Когда мы, наконец, добираемся до цели нашего путешествия – паба под названием «Постоялый двор „Белый Олень“», наверняка известного своими привидениями, – я готова к худшему. Поэтому с огромным облегчением обнаруживаю, что тук-тук-тук Вуали вдруг слабеет, превращаясь в легкую щекотку.
Какое счастье, в этом пабе призраки не водятся.
По крайней мере, здесь их не больше, чем в целом городе. И это хорошо: я могу торжественно заявить, что участвовала во всем, что делали сегодня «Оккультурологи». Мама с папой и группа спешат в паб, где у них намечена съемка. Там они сразу скрываются в заднем помещении. Ну, а мы с Финдли (и Джейкобом, конечно) садимся за ближайший стол и заказываем еду.
Финдли встает и подходит к барной стойке. Но даже оставшись одни, мы с Джейкобом не начинаем разговор. У меня из головы не выходят слова, которые он мне сказал – и то, чего не сказал. Джейкоб сидит, не отрывая глаз от стола, и пытается сдвинуть с места картонный кружок – подставку под кружку.
Снова появляется Финдли, с двумя пинтами пива.
– Гм, – говорю я, – мне нельзя пить, я еще не взрослая.
Финдли раскатисто смеется.
– Не, девочка, это не для тебя, – он ставит один стакан перед собой. – Вот это мне… – объясняет он, придвигая второй стакан ближе к пустому стулу рядом с собой, – а это для Реджи.
Я озираюсь.
– Реджи?
– Реджи Уэзершир, – спокойно отвечает Финдли. – Мой старый приятель. Это было его любимое место.
У меня округляются глаза. Покойный муж миссис Уэзершир. Тот, что умер восемь лет назад.
– Вы думаете, его дух здесь? – спрашиваю я.
Финдли добродушно разводит руками.
– Чего не знаю, того не знаю. Но если он здесь, я хочу, чтобы у него была возможность промочить горло. И всегда покупаю ему пиво.
Никаких признаков мистера Уэзершира я не вижу ни здесь, ни по ту сторону Вуали. Но папа мне как-то объяснял, что живые цепляются за умерших, а «привидения» – это просто наш способ сохранить рядом с собой потерянных людей. Я-то знаю, как все обстоит на самом деле, но, может, и в папиных словах есть доля правды – вон как радуется Финдли при мысли, что мистер Уэзершир как будто здесь, с ним, в пабе.
Нам приносят большую коробку картошки фри – я хотела сказать, чипсов. Я брызгаю на них уксусом и кладу одну штучку в рот.
Финдли усмехается.
– Мы еще сделаем из тебя местную жительницу!
Я тянусь за следующим ломтиком.
– А вы правда верите в привидения?
– Именно так, – отвечает он, не задумавшись ни на секунду. – В каком-то смысле. Верю, что после смерти человека что-то остается, вроде как память о нем. Я слишком долго живу в этом городе, чтобы не верить. Но не думаю, что они могут быть для нас по-настоящему опасны.
Лара бы, пожалуй, с этим не согласилась.
– А даже если и так… – продолжает Финдли. – Я слышал, у тебя есть собственное привидение вместо ангела-хранителя.
Я настораживаюсь, но в его голосе нет насмешки. Правда в глазах мелькает озорной огонек, но Финдли надо мной не издевается.
– С таким другом тебе нечего бояться.
Джейкоб поднимает голову и скупо улыбается.
– Ты и сама знаешь, я всегда тебя прикрываю, Кэсс.
– Ну, – говорит Финдли, – расскажи мне о своем призраке. Как его зовут?
Я забрасываю в рот еще кусок картошки.
– Джейкоб. Он спас мне жизнь.
Финдли высоко поднимает брови.
– Серьезно? Ну, ты просто везунчик.
Я бросаю на Джейкоба взгляд. Еще бы.
Покраснев, Джейкоб снова опускает глаза. Вскоре к нам присоединяются мама, папа и съемочная группа, и, пока все едят, разговор переходит на технические проблемы съемки. Я строю башни из чипсов. Джейкоб пытается их разрушить.
Наконец, мы поднимаемся из-за стола, разбираем вещи и оборудование и идем к выходу. Оглянувшись на наш стол, я замечаю, что стакан мистера Уэзершира пуст.
Если этот день чему-то меня научил, так это тому, что мне еще многое предстоит узнать.
Возможно, мир еще более странное место, чем я думаю.
Телевизионщики с нами прощаются, мы бредем домой, в Лейнс-Энд. Папа и Финдли увлечены разговором, Джейкоб насвистывает мелодию из мультфильма (я никак не могу вспомнить, какого), а мама с наслаждением подставляет лицо летнему ветерку. Высоко в небе висит луна.
Вечер чудесный – ясный и безоблачный. Я без устали фотографирую извилистые улочки, янтарные фонари. Даже здесь, по эту сторону Вуали, я чувствую в этом городе что-то волшебное.
Мы уже почти в конце Королевской Мили, когда я слышу песню.
Ее подхватывает эхо. Сначала мне кажется, что это поет кто-то из уличных артистов или играет волынщик. Но на улице темно и пусто. А звук ясный, как хрусталь.
Поет женщина.
Ее голос цепляет меня, как крючок, заставляет замедлить шаг. Мне знакома эта песня. Вернее, знаком голос той, кто поет. И это не человек. Я представляю себе ее алый плащ, ее черные локоны, протянутую ко мне руку. Я останавливаюсь и поворачиваюсь, пытаясь понять, где поют. Песня звучит так близко. Я хочу ее найти.
