговаривать.

— Да успокойся, ты меня пригласила, катаешь, показываешь достопримечательности Рамони, читаешь свои стихи. Могу я хоть что-то для тебя сделать…

Мне удалось ее убедить и наконец расплатиться с продавцом кофе. И мы продолжили прогулку по длинной аллее, защищенной высокими стройными тополями. Несмотря на неловкость вначале, теперь я чувствовал себя более комфортно. Мы делились историями из своего прошлого, шутили и смеялись. И как будто звучала гитарная небыстрая и неагрессивная мелодия. Желтый цвет листьев, разбросанных ветром по асфальту, добавлял душевного тепла.

Я поймал себя на мысли, что так хорошо мне не было очень давно.

Она остановилась возле лавочки, попросила подождать и отправилась в серое здание, стоявшее неподалеку. Почему-то улыбка не сходила у меня с лица, пока я ждал Милу.

— Муж не будет ревновать, что ты меня с собой взяла? — спросил я, когда она вернулась.