— Хорошая речь, — пробормотала она. Себастьян говорил; она игнорировала его, сосредоточившись на Джейсе. — Очень убедительная.
— Думаешь? Вообще-то я хотел начать со слов: «Друзья, римляне, злыдни…», но потом решил, что они не оценят мой юмор.
— Ты думаешь, что они — злыдни?
Он пожал плечами.
— Конклав назвал бы их именно так. — Он отвернулся от Себастьяна, глядя на нее сверху вниз. — Ты выглядишь красивой, — сказал он, но его голос был странно безразличным. — Что случилось? — она была застигнута врасплох
— Что ты имеешь в виду? — он распахнул пиджак
Под ним была белая рубашка. Бок и рукав были запачканы красным. Она заметила, что он действует весьма осторожно, отойдя от толпы, дабы показать ей кровь.
— Я же ощущаю то же, что и он, — ответил Джейс. — Или ты забыла? Я использовал иратце, пока никто не заметил. Это ощущалось, будто кто-то режет мне кожу лезвием бритвы.
Клэри встретила его взгляд. Нет смысла врать, ведь так? Пути назад не было, ни буквально, ни фигурально.
— Себастьян и я подрались.
Он изучал ее лицо.
— Тогда, — ответил он, застегивая наглухо куртку, — я надеюсь, что ты выиграла ту схватку.
— Джейс… — начала она, но он уже обратил свое внимание на Себастьяна.
Его профиль был холодным и четким в лунном свете, как силуэт, вырезанный из темной бумаги. Себастьян, стоящий перед ними, опустил арбалет и поднял руки.
— Так вы со мной? — взревел он. По толпе пошел ропот, и Клэри напряглась. Один из толпы Нефилимов, старик, откинул капюшон и сердито посмотрел.
— Твой отец давал нам много обещаний. Которые не выполнил. Почему мы должны доверять тебе?
— Потому что я докажу свои слова прямо сейчас. Сегодня, — ответил Себастьян, и вынул из-под туники копию Смертельной Чаши. Она сверкала мягким белым светом под луной.
Ропот усилился. Во время ропота Джейс произнес:
— Надеюсь, что все пройдет гладко. Я ощущаю, что не спал прошлой ночью.
Он стоял лицом к толпе и пентаграмме, наблюдая с живым интересом. Углы его лица смягчились в свете ведьминого огня. Она видела шрам на его щеке, впадины на висках, восхитительную форму его губ.
«Я не вспомню этого», говорил он. «Когда я вновь стану таким… каким был, под его контролем, я не вспомню, как был самим собой».
И это было правдой. Он забыл каждую деталь. Так или иначе, хоть она и знала, боль от того, что она видела, как он забыл, была нестерпимой.
Себастьян спустился со скалы и направился к пентаграмме. У ее края он начал распевать заклинания.
— Abyssum invoco[9]
Lilith invoco[10]
Mater mea, invoco[11]
Он отстегнул от своего пояса тонкий клинок. Поместив Чашу в изгиб своей руки, краем лезвия он провел по своей ладони. Хлынула кровь, черная в лунном свете. Он прикрепил клинок обратно к поясу, и, держа кровоточащую руку над Чашей, продолжил распевать на латыни. Сейчас или никогда.
— Джейс, — прошептала Клэри. — Я знаю, что это не настоящий ты. Я знаю, что внутри еще есть часть тебя, которая не согласна с тем, что здесь происходит. Попытайся вспомнить, кто ты, Джейс Лайтвуд.
Он развернул голову к ней, в его взгляде было изумление.
— О чем ты говоришь?
— Прошу тебя, постарайся вспомнить, Джейс. Я люблю тебя. Ты любишь меня…
— Я люблю тебя Клэри, — сказал он резким голосом. — Но ты говорила, что поняла. Все это. Кульминация всех наших трудов.
Себастьян вылил содержимое Чаши в центр пентаграммы.
— Hic est enim calix sanguinis mei[12]
— Не наших, — прошептала Клэри. — Я не часть этого. Так же, как и ты…
Джейс резко выдохнул. На мгновение Клэри показалось, что это реакция на ее слова (возможно, как-то она смогла пробить его защиту), но она проследила его взгляд и увидела, что в центре пентаграммы появился вращающийся огненный шар. Он был размером с бейсбольный мяч, но он рос на ее глазах, удлиняясь и изменяя свою форму, пока не принял образ женщины, сотканной из огня.
— Лилит, — произнес Себастьян звучным голосом. — Как ты призвала меня, так теперь я призываю тебя. Как ты даровала мне жизнь, так и я дарую жизнь тебе.
Медленно языки пламени потемнели. Теперь перед ними всеми стояла она, Лилит, в полтора раза выше обычного человека, полностью обнаженная, а ее черные волосы водопадом спускались по спине к лодыжкам. Ее тело было серым, как пепел, испещренным черными линиями, подобно вулканической лаве. Она посмотрела на Себастьяна, и вместо глаз у нее были корчащиеся черные змеи.
— Дитя мое, — выдохнула она.
Себастьян начал светиться, словно сам состоял из ведьминого огня, — бледная кожа, бледные волосы, а его одежда казалась черной в свете луны.
— Матушка, я призвал вас, как вы того и желали. Сегодня ты будешь матерью не только мне, но и новой расе. — Он указал на ожидающих Сумеречных Охотников, которые неподвижно застыли, видимо, от шока. Одно дело — говорить о призыве Высшего Демона, совсем другое — увидеть ритуал вживую и Демона во плоти. — Чаша, — произнес он, и протянул кубок ей, ее бледно-белый край был испачкан его кровью.