Я должна ее найти.
– Вы слышите? – шепчу я. Но никто ничего не замечает, даже Джейкоб смотрит на меня так, будто я выжила из ума. Я верчу головой, прислушиваюсь, но не успеваю найти источник звука, как мелодия обрывается.
Теперь я не слышу ничего, кроме ветра.
Родители долго не ложатся, обсуждают, как прошел день, готовятся к завтрашней съемке. Зато я сразу ложусь – ничего не хочу, только спать (и желательно увидеть во сне что-нибудь получше, чем закоулки с призраками и могильные склепы).
Но сон не идет.
Не спится и все тут.
Я кручусь и верчусь с боку на бок. Стоит закрыть глаза, как я вижу туннели Тупика Мэри Кинг и десятки изможденных бледных лиц, обращенных ко мне. Картина блекнет, и я уже не в подземелье. Передо мной на улице стоит Лара Чаудхари, в пальцах у нее кулон-зеркало.
Смотри и слушай…
Узри и узнай…
Вот что ты такое…
Проворочавшись полночи, я не выдерживаю, отбрасываю одеяло и вскакиваю, чуть не наступив на Мрака. Тихонько пробираюсь в гостиную. Дверь в спальню родителей приоткрыта, но свет не горит, и я слышу негромкое похрапывание папы.
– Джейкоб! – шепчу я в надежде, что мой друг где-то рядом, но он не отзывается.
Я подхожу к старому письменному столу у окна. Мой аппарат на фиолетовом ремне здесь, в луче лунного света. Я смотрю на счетчик кадров – в кассете их осталось еще десять. Я поворачиваю камеру, чтобы протереть линзу полой пижамы, и неожиданно кое-что замечаю.
Не так уж часто мне приходится оказываться по эту сторону камеры, поэтому я никогда раньше не замечала, что объектив блестит как стекло. Или зеркало.
Что если Джейкоб именно поэтому упорно не смотрит в камеру, когда я его фотографирую?
Сколько же тайн он хранит?
Сколько всего мне еще предстоит выяснить и понять?
Глава шестнадцатая
– Ты уверена, что не хочешь пойти с нами? – спрашивает меня утром мама. – Мы будем исследовать подземелья под Южным Мостом. Говорят, что паранормальная активность там буквально бьет ключом!
По-вашему это нормальный разговор родителей с детьми?
– С каких пор ваша семья стала нормальной? – спрашивает Джейкоб.
– Наверняка так и есть, – говорю я маме, прижимая к себе Мрака, – но, думаю, я лучше это пропущу.
– Все в порядке? – интересуется папа. Он торопливо записывает в тетрадь мысли, только что пришедшие ему в голову.
– В полном! – уверяю я. Но не уточняю, что внизу меня ждет девочка, чтобы поговорить про охоту на призраков. Я даже не позволяю себе думать об этом, пока рядом Джейкоб, и секрет встает между нами, как обман. А я предпочитаю притвориться, будто побаиваюсь. – Просто… – для правдоподобия я прикусываю губу. – Я все еще не пришла в себя после Тупика Мэри Кинг… – Там в самом деле было страшно. Особенно, когда Вуаль меня не выпускала. – Я не уверена, что хочу сегодня все повторить.
– Ой, детка, – мама откидывает волосы, упавшие мне на лицо, – я слышала, как ты всю ночь ворочалась и металась. Так вот в чем дело? – Я киваю, и она гладит меня по голове. – Ты же всегда так чувствительна к подобным вещам.
– И утопление не улучшило ситуацию, – весело вставляет Джейкоб. Я кидаю на него предостерегающий взгляд.
– Энергия там внизу, – я опускаю голову и картинно вздрагиваю, – была такая темная.
Джейкоб фыркает. Он считает, что я переигрываю, но мама сочувственно кивает.
– Да, там отчетливо ощущалось что-то недоброе, – соглашается она.
– Вероятно, брать туда ребенка было не самой лучшей идеей, – говорит папа.
Меня это так возмущает, что я еле сдерживаюсь. Ненавижу, когда меня называют ребенком. А по его тону я догадываюсь, что они с мамой уже разговаривали на эту тему. Папа вообще был против того, чтобы я ехала с ними в Эдинбург. Значит, они рассматривали и вариант без моего участия?
– Нет! – выпаливаю я. – Со мной все будет прекрасно. Мне нужен всего один день. Даже не день. Одно утро! Несколько часов в нормальной обстановке без призраков, духов, полтергейстов или…
Я тараторю, а сама быстро соображаю.
По тому, как хмурится Джейкоб, я понимаю: он пытается догадаться, что я задумала. Но сейчас я сосредоточена только на родителях.
– Может, все дело в жирной еде и джетлаге. Я немного отдохну, а потом отправлюсь на встречу с привидениями, – обнадеживаю я их под конец.
– Я уверена, золотко, так и будет, – и мама целует меня в макушку.
Папа оставляет мне на всякий случай немного денег, листок с сегодняшним расписанием съемок и строго-настрого велит дожидаться их возвращения в Лейнс-Энд – Эдинбург, конечно, очень красивый город, но мы все-таки за границей.
– Веселой погони за призраками! – кричу я им вслед и закрываю дверь.
Джейкоб падает на диван рядом со мной.
– Чем займемся? – слишком громко спрашивает он. – Можем посмотреть телевизор: у шотландцев такие дурацкие передачи… Или поищем, где миссис Уэзершир прячет свои бисквиты, или… Ты почему так на меня смотришь?