В кабинет вошел его помощник с позывным Горняк, потому что работал когда-то на шахте.
— Все готово, — уверенно заявил он.
Помедлив, Рэм сказал:
— Хорошо, начинайте.
И верные Рэму отряды взялись за работу.
Бойцы республики на позициях в районе Ленинска, конечно, не знали, что началось в городе. А в городе началась стрельба. Многие сдавались, застигнутые врасплох, они не понимали, что происходит, почему их бывшие соратники направили на них оружие.
Но были те, которые бы никогда не приняли вражескую сторону. Они моментально сориентировались в ситуации и оказали сопротивление. Потому и началась стрельба. Эти люди, конечно, не сразу поняли, кто их предал. Как правило, боестолкновения в городе были достаточно короткими, перестрелки непродолжительными. Рэм не один день все это планировал, но решиться все должно было как раз за один день. А вскоре в город должны были войти украинские войска.
Рэму было противно смотреть на себя в зеркало. Надломилось что-то у него внутри. Надломилось тогда, когда ему предложили круглую сумму наличными. Ломалось и сейчас, когда верные ему люди ликвидировали тех, кто мог оказать сопротивление. Тех, с кем он шел одной дорогой все эти годы. Но доллары способны залечить любые надломы. По крайней мере, Федор Ромашин очень на это надеялся.
Полдня Владимир Соколов, бывший комендант Ленинска, читал книгу, сидя за столом у окошка своего дома. Он уже давно приловчился обходиться во всем одной рукой. Левую ему ампутировали по локоть после покушения около семи лет назад. Только иногда он забывал, что ее нет, и пытался взять ей нужную вещь или прикоснуться к супруге. Но через секунду одергивал себя. С годами эта привычка почти пропала.
В двенадцать часов дня Сокол услышал, что в городе идут бои. Обстрелы из артиллерии и танков и так не прекращались уже пару месяцев в связи со спецоперацией. Но тут стрелковый бой шел буквально на соседних улицах.
Он позвонил жене:
— Ты знаешь, что происходит?
— Что-то нехорошее, Вова. Какая-то неразбериха. Все разное говорят.
Супруга работала продавцом в магазине, поэтому всегда была в курсе всех слухов.
— Неужели нацики прорвались в город?
— Ох, не знаю… Вроде как наши.
— Что? — прокричал в трубку от неожиданности Владимир. — В каком смысле наши?.. Так, вот что. Закрывай магазин и иди в гараж, к машине. Встретимся там.
Такого плохого предчувствия у Сокола не было давно. Происходило что-то очень серьезное. И за себя он переживал не так сильно, как за жену.
Он, сохраняя спокойствие, вернул книгу на ее место на стеллаже. Из шкафа достал кобуру с пистолетом и пристегнул на пояс. Все эти годы он не расставался с оружием, продолжал упражняться в стрельбе. Владимиру очень хотелось, чтобы ему сегодня не пришлось использовать оружие, но если понадобится, то он сделает это без промедления.
В этот момент услышал, как к дому подъезжает машина. Пригнувшись и посмотрев в окно, он увидел, как из автомобиля вышло несколько бойцов со знаками отличия республики. Они вошли во двор и постучали в дверь.
— Кто там?
— Товарищ Сокол, вас комендант Ленинска вызывает по срочному делу.
Какие же хитрецы, подумал Владимир. А зачем присылать целый отряд, чтобы привезти одного инвалида? Нет, у них приказ взять его живым. Знают, что он может оказать сопротивление.
И он его, несомненно, окажет.
На такой случай у Соколова уже имелись заготовки. Он быстро прикрепил гранату с протянутой леской в специально сделанную нишу возле двери.
— Сейчас оденусь и выхожу, — крикнул он незваным гостям.
А сам метнулся в комнату, открыл окно и достаточно ловко для однорукого перемахнул через подоконник. Оказавшись в палисаднике, заросшем малиной и крыжовником, он успел отойти метров на пятьдесят в сады, когда услышал взрыв…
…Двое солдат-предателей вошли в дом, выбив дверь. Гранату они не заметили. В сенях бойцы начали дергать дверь, ведущую в комнаты. В этот момент сработала «лимонка». Вспышка, хлопок, полетевшие осколки. Двое окровавленных, завалившихся на холодный пол людей. Два предателя, пришедшие за жизнью другого человека…
Сокол представил, что сейчас произошло в его доме. «Надеюсь, пожар не начнется. А то дома жалко», — промелькнула единственная мысль.
Издалека доносились визг колес и крики. Теперь его будут усиленно искать, так что появляться в городе нельзя.
Пройдя через участки соседей, Владимир оказался у русла пересохшей речушки. За спиной по-прежнему раздавались выстрелы, иногда вспыхивали короткие перестрелки.
— Что же творится?! — вслух сказал Сокол.
Он взял телефон и, сделав несколько неудачных попыток дозвониться, все-таки смог наконец связаться с человеком, которому доверял, — Андреем Шишковым.
— Ты знаешь, что случилось?
— Нет. Бои в городе. У меня под окном трое убитых, — совершенно спокойно ответил Андрей.
— Чьи?