Лилит расхохоталась. Смех был похож на трение огромных камней друг о друга. Она взяла Чашу и, небрежным движением, будто снимая насекомых с листа, разорвала зубами свое пепельно-серое запястье.
Очень медленно показалась грязная черная кровь, проливаясь в Чашу, которая менялась, темнея от ее прикосновения, ее кристальный свет обращался грязным.
— Как Смертельная Чаша была дана Сумеречным Охотникам как талисман и символ перемен, так и эта Дьявольская Чаша будет дарована тебе, — произнесла она обжигающим голосом, схожим с дуновением ветров. Она опустилась на колени, протягивая Чашу Себастьяну. — Прими мою кровь и испей. — Себастьян принял Чашу из ее рук. Теперь она блестела черным, словно была из гематита. — Как будет расти твоя армия, так будет расти и моя сила, — прошипела Лилит. Вскоре я восстановлю свои силы для полного возвращения… и тогда мы разделим огонь власти, сын мой.
Себастьян склонил голову.
— Мы объявили о твоей Смерти и исповедываем твое Воскрешение.
Лилит рассмеялась, поднимая руки. Пламя поглотило ее тело, и она поднялась в воздух, разорвавшись на множество вращающихся частиц света, которые постепенно угасали, как угли умирающего костра. Когда они полностью исчезли, Себастьян ударил по пентаграмме, разрушив ее целостность, и поднял голову. На его лица играла жуткая улыбка.
— Картрайт, — произнес он. — Будь первым.
Толпа расступилась, и вперед вышел мужчина в одежде, рядом с ним шла спотыкающаяся женщина. Она была скованна цепью, которую он держал в руке, а длинные, спутанные волосы прятали ее лицо от других. Клэри вся напряглась.
— Джейс, что это? Что происходит?
— Ничего, — ответил он, рассеянно глядя вперед. — Не волнуйся, никто не пострадает. Просто изменится. Смотри.
Картрайт, чье имя Клэри смутно помнила из пребывания в Идрисе, положил руку на голову пленницы и заставил ее встать на колени. Затем он наклонился и схватил ее за волосы, рывком поднимая ее голову. Она взглянула на Себастьяна, щурясь от ужаса и неповиновения, а черты ее лица были ярко освещены луной.
Клэри резко вдохнула.
— Аматис.
Глава 21. Ад уже здесь
Сестра Люка подняла взгляд, ее голубые глаза, столь схожие с глазами Люка, задержав его на Клэри. Она казалась ошеломленной, потрясенной, взгляд казалось расфокусированным, как будто ее одурманили. Она попыталась встать на ноги, но Картрайт толкнул ее обратно вниз.
Себастьян шел прямо к ним, с Чашей в руках. Клэри поднялась вперед, но Джейс поймал ее за руку и дернул назад. Она пнула его, но он тут же подтянулся к ней на руках, закрыв ей рот ладонью.
Себастьян разговаривал с Аматис низким, гипнотическим голосом. Она ожесточенно замотала головой, но Картрайт схватил ее за длинные волосы и дернул ее голову назад. Клэри слышала ее крик, тонкий звук на ветру.
Клэри вспомнила о ночи, которую она провела, наблюдая за тем, как поднималась и опускалась грудь Джейса, думая о том, что она могла все это оборвать одним ударом клинка. Но у этого не было ни лица, ни голоса, ни плана. Сейчас же у этого было лицо сестры Люка, теперь Клэри знала план, но было поздно.
Себастьян сгреб в охапку волосы Аматис, прижав Чашу к ее губам. Он заливал в нее содержимое Чаши, пока оно стекало по ее горлу, она кашляла и издавала рвотные позывы, а черная жидкость стекала по ее подбородку. Себастьян отдернул Чашу, но дело уже было сделано.
Аматис издала жуткий надломленный звук, а ее тело начало дергаться. Ее глаза увеличились, став полностью черными, как у Себастьяна. Она ударила руками по лицу, из нее вырвался вопль, и Клэри с изумлением заметила, что с ее руки исчезает руна Ясновидения: сначала она побледнела, а затем и вовсе пропала.
Аматис опустила руки. Выражение лица смягчилось, а глаза вновь стали голубыми. Их взгляд был прикован к Себастьяну.
— Освободи ее, — сказал брат Клэри Картрайту, глядя на Аматис. — Позволь ей подойти ко мне.
Картрайт щелчком снял крепление, связывающее его цепью с Аматис, и отступил, на его лице была любопытная смесь опасения и очарования.
Аматис мгновение неподвижно находилась в своей позе. Затем она встала и пошла к Себастьяну. Она опустилась перед ним на колени, ее волосы касались грязи.
— Хозяин, — произнесла она. — Чем я могу служить вам?
— Поднимись, — сказал Себастьян, и Аматис грациозно поднялась с земли. Казалось, что внезапно у нее сменился стиль движений и походка. Все Сумеречные Охотники двигаются бесшумно, но она двигалась со столь бесшумной грацией, что Клэри бросило в дрожь.
Она стояла прямо перед Себастьяном. Только сейчас Клэри заметила, что ее длинное белое платье оказалось ночной рубашкой, как будто ее разбудили и похитили из кровати. Какой ужас, проснуться здесь, среди этих фигур в капюшонах, в этом ужасно, заброшенном месте. — Подойди ко мне, — поманил Себастьян, и Аматис шагнула к нему. — Она была