– У нас не бывает детей и любви, только если с иными сущностями. Есть очень мало легенд, которые…
– А ты знаешь такие? – Белая Женщина поняла без слов, и в глазах её сверкнуло любопытство. – Как такое вообще может быть?
Рика засмеялась:
– Да просто. Это легенды, которые идут бок о бок. О человеке, который был бы неразрывен с другим. После смерти они сами не разлучаются, и не разлучаются их легенды.
– А где они… живут? – выдохнула Белая Женщина.
– Люди – среди диких садов и витражей, в городе Изувеченного Бога. Это очень далеко отсюда, выше всех звёзд.
– Изувеченного? – тревожно переспросила Белая женщина, но лицо Рики не дрогнуло.
– Был один… человек. Может, чародей, может, что-то выше. Он правил множеством миров и в несколько из них приходил проповедовать добро и свет. Увы, обычно смертные прогоняли его, а иногда и убивали: кто-то боялся его чудес, кто-то просто не хотел, чтобы им мешали зверствовать. Видя, что раны его заживают всё хуже, Бог решил дать людям свободу. Приходить он перестал, но в своих краях создал уютное место, где возлюбленные, друзья, семьи, герои, странники, верившие в то же, во что он, и потерявшие друг друга в большой беде, могли бы воссоединяться. Отдыхать. И потом уже идти куда-то ещё.
– Красиво… – мечтательно произнесла Белая женщина. – Не оттуда ли некоторые наши пришельцы? Они, правда, чужих садов вроде не помнят, ничего не помнят…
– Может быть. – Рика улыбнулась, но тут же погрустнела. – А вот легенды… легенды хранят миры, из которых такие люди ушли. Их нельзя увидеть, – пальцы Рики сжались на ровно сияющем красном кулоне, – но они поддерживают жизнь во всех других, менее счастливых существах. Дают надежду…
«…таким, как я». Она хотела сказать это. Но не сказала. Кара вздохнула.
– Рика, ты говорила ещё «иные сущности». Ну, что с ними вам тоже можно сходиться. А ты…
Легенда дёрнулась, и задумчивое выражение в её глазах опять сменилось колючим. Она быстро прервала:
– Я не думала об этом.
– А сейчас?
Она поджала губы.
– Сейчас я хочу, чтобы Ширкуху было спокойно. И тогда будет спокойно мне.
– Рика, я не о том…
Но легенда, не скрывая облегчения, прижала к губам палец: Смерть и мальчик-город приближались. Белая женщина замолчала и вся съёжилась, как недовольная кошка. И у огня они сели уже вчетвером.
В этот вечер мальчик снова вынул из кармана медальон и гладил пальцами чеканную крышку, поглядывая на Кару. Хотел подарить его, но опять не решился и спрятал под рубашку. Замок остался наглухо закрыт. Какая ирония… И какая удача.
Под утро мальчик открыл глаза от разливающейся по всему телу боли. Поначалу он решил, что это из-за поединка с Харэзом, но всё же прижал к груди руку. Вслушался. Лавина знакомых звуков обрушилась на него, и он застонал, но тут же зажал рот рукой.
В стенах погребённого города уже некуда было прятаться; люди начинали задыхаться, забыв даже о том, что мертвы. Мальчик ощущал, как они мечутся, как поднимают головы к незримому небу и как хрипят: горло забивается песком. Он улавливал слабый безнадёжный зов и шевелил высохшими губами в тщетной попытке ответить. Его то знобило, то бросало в жар, и он не мог пошевелиться – беспомощно лежал на спине, ощущая, как слёзы бегут по лицу. Каждая невыносимо жгла, в каждой скреблись кроваво-красные песчинки.
Едва в небе забрезжил свет, как наваждение разом схлынуло. Телу стало легко, голова прояснилась, высохли ресницы и щёки. Сердце звучало, как обычно, тихо. Мальчик поднял дрожащие руки, провёл по гладкой коже скул и медленно вдохнул.
Кажется, всё было в порядке.
Поколебавшись, он всё-таки передвинулся ближе к уже почти не светящейся Каре. Звезда, не просыпаясь, положила руку ему на макушку. Через минуту он снова крепко уснул.
А буря поднималась – пока где-то далеко.
Я задумчиво смотрел, как она распрямляет гибкую, покрытую мелкими песчаными чешуйками спину, как разевает тёмную беззубую пасть и встряхивается, как её пустой взгляд выискивает какую-нибудь пищу.
Буря увидела путников. И, негромко рыча, рванулась вперёд.
Я не мешал ей. Я понял, что скоро она приведёт одного из Четверых прямо мне в руки.
И я этого жду.
13. Самум
Ясным промозглым утром мальчик проснулся с воспоминанием об очень плохом сне. Но воспоминание это было смутным, и он поскорее его отогнал. Какое-то время он не шевелился, бездумно разглядывая Харэза: тот, явно давно проснувшийся, сидел подле своего верблюда и смотрел на горизонт. Рика полулежала рядом, устроив на тёплом верблюжьем боку голову. Кажется, идущий от Смерти холод ничуть ей не мешал.
– Хочешь потренироваться, пока не жарко? – тихо спросил Харэз, заметив, что мальчик открыл глаза.
Тот кивнул. Они встали и отошли от еле теплящегося костерка.
Сегодня мальчику почти удалось победить; может, он даже победил бы, если бы звезда и легенда не проснулись раньше и не позвали их. Рассыпав песчаные мечи, Харэз вдруг странно улыбнулся и сказал:
– Я дал тебе несколько уроков, малыш… надеюсь, мне не нужно давать тот, что ты не я и твои умения не стоит использовать во зло?