— Да наши. Правда, я их не знаю.
— Ты выбраться сможешь? — с надеждой сказал Владимир.
— Попробую.
— Да. Если это укры, то… сам понимаешь. Где встречаемся, знаешь?
— Знаю, знаю. Сокол, удачи.
— И тебе.
Владимиру повезло — путь к гаражному кооперативу лежал через довольно пустынный массив со складом, базой механизации и несколькими домами. Людей на улицах не было. Соколов надеялся, что и его никто не приметил. Кто враг, было непонятно. Им мог сейчас оказаться любой. Его единственная рука лежала на рукоятке пистолета. Конечно, против пары автоматчиков это почти бесполезно. Но, по крайней мере, оружие немного успокаивало. Остаться без него в такой ситуации означало бы верную гибель. Лишь бы с женой ничего не случилось. Не должно быть за ней слежки. Если есть, то всем им конец.
Пришлось накинуть капюшон куртки. Появлялся шанс, что его никто не узнает.
Осторожно, но быстро Владимир продвигался в гаражный кооператив.
Глава 4
Последние недели прокурора города Ленинска Романа Овчаренко были напряженными и бессонными. Работы всегда хватало, но теперь она нарастала как снежный ком, а подчиненных постоянно не хватало. Он занимался важным делом — фиксировал обстрелы, общался с пострадавшими жителями, документировал преступления украинских боевиков. Роман Овчаренко свято верил в то, что все это пригодится для трибунала. Не международного, так нашего, российского.
Потом произошло странное — внезапно начались бои в городе. Он среагировал оперативно, приказал выдать личному составу оружие. Если противник уже здесь, то прокуратура будет одним из важных объектов, который они попытаются взять.
Не успел немногочисленный личный состав вооружиться, как Овчаренко увидел в окно своего кабинета на третьем этаже подъезжающие автомобили. Это были свои — подчиненные Рэма. Его это обрадовало — видимо, прислали помощь, усиление. Но эта радость моментально улетучилась, когда раздались выстрелы в здании.
— Что за черт? — сказал своему помощнику Овчаренко.
Затем прозвучали одиночные выстрелы. Крики долетели до третьего этажа. Кого-то ранили.
Прокурор города, чувствуя, что дело неладно, жестко скомандовал:
— К лестнице!
Вдвоем, с автоматами наперевес, они заняли позицию у единственной лестницы, которая вела на их этаж.
Еще несколько человек выглянули из своих кабинетов.
— Боевая готовность! — приказал Овчаренко. — Что-то странное здесь творится.
Они услышали топот ног — к ним поднимались. У Овчаренко пробежал холодок по спине. Все эти годы он документировал преступления украинской армии и националистов, занимался важной работой, не жалея себя, свои нервы, но воевать ему не приходилось. «Мы на войне», — напомнил он себе. Здесь не может быть жалости. Здесь не должно быть слабости. Здесь парализующий страх означает гибель. А значит, на спусковой крючок нужно нажимать без сожаления.
Сколько людей продвигалось к ним, понять было трудно.
— Стоять! — из-за стены скомандовал им Овчаренко. — Кто такие? Что происходит?
— Мы от Рэма.
— Что за стрельба?
Ответа не последовало, но Роман услышал шорох движения. Не задумываясь, он резко выглянул в дверной проем и выпустил автоматную очередь, после чего снова скрылся. В ответ раздались выстрелы и крики. Овчаренко понял, что ранил одного бойца.
Помощник прокурора повторил действия шефа, но менее удачно. Ответный огонь перебил ему плечо. Он застонал и осел, опершись спиной о стену и выронив автомат.
Роман выругался про себя и, выставив из-за стены оружие, начал стрелять, не давая противнику продвинуться по лестничной клетке.
Остальным сотрудникам Овчаренко приказал забрать раненого и уходить через окно в конце коридора, где была железная пожарная лестница. Подчиненные замешкались.
— Давайте! — тихим рыком надавил он.
Они достали магазин из автомата раненого сотрудника и по полу бросили его Овчаренко. Тот только активней стал поливать огнем лестничный пролет. Сотрудники уходили, забрав с собой раненого.
В этот момент в коридор влетела граната. Она упала прямо рядом с Романом. Его глаза округлились. Он подумал, что это конец. Руки сами разжались, оставив автомат, схватили «лимонку» и бросили ее в открытую дверь ближайшего кабинета. Через мгновение раздался взрыв, заставивший все в груди сжаться. После этого снизу зазвучали очереди. Овчаренко повернул голову и увидел, как его коллеги выбираются сквозь открытое окно. Нет, он должен их прикрыть, должен найти в себе силы сосредоточиться и действовать быстро и решительно.
Автомат снова оказался в его руках. Овчаренко унял дрожь, покрепче сжав оружие. Выстрелил очередью из-за угла и услышал, как что-то тяжелое бухнулось и покатилось по ступенькам.
«Один раненый, один убитый, — подумал он. — А может, это был один и тот же».
Сменив рожок, Роман продолжил стрелять. Прокурор видел, что его люди выбрались и, скорее всего, уже на земле. Теперь надо было думать, как уходить самому. Он должен успеть добежать до окна.