Вместо ответа мальчик глубоко ему поклонился. Харэз с удовлетворением кивнул, отвёл с лица упавшие волосы и первым пошёл назад.
Вскоре маленький караван тронулся в путь. Погода оставалась прохладной весь следующий час, и второй, и третий. Невидимое светило, казалось, не старалось в полную силу. Потрогав песок ладонью, мальчик понял, что он еле тёплый, сказал об этом Харэзу, и тот нахмурился, но промолчал.
Птиц тоже не было. Если поначалу мальчик думал, что они просто улетели уже все, то вскоре засомневался. Возможно, птицы спрятались. Возможно, им было от чего прятаться.
Зыбкое беспокойство снова дало о себе знать, и, как ни странно, первым это беспокойство разделил чёрный безымянный верблюд. Харэз шёл сегодня пешком, просто ведя его под уздцы, но животное стало всё чаще останавливаться и упрямиться. Оно поводило маленькими округлыми ушами, вытягивало трубочкой губы, мотало головой. Если Харэз заговаривал, верблюд успокаивался и шёл снова. Но длилось это недолго.
– Сядь уже на него, – раздражённо предложила к середине дня Кара. Было всё ещё промозгло, зной не пришёл. – Он, наверное, думает, что ты хочешь его бросить или съесть, вот и не идёт.
Харэз с досадой отмахнулся и дёрнул за поводья. Верблюд послушно пошёл; зазвенели золотые браслеты на его ногах, и этот звон тоже был каким-то… другим. Мальчик прислушивался и улавливал всё больше неприятного пугливого дребезжания. Несколько десятков шагов – и чёрное животное остановилось опять, на этот раз ещё и развернувшись полубоком. Разинув пасть, оно издало нервный невнятный взвизг.
– Харэз… – Это сказала Рика. Она шла с ним рядом, а сейчас неожиданно ухватила за руку. Тот наклонился. – Что-то не так. Что?
Харэз обернулся. Взгляд скользнул по мальчику, по Каре, снова обратился к пустому небу. Он явно колебался, но, когда Рика ухватилась за его пальцы крепче и нахмурилась, всё же сдался.
– Кажется, скоро будет песчаная буря. Боюсь, нам негде от неё укрыться.
– Проклятье! – Кара посмотрела на горизонт. Он выглядел совсем чистым, и мальчик с надеждой спросил:
– Это ведь не точно?
Харэз сухо усмехнулся и не ответил. Поджав губы, повернулся к верблюду, обхватил его обеими руками за морду и принялся бесцеремонно разворачивать. Теперь он бормотал что-то на языке, которого мальчик не понимал.
– Не ругайся! – одёрнула звезда. – Тут…
– Не ребёнок, – в свою очередь вяло напомнил мальчик.
С каждым днём всё больше хотелось, чтобы Кара перестала вот так его воспринимать. Именно Кара, насчёт остальных было более-менее неважно, но она…
Рика, похоже, так нервничала, что даже обошлась без ядовитого хмыканья. Верблюд покорно повернулся, но вместо прежнего направления двинулся немного наискосок. Харэз, поднявший было кнут, сдался и объяснил:
– Похоже, он чует, где безопаснее. Идёмте пока так.
И снова они пошли, но путь по бескрайней красной глади окончательно перестал быть хоть немного весёлым. Молчание не пыталась нарушить даже Кара. И все время от времени кидали взгляды вперёд – на по-прежнему безоблачный горизонт, где небо целовало песок.
– Если задует, ты ведь сможешь стать невидимым и… ну, как это… прозрачным? – тихо спросила Кара, поравнявшись с мальчиком.
– Я не делал этого очень давно, – признался тот. – Ни разу с тех пор, как проснулся.
– Пробуй сейчас! – потребовала Кара. Она то кусала губу, то начинала грызть косу.
Он попробовал: зажмурился и сосредоточился, а потом начал медленно стирать себя, как если бы был неровной карандашной линией. Открыл глаза. Кара щёлкнула его по носу.
– Я тебя вижу. Давай ещё.
Он пробовал. И пробовал. И снова пробовал, пока не вспомнил предутренний сон, который вовсе не был сном. Грудь заболела, и он в упор взглянул на Кару.
– Давай, Зан, – настаивала она. – Я хочу быть спокойна хотя бы за тебя!
Но он покачал головой, и пришлось сказать правду:
– Нет. Думаю, во мне мало осталось от города, Кара. И потом… – он постарался улыбнуться, поправил тюрбан, который она каждый день теперь повязывала ему на макушке, – я бы не бросил тебя. Ну как я могу?
Это правда. Он сам удивлялся тому, как привязался к беспокойной белой звезде. К её бодрому голосу, размашистым жестам, смеху и странному взгляду, каким она порой глядела в ночное небо. Он всё больше понимал: ей, скорее всего, есть по чему там скучать. И… в глубине души всё меньше хотел, чтобы её желание исполнилось. Одёргивал себя, зная: это неправильно. Одёргивал, видя: такую не удержишь, мир маленькой планеты, даже если все города оживут, для неё тесен. Одёргивал, в конце концов, с грустью глядя на своё отражение в её же глазах или в воде. «Мальчик», «ребёнок», «маленькая жёлтая звезда»… Они даже дружить на равных никогда не смогут, хотя чем больше проходило времени, тем старше – а может, и старее – он себя чувствовал. Порой он ворошил больную память и задавался вопросом: а таким ли он был… триста лет назад, пятьсот? В те дни, о которых рассказывал Харэзу? Пока всё вокруг было полно сил? Всё-таки стены его появились довольно давно.